Пятое сердце - читать онлайн книгу. Автор: Дэн Симмонс cтр.№ 82

– Вы читали «Женский портрет»? – спросила Хелен Рузвельта. – Это поразительный словесный портрет американской женщины.

– Опубликованный более десяти лет назад, когда мистер Джеймс последний раз навещал Америку, – сказал Рузвельт. – Я повторяю: американские писатели должны оставить комфорт загнивающего Старого Света и вернуться сюда, чтобы заново узнать Америку и ее народ.

Хэй подался вперед, словно намереваясь вмешаться, однако Джеймс произнес с улыбкой:

– Готов держать пари, мистер Рузвельт, что не каждое слово в «Покорении Запада» написано вами на Западе. Ваши заметки, воспоминания и выписки подготовили вас к тому, чтобы писать это достойное сочинение в Нью-Йорке, Вашингтоне или на пароходе, идущем в далекие края.

– Конечно, – сказал Рузвельт, стискивая кулак. – Но я жил на Западе. Охотился на Западе. Выслеживал и брал в плен дурных людей, сражался с индейцами на Западе. Я жил на Западе и Западом до того, как написал первую страницу о Западе.

– А я жил в Америке и Америкой много лет, прежде чем отправиться в Европу и писать там о многом, но более всего – об американцах в Европе, – спокойно ответил Джеймс.

– Однако вы уехали тридцать лет назад, сэр, и заглядывали сюда только в гости, – прогремел Рузвельт.

– Не просто в гости, увы, – печально проговорил Джеймс.

– Когда началась война, вы по возрасту могли вступить в армию – и не вступили, – произнес Рузвельт тоном странного торжества, словно шахматист, ставящий шах конем.

Обычно холодные серые глаза Джеймса вспыхнули огнем.

– Мои братья Уилки и Боб были ранены на той войне, сэр. Уилки служил под началом полковника Шоу в Пятьдесят четвертом Массачусетском полку, состоявшем преимущественно из цветных, и получил тяжелейшую рану при атаке на Форт-Вагнер. Тяжелейшую, мистер Рузвельт… Его по чистой случайности нашел среди умирающих друг семьи Уильям Рассел, искавший своего сына Кэбота, погибшего в той же атаке. Все были убеждены, что Уилки не выживет. Много недель он лежал на грязной походной койке сразу у входа. И до самой смерти в ноябре восемьдесят третьего его мучили боли от полученных тогда ран. Я знаю про Войну Севера и Юга не понаслышке, мистер Рузвельт. Сколько вам было, когда она закончилась? Лет восемь?

– Семь, – ответил Рузвельт.

– Многие воевали, многим достались тяжелые испытания, – сказал Джон Хэй. – Война Севера и Юга – кошмар для всего нашего народа.

Джеймс повернулся к Хэю. Ему было занятно услышать такое мнение из уст человека, который недавно сделал состояние на книге о Линкольне и который в двадцать два года оказался в самом центре страшного водоворота войны.

– Я не тревожусь, что Америка останется без писателей, – сказал Генри Адамс. – Посмотрите на собравшихся за этим столом. Почти все здесь пишут и публикуются… или скоро будут публиковаться… да-да, я о вас, Хелен.

Дочь Хэев премило зарделась.

– Я ничего не пишу и не собираюсь, – сказала Клара Хэй.

– Ты написала поваренную книгу, дорогая, – напомнил ее супруг.

– Я говорю, – молодой Рузвельт продолжал переть напролом, – что Америка выходит на авансцену мировой истории и ей не нужен обабившийся писателишка – разумеется, ни к кому из присутствующих эти слова не относятся, – который бросил родину из-за изнеженного сентиментализма, мешающего ему быть мужчиной среди мужчин. Который ищет на чужбине убежища от ветров, закаляющих более сильные души.

Все разом шумно вдохнули. Джон Хэй на мгновение закрыл глаза, приложил ко лбу длинные белые пальцы и уже собрался что-то ответить, когда Джеймс поднял два пальца левой руки, дав ему знак молчать.

– Мистер Рузвельт, – сказал Джеймс, пристально глядя прямо в нацеленное на него пенсне, – во-первых, в данном контексте уместнее говорить не «сентиментализм», а «сентиментальность». Во-вторых, комиссия по государственной службе, взрастившая такого льва, как вы, достойна величайшего восхищения. Ваши слова заставили меня совершенно по-новому взглянуть на американское чиновничество.

Рузвельт открыл было рот, чтобы ответить, однако Генри Джеймс продолжал так же вкрадчиво:

– Но увы, ваш сегодняшний рык, мой дорогой сэр, умаляется для всякого разумного слушателя воистину поразительной бессвязностью ваших наблюдений и детской наивностью ваших чрезмерных упрощений.

Лиззи, Нанни и Хелен рассмеялись. Дель ошалело переводил взгляд с Рузвельта на Джеймса и обратно. Джон Хэй сцепил пальцы, его плотно сжатые губы побелели. Клара Хэй растерянно оглядывала гостей, видя, как ее чудесный прием разлетается в клочья, словно полковое знамя под ружейным огнем.

– Ваши фразы, мистер Джеймс, – процедил Рузвельт сквозь стиснутые зубищи, – в устном исполнении так же невразумительны, как и на типографской странице.

Джеймс улыбнулся почти лучезарно:

– В этом вопросе мой старший брат Уильям полностью с вами солидарен, мистер Рузвельт.

– Так мы точно едем в мае на Чикагскую выставку? – спросила Хелен.

– Мне не терпится увидеть статую богини-Республики Дэниела Честера Френча посреди Белого города – я читала, что ее высота шестьдесят пять футов, – подхватила Лиззи Камерон.

– А мне, признаюсь, хочется увидеть Диану Сент-Годенса на самой вершине Павильона сельского хозяйства, построенного архитектурной фирмой Маккима, Мида и Уайта, – добавила Нанни Лодж.

Джеймс повернул голову влево. Генри Адамс никогда прилюдно не упоминал Кловер или ее смерть, но станет ли он обсуждать памятник, поставленный Сент-Годенсом на ее могиле и уже получивший широкую известность? Или, если упомянуть памятник, Адамс ответит лишь долгим молчанием?

Адамс взглянул на друга и, словно прочтя его мысли, спросил:

– Гарри, вы не видели памятник Сент-Годенса на могиле Кловер на кладбище Рок-Крик?

– Не видел, Генри. Я еще не был в Америке с его завершения.

– Тогда поедем завтра его смотреть, – предложил Адамс. – Желаете присоединиться к нам, мистер Холмс?

– С большой охотой.

– Значит, договорились, – сказал Адамс, словно не замечая, что Лоджи, Камероны и Хэи смотрят на него потрясенно. – Я заеду за вами часов в десять.

– Прекрасно. – Джеймс не знал, что еще можно сказать. Он не мог вообразить, отчего Генри Адамс внезапно захотел отвезти на могилу покойной жены двоих людей, одного из которых сегодня увидел впервые.

Джон Хэй поднялся со стула:

– Быть может, мы попросим дам посидеть в гостиной, а сами поднимемся в библиотеку, покурить и выпить бренди?

– Всецело поддерживаю, – ответил сенатор Лодж.

Все встали.

Рузвельт по-прежнему жег Джеймса взглядом.

– Жеманное нагромождение выхолощенных, пустопорожних слов, – вполголоса пробормотал он, пока слуги отодвигали стулья.