– О господи! – хором воскликнули обе подруги. Потом Жанна, как более выдержанная, набрала полную грудь воздуха и продолжила:
– Ирина ведь все вам объяснила! Она обдумывала новый роман, и как раз в тот момент ей пришло в голову, как следует его продолжить. Именно об этом она говорила с нашей третьей подругой, а ваша свидетельница…
– Перепелкина, – вставил капитан.
– …ваша Перепелкина вообразила, что они обсуждают реальное убийство!
– Которое и произошло буквально через несколько минут! – торжествующе воскликнул капитан. После этого он перевел взгляд на Ирину и совсем другим тоном закончил: – Книжку подарите!
– Что? – удивленно переспросила Ирина, не ожидавшая такого поворота.
– Книжку. Эту, – капитан поднял в руке глянцевый томик, – подарите мне, пожалуйста. Если это и правда вы ее написали.
– А, да, конечно, – Ирина схватила книгу, переглянулась с Жанной, взяла у той ручку и размашисто написала на титульном листе:
«Капитану Яблокову – на память». Немножко подумала и приписала: «На добрую память».
Яблоков убрал книгу во второй ящик своего стола, первый был доверху заполнен яблочными огрызками.
– Ну, надеюсь, теперь вы не станете больше задерживать мою подругу? – задушевным голосом проговорила Жанна, придвинувшись к капитану.
Яблоков тяжело вздохнул и сказал:
– Ладно, можете быть свободны… Сейчас я вам пропуск выпишу. Только имейте в виду – никуда не уезжайте из города! Вы можете еще понадобиться следствию. То есть еще точно понадобитесь…
Он достал зеленоватый бланк и начал его заполнять.
– А Катя? – снова хором воскликнули подруги.
– Какая Катя? – Яблоков поднял на них непонимающий взгляд.
– Екатерина Дронова, наша третья подруга! – отчеканила Жанна. – Она тоже ни в чем не виновата! Она даже не пишет про убийства! Она сидит дома и шьет невинные панно из разноцветных тряпочек!
– Ах, Дронова! – капитан склонил голову набок, как спаниель, собравшийся поиграть с хозяином в пятнашки. – А Дронова, между прочим, задержана за мелкое хулиганство! Она, между прочим, лично мне нанесла грубое словесное оскорбление и пыталась нанести физическое… между прочим, с особым цинизмом и, кстати, при исполнении мной служебных обязанностей! И вообще, вы, пожалуйста, гражданка Ташьян, не бросайтесь в моем кабинете такими необдуманными заявлениями!
– Это какими?
– Такими, что она ни в чем не виновата! Только суд может определить ее невиновность!
– Не надо передергивать! – воскликнула Жанна. – Только суд может определить вину человека, а до того он считается невиновным! Не надо клеветать на наш справедливый суд!
– Да ладно вам, – капитан тяжело вздохнул и сделал странный жест рукой, – забирайте свою подругу! Только вы уж, того, за ней присматривайте, а то она у вас, это, какая-то неуправляемая.
– Присмотрим, – пообещала Жанна. А Ирина добавила:
– У нее, знаете, такая особенность – когда она голодная, то сама не своя становится, прямо бросается на людей!
– А! – В глазах капитана зажглось понимание. – У нас в управлении собака такая была, ищейка – первый класс, чутье сказочное, но жрала – это что-то страшное, и как вовремя не покормишь, тоже на всех бросалась… Пришлось ее в конце концов пристрелить…
– Это вы на что намекаете? – возмутилась Жанна.
– Ни на что! – Яблоков отмахнулся и позвал Таранькина:
– Эту, Дронову, тоже отпусти… только осторожно, она сейчас здорово голодная, так как бы не покусала…
Уже в дверях кабинета Ирина обернулась и спросила:
– Да, кстати, а деньги у него нашли?
– У кого? – Капитан поднял глаза от бумаг.
– У убитого. Я видела, как ему незадолго до убийства женщина, с которой он сидел, передала конверт с деньгами.
– Деньги? – переспросил капитан. – Нет, денег при нем не нашли. А что же вы раньше-то про эти деньги не сказали?
– А вы спрашивали? Вы только на меня наседали да повторяли, за что я его убила…
– Деньги, говорите? – задумчиво повторил Яблоков. – Ну, вот вам и мотив… еще кто-то, кроме вас, заметил, как ему отдавали эти деньги, проследил за ним, убил и ограбил… Самое обыкновенное дело… Ну, в этом случае имеем мы стопроцентный висяк…
– Висяк… – повторил капитан, когда дверь его кабинета закрылась за двумя женщинами. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда недоеденное, слегка потемневшее яблоко и вгрызся в него с хрустом.
– Дронова! – крикнул полицейский, отпирая «обезьянник». – На выход!
– Ну, Катюха, бывай! – напутствовала ее Леля. – Девкам расскажу твои приколы – все конкретно оборжутся! Надо же – менеджеры по продажам!
Полицейский провожал Катерину без такой теплоты.
– Моя бы воля – влепил бы я тебе, Дронова, как минимум десять суток принудработ! Ну, да ничего не поделаешь – начальство распорядилось отпустить! Только смотри – попадешься еще раз, припаяю тебе «хулиганку»!
Увидев в коридоре подруг, Катя бросилась к ним с объятиями.
– Ой, девочки, как хорошо, что вы меня сняли с кичи!
– Что? – переспросила Жанна, немного отстранившись и невольно принюхиваясь. – С чего мы тебя сняли?
– Ну, с кичи, со шконок… Короче, когда нас с Иркой замели… Да, Ирка, а ты-то где чалилась? Нам ведь с тобой одно дело на двоих шили, а развели по разным хазам… это не по понятиям!
– Катя, – Ирина строго взглянула на подругу, – как ты успела так быстро набраться таких слов! Что за ужасные выражения! И потом, прости, конечно, но чем это от тебя пахнет? То есть я понимаю, конечно, что там очень грязно, но еще чем-то таким… странным!
– А, это! – Катя расхохоталась. – Там такая конкретная девка была, Леля, из Лиговского профсоюза… Так она меня травкой угостила!
– Ужас какой! – Ирина огляделась по сторонам. – Откуда она здесь это взяла? Ведь это наверняка запрещено…
– Да с собой пронесла! – Катя опять расхохоталась. – Думаешь, здесь толком обыскивают? Да девки сюда что хочешь пронесут!
– Тише ты, – Жанна прижала палец к губам, – здесь же все-таки полиция, вдруг кто-то услышит, нас тогда не выпустят!
– Ой, девочки, – Катя прибавила шагу, – как же есть хочется! Целого слона бы сейчас съела!
– А мне больше хочется в горячую ванну, – мечтательно проговорила Ирина, выходя на улицу.
– Ну, в ванну, конечно, тоже, – согласилась Катя, – только сначала поесть… А можно так – есть прямо в ванне?
– Это очень вредно, – отрезала Ирина.
– Хороша! – Жанна укоризненно глядела на Катю. – Хороша, аж слезы душат!
Катерина была помята и растрепана, глаза таинственно блестели.