– Попробую. Возможно, мне удастся его выкупить. Я выкупил уже очень многих. Но беда в том, что почти все члены Конвента, которые работали со мной, в настоящий момент сами ожидают отправки на гильотину. Еще есть Лавиконтри и Люлье из Комитета общественной безопасности. Я увижусь с ними сегодня в Тюильри и постараюсь заручиться их поддержкой.
Барон сел. Андре отодвинул стул от стола и последовал его примеру.
– Вот незадача! – посетовал он. – Еще несколько дней, и ареста Помеля вообще не случилось бы. Да, не повезло.
– Не повезло, – согласился маркиз, глядя на своих собеседников. – Но я подозреваю, что наше везение соответствует нашим заслугам. Так что это и не везение вовсе, а естественное следствие наших поступков.
В его тоне было столько желчи, что неприятно пораженный де Бац возразил ему довольно резко:
– О нет. Тут я с тобой не согласен. Временами судьба довольно жестоко насмехается над нами. Наше усердие заслуживает лучшего.
– О, я говорю не о вас и не о горстке преданных делу людей, которые рискуют жизнями здесь, в Париже. Я имел в виду этого толстого дурака в Хамме.
– Бог мой, Ла Гиш! Ты говоришь о регенте!
– Который однажды может стать королем Франции. Я вполне отдаю себе в этом отчет.
Де Бац нахмурился. Трудно сказать, чего было больше в его взгляде – негодования или недоумения.
– Ты, часом, не стал ли санкюлотом?
– У меня было такое искушение, когда пал Тулон.
Андре-Луи, во многом разделявший чувства барона, воскликнул с досадой:
– Тулон! Дался вам этот Тулон! Никак он не идет у вас из головы. Но вы же не будете отрицать, что в Тулоне фортуна сыграла с нами злую шутку?
– Буду. Злую шутку с нами сыграл граф Прованский. Ответственность за наше поражение я возлагаю только на него.
– На регента? Но это безумие!
Ла Гиш скривил губы.
– Вот как? Безумие? А вам известны факты? Вы знаете, что защитники Тулона несколько месяцев ждали приезда принца? Они хотели, чтобы он возглавил войска. Моде отправлял к его высочеству курьера за курьером. Уговаривал, торопил, объяснял, насколько присутствие принца воодушевит тех, кто поднял во имя него королевское знамя.
– Но в конце концов он же поехал, – напомнил Андре-Луи.
– Поехал, когда было уже слишком поздно. Да и то лишь потому, что я пристыдил его. Он отправился в Тулон в тот самый момент, когда роялисты, устав сопротивляться, смирились со своим поражением. Их обескуражило безразличие принца к героизму своих сторонников и к их страданиям. Об этом безразличии весьма красноречиво свидетельствовало отсутствие главы дома, под знаменем которого они шли умирать. И воля к победе постепенно покинула их.
Барон все же попытался защитить своего принца:
– Вероятно, он просто не мог уехать из Хамма раньше. Как можно судить его, не зная причин задержки?
– Вышло так, что я их как раз знаю. Регента удерживала в Хамме женщина. Банальная любовная связь оказалась для этого неповоротливого кретина важнее долга и всей крови, которая за него лилась.
– Вы сошли с ума, Ла Гиш!
Маркиз улыбнулся, устало и презрительно.
– Не сейчас. Когда я узнал об этом, то и впрямь едва не обезумел. Но с тех пор прошло время, и я успел осознать, что важен не человек, а дело. Дело – все, а человек – ничто. Поэтому я сожалею только об одном – что не пристрелил этого жирного негодяя, когда выяснил причину, удерживавшую его от выполнения священного долга. Сплетники оказались тысячу раз правы. Пока роялисты истекали кровью и умирали за него в Тулоне, глава королевского дома не мог найти в себе силы покинуть нежные объятия мадемуазель де Керкадью. Вероятно, он искал там утешения после измены госпожи де Бальби, которая, как поговаривают в Брюсселе, нашла себе русского любовника.
Гневно передернув плечами, маркиз резко повернулся к камину и снова протянул руки к огню.
В комнате за его спиной повисла неестественная тишина. Двое собеседников маркиза, казалось, не дышали. Только тихое звяканье севрских часов на каминной полке, отметивших половину десятого, нарушило это жуткое безмолвие.
Де Бацу показалось, будто невидимая рука сжала ему сердце. Барон застыл в кресле, глядя прямо перед собой, и боялся повернуть голову в сторону Андре-Луи, который сидел справа от него на расстоянии вытянутой руки.
Услышав имя Алины, Андре-Луи дернулся, словно от удара. Теперь он сидел неестественно прямо, как мраморное изваяние, и бледность его лица действительно не уступала белизне мрамора.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Потом маркиз, ощутив странную тишину у себя за спиной, обернулся и озадаченно посмотрел сначала на одного, потом на другого.
– Что, черт побери, с вами происходит?
Этот вопрос рассеял чары, которые сковывали Андре-Луи. Он поднялся на ноги и застыл в напряженной позе, с неестественно прямой спиной.
– Злой язык – признак жестокого сердца, – произнес он очень медленно, холодным язвительным тоном. – Я слушал вас с растущим недоверием, господин маркиз. Последнее ваше утверждение, низкое и лживое, доказывает никчемность прочих ваших слов.
Теперь и Ла Гиш, и де Бац тоже оказались на ногах. Барон впервые в жизни по-настоящему испугался. Ла Гиш с видимым усилием обуздал свой гнев.
– Моро, вы, должно быть, потеряли рассудок. Я не потерплю подобных выражений ни от одного человека в мире.
– Я сознаю это. И я к вашим услугам.
Де Бац бросился вперед и встал между ними.
– Стойте! Что такое? Mordieu! Сейчас не время для личных ссор. Дело превыше всего…
– Есть кое-что, что я ставлю превыше дела, Жан, – перебил его Андре-Луи. – Честь мадемуазель де Керкадью, которую запятнал этот лжец.
Ла Гиш шагнул вперед.
– Ах так! Parbleu!
[300]
Возможно, во Франции и произошла революция, но все революции на свете…
– Остановитесь! Ради бога, остановитесь! – Барон стиснул локоть маркиза. – Послушайте минутку, вы оба! Слушайте, говорят вам! Ла Гиш, вы не знаете, вы не понимаете, что вы сказали…
– Не понимаю, что сказал? – Ла Гиш надменно посмотрел на барона сверху вниз. – Тысяча чертей, Жан! Ты тоже полагаешь, что у меня злой язык? Разве я похож на человека, который может с легкостью запятнать честь женщины?
– Судя по вашим словам, так оно и есть, – огрызнулся Андре-Луи, сверкнув глазами.
Де Бац поспешно заговорил, стремясь предотвратить новую провокацию:
– Вы доверились разговорам, сплетням, скандальным слухам, которые всегда есть вокруг имени принца…
– Доверился сплетням, говорите? Я что, похож на разносчика сплетен? Я говорю то, что знаю. Эти разговоры, эти слухи действительно ходили в Тулоне, когда я там был. Опасаясь вреда, который они могли нанести миссии принца, Моде отправил меня в Хамм сообщить его высочеству, что он должен немедленно приехать, – в противном случае его честь невозможно будет спасти. По приезде я стал выпытывать правду у д’Антрега, и д’Антрег не смог отрицать, что эти слухи обоснованны. Но это еще не все. Я потребовал, чтобы меня немедленно отвели к регенту. Я был в таком негодовании, что д’Антрег побоялся мне отказать. Мы застали принца врасплох в объятиях женщины. Говорю вам, я видел его собственными глазами. Я ясно выразился? Я нашел его в объятиях мадемуазель де Керкадью, в комнате мадемуазель в гостинице «Медведь».