Книга колдовства - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 125

Однако в мою жизнь вдруг вошла Грания Берн, и я… В общем, я ожила и вновь полюбила — так, как не любила целую вечность.

В самый разгар нашей смертной страсти, три месяца спустя после прибытия Грании, то есть в июле 1846 года, двери наших спален распахнулись друг для друга и уже не закрывались. Она пришла ко мне первой. Я и раньше, конечно, доставляла себе удовольствие, чтобы «не засохнуть», как выражалась Грания, но все же оказалась не готова к тому, какой интерес она проявила к моим… скажем, особенностям. Я бы сказала, она проявила себя ненасытной. Я бы засмеялась сейчас, когда б не окоченевшие мышцы гортани моей мисс Люси; если бы Грания проникла в эту каюту и прочитала эти строки, она отвесила бы оплеуху пишущей их девочке. Как и большинство сестер, Грания завидовала моей двойной природе и так рьяно пользовалась обеими моими сторонами, что иногда приводила меня на грань обморока. Невероятно, но она так изнуряла меня любовными играми, что ко мне даже отчасти вернулся аппетит, я стала пить и принимать пищу, от чего уже успела отвыкнуть.

— Ты мой старый Тересий, — сказала однажды Грания, когда мы лежали бок о бок, в равной степени опустошенные; она запустила пальцы в мои сияющие серебром волосы и принялась их расчесывать, потом продолжила: — Скажи, кто получает больше удовольствия, мужчина или женщина? Кому это знать, если не тебе?

Я уклонилась от ответа, сказав, что для меня, то есть во мне, два естества нераздельны и я не могу беспристрастно судить. Но Грания настаивала, и я продолжила метафору моей подруги — напомнила ей, что, когда Зевс и Гера явились к Тересию с тем же вопросом, поскольку ему довелось прожить часть жизни в качестве женщины — в силу довольно странных обстоятельств, в которых были замешаны змеи, — Тересий, принявший в споре сторону Зевса и ответивший, что больше удовольствия получает женщина, так разгневал Геру, что богиня поразила его слепотой.

— Ну, я-то тебе не сделаю никакого зла, никогда, — пообещала Грания, после чего мне было предложено вновь поменять роль, и мы опять занялись любовью.

Enfin, наше блаженство продлилось шесть месяцев, до самого конца моей жизни. И оно продолжалось бы дольше, если бы я оставалась в том смертном теле, которого прежде так сильно стыдилась. Но, увы, тела, позволявшие нам любить друг дружку, берутся нами взаймы; мы возвращаем их к жизни, оживляем их — Грания с помощью своего котла, я же навязываю им свою всепроникающую душу.

Это была идея Грании, хотя пришла она ей в голову лишь после урагана, когда мертвецов вокруг нас было в избытке и когда открылось, что я стала тем, кем являюсь доныне: божеством, духом.

Hoc est enim os de ossibus meis et caro de carne mea, et erunt duo in carne una.

Genesis, 2:23-24

…Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; …и будут [два] одна плоть.

Быт., 2:23-24

Впрочем, вполне возможно, что это была моя собственная идея — по крайней мере, изначально, пока Грания не прибавила к ней мысль про заимствованные тела.

Видите ли, в первое лето на острове Ки-Уэст она очень страдала от жары. Платья она старалась надевать самые тонкие, насколько позволяла ее скромность, с глухим воротом, но с прорезанными в ткани отверстиями, замаскированными под узоры. Я пыталась уговорить ее отказаться от плотного белья, действуя сначала намеками, затем прямо, однако бедняжка предпочитала потеть от смущения. У нас были веера из листьев местного растения под названием «морской виноград», скрепленных пеньковым волокном, но мы не хотели делать никаких лишних движений, только вгонявших в пот, и потому откладывали веера в сторону либо приберегали на тот случай, чтобы отгонять ими мух. Жемчужные капли пота проступали на верхней губе Грании и скатывались ей в рот, когда она говорила, позоря ее (по ее же словам) перед мужчинами — окружавшими нас моряками. Проведя всего час на складе, она возвращалась в Логово насквозь мокрая и всякий раз говорила, что наш остров похож на ад под личиной рая.

И вот, поскольку мне было желанно и даже необходимо доставить Грании удовольствие, я обратилась к Лемюэлю Корбейлю, еще одному французу, обитавшему на острове. Он пытался разбогатеть, вывозя соль со здешних соляных промыслов, а также лед, [256] хотя в последние годы переключился на выбивание долгов, жульничество и тому подобные занятия, в результате чего все-таки сколотил состояние. Я написала ему записку с просьбой раздобыть и доставить ко мне на дом пару глыб льда, а также два длинных ящика красного дерева с жестяной облицовкой, опилками внутри и так далее — в общем, все необходимое, чтобы продлить жизнь ледяных глыб… а заодно и нашу жизнь.

Лед и емкости для его хранения Люк и Каликсто по моей просьбе притащили в Розовые покои. Так мы прозвали — возможно, чересчур пышно — четвертую спальню, самую маленькую на втором этаже. Мои близняшки оклеили ее розовыми бумажными обоями и, в память о Себастьяне и ее увлечении садоводством, украсили розами, настоящими и нарисованными. Вскоре мы уже называли эту комнату по-новому: Прохладный будуар; там действительно стало прохладно благодаря брускам льда длиной по три фута и толщиной в несколько дюймов. Я поместила лед в ящики, расположив их на манер шезлонга, и задрапировала эту конструкцию легкой тканью, чтобы она пропускала исходящую ото льда свежесть. Несколько подушек — и пожалуйста, et voila! На этом ледяном ложе Грания любила лежать обнаженной, пока удовольствие от прохлады не превращалось в страдание от холода. Тогда она вставала и одевалась, освеженная и готовая выйти из дому, чтобы снова заняться складированием прибывших товаров или погрузкой их на корабли.

Когда позднее нам понадобилось место для хранения мертвых тел, искать его не пришлось — у нас уже имелась прекрасная кладовая-ледник. Прохладный будуар превратился в Покой заката. Окна выходили на запад, и по вечерам там действительно можно было наблюдать заходящее солнце. Мы могли смело употреблять это название за пределами мира теней — ведь никто не знал, что оно имеет двойной смысл. Правда, подшучивать таким образом над чужаками нравилось Леопольдине, но не мне.

— В Покой заката! — приказывала она, и посыльный Корбейля, ухватив глыбу специальными щипцами для переноски льда, нес ее, куда велено, под строжайшим присмотром, чтобы не заблудиться среди переходов на верхних этажах Логова.

Наверное, его работники искренне удивлялись тому, сколько льда требуется для поддержания свежести срезанных роз. Мы по-прежнему наполняли комнату этими цветами, их было столько, сколько мы могли достать. Они отбивали запах, источаемый нашими слишком смертными друзьями, чьи «визиты» иной раз длились по несколько дней. Всем любопытным мы так объясняли потребность в услугах месье Корбейля: лед нужен для свежести роз, а не трупов.