Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Беловинский cтр.№ 53

Успех знахарей того времени я объясняю малочисленностью врачей, почти полным отсутствием амбулаторий и плохой славой, которой пользовались тогдашние больницы. Простого человека в больницу можно было отправить только силой. Ходили рассказы в народе, что в больницах немцы-лекаря морят голодом (диета), сажают в кипяток (ванна), потрошат кишки. Поэтому простой народ и предпочитал лечиться у знахарей в банях растиранием мазями, правлением костей, накладыванием банок и горшков. В банях всегда были цирюльники, занимавшиеся кровопусканием всех родов и вообще лечением, а иногда проделывали это и простые мужики-парильщики, а в женских банях – бабки-сторожихи. Больной прислуге стоило только намекнуть о больнице, как она бросалась в ноги и умоляла не отправлять ее в больницу. Помню, что кровь бросать, банки себе ставить и сухие горшки накидывать очень многим из лиц того времени, которых я знавал, очень нравилось. При каком-либо нездоровье говорили, что это «кровь нудит», «кровь наружу просится», «кровь в вереда пошла», – шли к цирюльнику и бросали себе жильную кровь ‹…›

Помню также, что в деле лечения была слабость к ношению фонтанелей, что делалось в большинстве случаев не по указанию врачей, а по совету опять-таки «сведущих людей», то есть цирюльников, знахарей, знахарок. Мой дядя… носил фонтанель – горошину на руке около плеча и растравлял себе рану в течение многих лет. Знахари ставили от ломоты, сыпей или вередов заволоку под кожу из шелковой ленты, что при передвижении ленты, для удаления накопившегося гноя, производило страшное мучение… Прибавлю, что против грыжи многие мужчины носили в ухе серебряную серьгу, а против какой-либо заразы – непременно медный крест на шее, который часто вешался рядом с золотым, а также и ладанку с головкой чеснока. Также от заразы у входных дверей квартиры вешали открытую банку с дегтем и пучок чесноку. Это была тогдашняя дезинфекция.

Такие медные кресты и ладанки с чесноком носили на шее и мы, дети. Висели у нас и деготь и чеснок у дверей в квартире. В доме у нас верили в «симпатические средства», но для лечения нас от недугов приглашали доктора… Без лекарств лечению не верили. Помню, что мы, дети, болели очень часто горловыми болезнями. Лечение заключалось в прижигании горла ляписом, полоскании шалфеем с ромашкой и молоком, а внутрь прописывали луковый и фиалковый сиропы. О хинине я что-то не помню. Для понижения жара поили потогонным: малиной, бузиной, липовым цветом. Температура тела не измерялась. Как слабительное давался настой александрийского листа. Пиявки были в большом употреблении, для постановки которых приглашался цирюльник. Пиявки сохранялись у нас дома в банке с водой, и про них говорили, что они «отдыхают».

Но независимо от приглашения доктора нас лечили и домашними симпатическими средствами. От кашля надевался на горло шерстяной чулок с левой ноги, натертый серым мылом, а на грудь накладывался нагрудник из синей сахарной бумаги, пропитанной свечным салом. Свечным же салом смазывали и нос от насморка и даже давали сало пить, накапанное в ромашку, от грудной боли. От горловых болезней на шею вешали также кольцо, свернутое из хряща гусиного горла. Подчас нас, больных детей, спрыскивали и водой с углей, так как большинство болезней приписывалось сглазу. Делали опрыскивание изо рта, внезапно, так чтобы испугать больного. Водка-перцовка также считалась лекарством внутренним и наружным.

Микробов, бактерий и бацилл тогда не знали, но все-таки предугадывали их, и при заразных болезнях окуривали помещение больных можжевельником и уксусом, ставили деготь на блюдечках, делали ванны с серным цветом и мыли зеленым калийным мылом. Дезинфекцией это, впрочем, не называлось, да тогда и не знали этого слова. Также не слыхал я тогда в нашей семье и слова «дифтерит», хотя он, несомненно, в нашей семье бывал» (Цит. по: 101; 132–136). Останется добавить, что это были относительно образованные люди, читавшие светские книги, петербуржцы в третьем поколении, служившие приказчиками в иностранных фирмах.

При дурном состоянии медицины и вере в знахарей и «симпатические средства» нередкие эпидемии, например холеры, выкашивали великое множество народа. Медицинские средства при эпидемиях были сродни знахарским: «мортусы», подбиравшие мертвых и заболевших на улицах и из домов, обмазывали свои повозки и глухие балахоны с капюшонами, в которые они одевались, дегтем, вооруженные карантинные посты никого не пропускали, а письма прокалывали несколько раз, спрыскивали уксусом и держали над можжевеловым дымом. Простой же народ твердо знал, что причина всех болезней – лихоманки, дьявольское наваждение. Всего их 12, а по некоторым сведениям даже до 70, и, вроде бы, это дочери царя Ирода. Все они имеют вид косматых простоволосых старух. Сведущие люди знали всех их по именам и имели против них молитвенный список, который носили зашитым в тряпицу на гайтане с нательным крестом.

Смертность при таких способах лечения была колоссальной. И не только среди крестьянства или рабочих, как поучали нас большевистские идеологи. Крестьяне и рабочие мемуаров не писали, а вот дворяне оставляли свидетельства своей жизни. Очень любопытно посмотреть на рождаемость и смертность в дворянских семьях. Среди них было немало тех, в которых совершеннолетия достигали 2–3 ребенка из многочисленного семейства. Дочь смоленского помещика, жившего в городе, Е. Н. Водовозова, вспоминала, что из «громадной семьи умерло лишь четверо детей в первые годы своей жизни, и только холера сократила число ее членов более чем на половину…» (25; 123). У бабушки поэта Я. П. Полонского большинство детей умерли от оспы, из 18 остались 2 сына и 5 дочерей (104; 279). В дворянских семьях много детей умирало и не от эпидемий. У бабушки историка П. И. Бартенева из 22 детей после болезней выжили шестеро (6; 48).

Но почти с таким же успехом вымирали и взрослые; умер и отец Водовозовой. От простуды скончался Император Николай I. В 1865 г. от чахотки (бич того времени, и именно среди горожан!) умер в 22 года наследник престола Цесаревич Николай Александрович, а в 1895 г. от нее же – 20-летний Великий князь Алексей Михайлович, в 1899 г. от той же болезни умер в 28 лет Великий князь Георгий Александрович. У них ли не было врачей! Численность популяции поддерживалась лишь очень высокой рождаемостью.

И благо еще болезней немного было: горячки да лихорадки. Ну, правда, умирали еще от живота и от головы. Диагностика заболеваний и сегодня не на должной высоте. А тогда… Сын уфимского чиновника и помещика, С. Т. Аксаков месяцы находился между жизнью и смертью, и обезумевшей от горя матери даже настоятельно советовали не мучить ребенка, положить его под образа, чтобы душенька отлетела спокойно: «Кажется, господа доктора в самом начале болезни дурно лечили меня и, наконец, залечили почти до смерти…» (1; 290). Но вдруг однажды он почувствовал себя лучше и дело пошло на поправку – организм сумел преодолеть и болезнь, и лечение. Чем он болел, отчего и как его лечили? Но это Уфа и еще конец XVIII в. А вот в Москве (!) в 1832 г. у богатого помещика и чиновника, окончившего Московский университет, умерла после родов вторая жена: «молоко бросилось в ногу». От этого же ранее, в Симбирске, умерла его первая жена, но ей «молоко бросилось» уже в голову. А дядюшка мемуариста, известный поэт, бывший министр юстиции и сенатор И. И. Дмитриев, умер в Москве же в 1837 г.: «Он был совершенно здоров и выезжал. В день своей болезни он обедал дома, и умеренно; но кушанья за столом были тяжелые. После обеда, одевшись довольно тепло, он пошел садить акацию… Тут он почувствовал дрожь; под конец впал в беспамятство. Четыре доктора навещали его, но не могли осилить болезни, и через три дня его не стало» (37; 354, 381).