Всеобщий ужас поразил испанцев Центральной Америки, когда неожиданно флот корсаров появился в виду Панамы, уже воскресшей и ставшей более процветающей, чем до погрома, учиненного Морганом.
Появление этих страшных людей мигом пробудило память о прошлых несчастьях, перенесенных от таких же разбойников, почему Дэвис и не осмелился атаковать город, а отдал якоря у острова Тарога после четырех недель беспрерывного наблюдения за бухтой в ожидании хоть какого-нибудь покинувшего гавань судна.
Вице-король запросил помощи в Мексике и Перу, сформировал эскадру и направил ее к острову, чтобы покончить с опасными бандитами.
Эскадру составляли семь боевых кораблей, два из которых были вооружены семьюдесятью пушками каждый.
Море было бурным, качество кораблей — несоразмерным. К тому же флибустьеры не знали рельефа дна и не имели достаточного количества артиллерии, чтобы противостоять мощным испанским батареям.
По этим причинам испанцы не могли не тешить себя надеждой за один день уничтожить этот внушающий страх сброд.
Уже был окружен и подвергнут жесточайшему обстрелу один из фрегатов, но другие корабли корсаров находились в открытом море, а поэтому могли легко избежать плена; однако они сделали поворот и поспешили на помощь своим товарищам.
Казалось, опасность придала флибустьерам Дэвиса нечеловеческую силу.
Они с неистовством напали на испанские фрегаты и галеоны и, хотя не могли победить в этом бою вследствие огромного превосходства вражеских сил, по справедливости заслужили пальму первенства.
Самым удивительным было то, что в этом столкновении флибустьеры потеряли только один барказ с испанскими пленниками.
Эта лодка была так изрешечена испанскими ядрами, что могла вот-вот утонуть, а поэтому флибустьеры просто-напросто бросили ее вместе с пленниками.
Эти последние, сообразив, что они свободны, немедленно взялись за весла, надеясь, что их подберут соотечественники.
Однако испанский адмирал, приняв этот барказ за вражеский брандер, двинулся ему навстречу и, приказав как можно быстрее открыть огонь, потопил лодчонку, став таким образом палачом несчастных пленников, сам не ведая о том.
Поскольку во время сражения ветер и волны резко усилились, флотилия флибустьеров была вскоре рассеяна.
Некоторые суденышки исчезли в тот злополучный день, и никаких вестей о них в дальнейшем не приходило. Другие же в конце концов соединились и нашли убежище на острове Сан-Хуан, удаленном от континента на пять лиг.
Но после такой катастрофы не замедлило появиться несогласие, особенно между англичанами и французами, то есть между протестантами и католиками.
Казалось странным, что эти морские разбойники помнят о своей религии; в особенности это касалось англичан, чья родная земля в эти годы раздиралась борьбой между различными сектами. Они просто взрывались, когда видели, что их сотоварищи спасали при грабежах символы католической веры.
Сто тридцать французов поселились на Сан-Хуане; вскоре к ним добавились еще двести, которых привел капитан Гронье, обогнувший мыс Горн; англичане же выбрали путь по Магелланову проливу, чтобы вернуться в Мексиканский залив.
И все же среди флибустьеров нашлись решительные и смелые люди. Они уходили с острова во всех направлениях, порой захватывали испанские парусники, вели военные действия на перешейке.
Они взяли штурмом городки Леон и Эспарсо, сожгли Ралехо и повсюду сеяли непреодолимый страх.
Поскольку разбойников такого масштаба еще не видывали в этих широтах, испуганные жители бежали куда глаза глядят, искренне веря в демонов, перевоплотившихся в людей.
Вместо того чтобы бороться с ними, жители заставляли своих священников проклинать бандитов, изгонять бесов; против морских разбойников было обращено самое священное орудие религии, словно бы речь шла о посрамлении ада.
Испанцы, подавленные такой катастрофой, пытались ослабить бедствие, послав в адрес Гронье письмо генерального викария Коста-Рики, в котором сообщалось о заключении мира между Испанией, Францией и Англией, а также о том, что вице-король Панамы предоставит в их распоряжение несколько судов для перевозки раскаявшихся разбойников в Европу.
Флибустьеры были не столь наивны, чтобы принять подобное предложение, отдававшее их в распоряжение неприятеля. Вместо ответа они штурмом взяли город Никойя, разграбили его и сожгли; от разрушения убереглись только церкви и прочие объекты католического культа.
Таково было положение дел, когда однажды утром, пока флибустьеры снаряжали несколько старых барказов, собираясь осуществить какой-нибудь смелый рейд, они увидели, как к их острову, ставшему маленькой Тортугой, пристают семь шлюпок с полутора сотнями человек.
Это были корсары графа ди Вентимилья и Равено.
Эти храбрецы, взяв и разграбив Пуэбло-Вьехо, быстрым маршем вышли к Тихому океану, чтобы отправиться на остров, на котором, они были уверены, им не откажут в поддержке.
Осторожно обходя города и селения, продвигаясь только в лесных массивах, чтобы не столкнуться с испанскими войсками, которые вице-король Панамы, обеспокоенный непрекращающимися нападениями, разослал во всех направлениях, решив сбросить в море этих опаснейших врагов, корсары благополучно добрались до берега Великого океана. Там они, воспользовавшись неожиданностью, захватили довольно большое число рыбацких лодок.
Однако на Сан-Хуан они прибыли не в самый благоприятный момент. Всего несколько дней назад испанский флот в количестве пятнадцати единиц появился в этих водах, вынудив Гронье и его людей поспешно сжечь свой фрегат и все имевшиеся у них шлюпки, чтобы они не достались врагу.
К счастью, испанцы удовлетворились тем, что взяли с собой все судовое железо, разрушив то, что осталось от судна, а на остров сунуться не решились.
Известие о прибытии сына Красного корсара и Равено, возвращавшихся после взятия Пуэбло-Вьехо, вызвало всеобщее воодушевление и даже заметно подняло мораль флибустьеров, которые после разрушения их флотилии были не в состоянии совершать свои рейды на континент.
Гронье, которому сообщили о прибытии родственника знаменитого Черного корсара и не менее знаменитого Моргана, завоевателя Панамы, поспешил навстречу. В мгновение весть о том, что в этих водах появился родственник самых знаменитых флибустьеров Мексиканского залива, облетела остров.
Гронье, в отличие от Равено, дворянином не был, однако он пользовался славой одного из самых дерзких корсаров того времени. Начинал он, как и почти все флибустьеры, юнгой; он сражался во Франции, в Англии, в Голландии, потом, желая быстро сколотить состояние, перебрался в Америку.
Но, к сожалению, он прибыл слишком поздно, после того как л’Олоне и Монбар, три корсара, Граммон, Ван Хорн, Морган и многие другие, не менее известные, полностью разграбили все города Мексиканского залива.
Тогда он пошел по следам Дэвиса, обогнул мыс Горн и поспел в самое время, чтобы грабить городки Центральной Америки с помощью трех сотен отчаявшихся людей, не боявшихся ни аркебуз, ни испанской артиллерии, ни — тем более — их эскадр.