Библия в СМСках - читать онлайн книгу. Автор: Ая эН cтр.№ 47

– Мои – читают, – с достоинством кивнула Вигнатя.

– Ну вот! – победно воскликнула Николавна. – Вот видите. Моя точка зрения оказывается правильной. Спасись сам, и остальные последуют твоему примеру.

– Так я ж не только о своих внуках волнуюсь, я ж вообще… – пыталась возразить Вигнатя, которой приятно было быть примером, но не о том ж речь!

– А вообще всех надо крестить в роддоме! – вставлял Иван-старший. – Поголовно! Вы помните, как язычную Россию крестили? Насильно! Согнали всех к реке – и вперед! А в наше время не до рек-озер, не до роскоши. В роддоме надо крестить – вот вам и весь сказ!

И сестры Онипко опять соглашались. Иван-младший принципиально был с ними в одном направлении ходом мысли, но про себя, про себя, а вслух больше помалкивал. Бесплодная девушка тоже была «за», пусть крестят в роддоме, лишь бы ребеночек, лишь бы было кого крестить, лишь бы с ней случилось чудо, ведь дает же Бог деток даже тем, кто в него не верит, а она верит…

«Нет, ну разве не убогие, а?» – мысленно досадовала Вигнатя.

Любуня, как и младший Иван, тоже больше помалкивала. Она была уверена: Бог – это личное дело каждого, молись ли, постись ли, кайся ли – обсуждать на людях тут нечего. Из-за этого молчания Вера Игнатьевна на нее потихоньку дулась.

По приезде разместились в спортивном зале третий год ремонтируемого Детского Центра. Вигнатя, если и была в шоке, виду не подавала: обещали приличную гостиницу, а тут… А Любуня восприняла происходящее спокойно: в зале так в зале. «От церквы недалеко – и ладно!» – подумала Любуня.

Зал был разделен белыми двухметровыми перегородками с крючками для одежды. Кроватей не было, было что-то вроде… полатей, что ли? Люба не знала, как назвать спальные места: по двенадцать мест, залезать с ног – ну, то есть подушки у стены, в ряд, ноги к проходу. А через метр, вдоль ног – перегородки для одежды. На крайние места можно не залезать, конечно, а так садиться. Но крайние были заняты. Застиранные бурые и серые одеяла стопками лежали на подоконнике и под ним, у холодной батареи, на газетах.

– От благодать, от молодца! Чистенько! – одобрительно осмотрел лежбище Иван-старший. – Устроимся с комфортом!

Вигнатя поджала губы, но ничего не сказала.

– Вот мы годков пять назад на Великорецком были, помнишь, Том? – повернулся он к жене, одновременно устраивая рюкзак под вешалками. – Это было да-а…

– Это да, – согласилась жена.

– А что за Великорецкий? – поинтересовалась Люба.

– Великорецкий крестный ход, – охотно принялся объяснять Иван. – Человек тыща, наверно, шли. Колонной. Сто пятьдесят кэ-мэ пешком.

– Ско-олько?

– Сто пятьдесят, даже побольше будет.

– Побольше! – опять согласилась Тома и неожиданно засветилась, засмеялась: – Три с половиной марафона!

– Крестные ходы нехорошо марафонами мерить! – заметила Вигнатя.

Но то ли заметила она слишком тихо, то ли Тома рассмеялась слишком задорно, – факт, что никто не среагировал. И Иван продолжил:

– Три марафона пройти – дело нехитрое. Не пробежать же! Справились. Но как спали – это, конечно, да! Людей впрямь тыща. Мест нет, в туалет сходить – очередь. За водой тоже. Ну и пока в итоге спать уляжешься, ночь. А в три вставать, подъем.

– Господь кого любит, того проверяет, – вставила копошащаяся в сумке Галина Николавна.

– Спутница у нас боевая была, Ирина, – вспомнила Тома. – Одна раньше всех вспорхнет, в два утра уже на ногах, да потихоньку, чтоб никого не потревожить, все приготовит, молитву прочтет…

Бесплодная девушка прилегла на второе место у окна, вытянув руки к подушке. Вигнатя, не позволившая себе присесть, посмотрела на нее с неодобрением. Из-за перегородки в гости заглянули две девочки в одинаковых синих платках. Глуховатая Надежда угостила их карамельками.

– А завтра нам когда вставать, в три? – спросила Дарья Степановна, тяжело опускаясь на матрац и вытягивая толстые ноги.

Из-под коричневой Дарьиной юбки торчали синие спортивные штаны с начесом. Колени под начесом были обмотаны какими-то шерстяными тряпками. Вигнатя видела, как Дарья утром колдовала с этими тряпками, пропитывая их мазью цвета детской неожиданности. К счастью, мазь хоть не пахла.

– Не, завтра спим-высыпаемся! – объявила Галина. – В шесть-тридцать на службу. Служат утреню и Божественную литургию. А вот послезавтра…

Любуня не стала слушать, что послезавтра, ей приспичило. Отсутствовала она долго: наверно в дороге что повредило, а может, просквозило кишечник в поезде…

Когда Любуня вернулась, в зале никого не было. Нет, за перегородкой люди были, но чужие, и мало: тетка с двумя малолетками, один из которых совсем грудничок, в коляске, потом девушка с отсутствующим взглядом, потом старуха какая-то в дальнем углу… Хоккейные переносные ворота, в количестве почему-то трех штук, были сдвинуты в угол, к пирамиде из больших пластиковых кубов. На кубах лежали вещи, а в воротах спали еще дети, мальчик и девочка. Любуня мельком отметила, что «хоккейные» дети одеты довольно ярко, во все новое, и спят на надувной постели, тоже новой. Теткины же малолетки больше походили на маленьких оборвышей.

Выяснилось, что все ушли в храм. «Могла бы и сама догадаться!» – подумала Люба и тоже пошла в храм по дороге, в сторону которой махнула рукой тетка, убаюкивающая дитенка. Но на полпути Любе опять приспичило. Пришлось вернуться.

Активированный уголь у Любуни был свой, а «Смекта» лежала в вещах Вигнати. Точно лежала, должна была лежать. Однако среди лекарств заветного средства не оказалось. Любуня вздохнула и собралась уж обратиться за помощью к застенной тетке, как тут в бордовой вместительной Вигнатиной косметичке требовательно и знакомо затренькало. Это было странно: чтобы подозрительная и педантичная хозяйка вот так бросила свой телефон? Люба открыла косметичку. Звонили дети из Америки. Люба решила ответить.

…Вигнатя появилась в зале бесшумно. Домработница и по совместительству подруга стояла к ней спиной и не видела, как у старушки Богачевой медленно вытягивается и белеет лицо и начинают трястись тонкие пальцы. Любуня окончила разговор и повернулась.

– Воровка! – прошептала Вигнатя. – Воровка и предательница!

– Вы что? Да я же не… Я ж за лекарством…

– За лекарством? – задохнулась от ярости Вера Игнатьевна. – Звонить в Америку и докладывать о том, что я свихнулась, это называется «за лекарством»?

Любуня поняла, что Вигнатя слышала если не весь разговор, то значительную его часть, поскольку вопрос детей о том, адекватна мать или «совсем уже свихнулась», был в самом начале беседы.

– Но я ж ничего такого! – отчаянно залепетала Люба. – Вы что, я же совсем наоборот!

– Я вижу! Ох… – Вигнатя схватилась за сердце, но Люба этого не заметила, как раз в этот момент она закрыла широкими белыми ладонями наполнившиеся обидой глаза.