Книга колдовства - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 101

Люк устремился следом, мы с Лео бросились за ним, крича:

— Назад, назад!

К счастью, он спустился вниз лишь для того, чтобы закрыть входную дверь на импровизированный засов. Напрягая все силы, он повалил одно из кресел так, чтобы одна ножка застряла в фарфоровой ручке двери, придерживая ее. «Прячьтесь!» Легко сказать. Где же нам спрятаться? Может, на самом верху? Такова была моя первая мысль, ибо именно там мы с Леопольдиной чувствовали себя в наибольшей безопасности, а из окон купола открывался хороший обзор. Но если индейцы нападут на дом? Мы не сможем долго выдерживать их натиск, и нам едва ли помогут французское кресло и единственный пистолет, которого я сама боялась и не знала, сколько пуль в его утробе. Вопрос был не в том, нападут ли на дом, а в том, когда это произойдет. Ибо то, что это случится рано или поздно, не подлежало сомнению: наш дом был вторым по величине на острове и почти столь же роскошным, как дом самого Хаусмана. Чтобы проникнуть в него, достаточно было просто зайти на террасу и выбить ногою окно в гостиной, доходившее почти до самого пола. Или еще проще: на ту же террасу выходила дверь второй гостиной, превращенной нами в комнату для занятий, и она закрывалась на простой крючок. Мои опасения зашли так далеко, что я начала беспокоиться, не догадается ли кто-нибудь из индейских воинов, привыкших действовать на воде, пробраться в наш садок для морских черепах, откуда через люк в полу буфетной можно легко проникнуть внутрь дома. Ага! Именно в этот момент я поняла, как следует поступить.

Я взяла близнецов за руки, спустилась вместе с ними вниз по лестнице, а затем привела их в буфетную. К счастью, Люк, этот сорванец, в мечтах своих, если не на деле, успевший побывать в самых разных переделках с множеством приключений, несколько месяцев назад упросил нас разрешить ему прибить к крышке люка широкий коврик, полностью закрывший ее. Это помогло ему благополучно ускользать от воображаемых преследователей вместе с Тимоти Тревором, а не с Лео, поскольку девочку интересовало лишь одно Ремесло. Маленький зеленый tapis, [222] обрезанный по краям так, чтобы выступать за края крышки дюйма на два, и прибитый к ней гвоздиками, казался нам блажью избалованного мальчишки, но впоследствии вышло так, что именно этот коврик спас наши жизни. Индейцы напали на нас во время отлива, мы втроем лежали на обнажившемся песке, и теплая вода омывала ступни наших ног. На всякий случай мы старались не поднимать головы, чтобы никто не заметил нас через решетчатые стенки садка. Сквозь их щели мы могли видеть часть площади и здания на той стороне: например, дом Хаусмана, откуда доносились громкие крики, и дом Треворов. На крыльце последнего стоял остолбеневший Тимоти Тревор и с ужасом смотрел на что-то, чего мы не видели. (В тот момент индейцы убивали его сестру Сару — ту самую, любившую водить пальчиком по французской книжке, когда я читала вслух. Этот пальчик, едва касавшийся страниц, которые Сара переворачивала для меня, казался таким же воздушным и легким, как и улыбка на ее губах.) Тимоти, le pauvre. [223] Ох, как мне было жаль этого мальчика; он стоял у дверей дома и на штанишках его красной пижамы расплывалось большое темное пятно. Мне было так жаль его, что я даже не шикнула на Люка, когда тот окликнул друга, а затем крикнул ему что-то, хотя Тимоти стоял слишком далеко, чтобы услышать, а наша безопасность и жизнь зависели от нашего молчания и от того, насколько долго нам удастся оставаться незамеченными, спрятавшись под нашим домом в волнах прибоя. Я тоже позвала Тимоти — но, разумеется, безмолвно, как это умеют делать ведьмы. То же самое сделала Лео. Не знаю, кого из нас он услышал, но вскоре Тимоти Тревор повернулся и побежал прочь от крыльца, пересек площадь, направляясь к нашему дому, к тайному убежищу, где они с Люком часто играли. Мы надеялись, что мальчик сумеет пробраться к нам. Во всяком случае, нам хотелось верить, что так и случится. Мы ждали, что крышка вот-вот откроется и наш маленький друг, спустившись на песок, попадет в наши объятия.

Увы, Тимоти Тревор так и не появился. Когда мы наконец услышали, что кто-то поднимается по лестнице на террасу нашего дома, потом тяжело ступает по террасе, а затем по паркетному полу гостиной — после треска и звона, возвестивших о том, что высокое окно, ведущее в нее, выбито, — мы сразу поняли: это шаги ног, обутых в ботинки, а не босых, и они были куда тяжелее, чем легкая поступь нашего юного друга, весившего не больше семнадцати фунтов. Однако мы услышали его имя — его повторял хриплый, дрожащий от волнения голос, окликавший мальчика громким шепотом, почти переходящим в крик:

— Тимоти! Тимоти!

Это пришел доктор Тревор. Без сомнения, он увидел, как его сын бежит через площадь к нашему дому. Я тут же поднялась на ноги. Мои глаза с застывшим в них колдовским знаком не были скрыты очками, моя белая ночная рубашка, мокрая от воды, прилипла к моему… в общем, ко мне, выдавая тайну, скрытую от всех вне мира теней; но я все равно ухватилась за перекладину лестницы, готовая подняться по ней, откинуть крышку, позвать доктора Тревора и рассказать ему о том, что Тимоти так и не добрался до нас.

Но в тот самый момент, когда я уже собиралась откинуть крышку, на террасе раздались новые шаги. Они звучали мягко и приглушенно, босые пятки осторожно касались досок прямо у нас над головой, и этого хватило, чтобы мы поняли: явились индейцы, не менее четырех человек, а может, и пятеро. Близнецы потянули меня за руки, чтобы уложить обратно на песок. Мы втроем опять распластались под пирсом, слушая, как доктор Тревор говорит что-то по-испански, робко и запинаясь, явно умоляя сохранить ему жизнь.

Мы слышали, как французское кресло отлетело от входной двери и повалило арфу, которая издала диссонирующие звуки и упала на пианино, умножая звуковой хаос. Мы слышали, как посуда падает с полок в буфетной, разбиваясь о пол прямо над нашими головами.

Затем мы стали свидетелями того, как индейцы приказали доктору Тревору вести их наверх и показывать дорогу, чтобы обыскать дом, хотя их пленник прежде бывал у нас лишь в гостиной. Хотелось бы знать, какое впечатление осталось у него от мансарды, где мы занимались Ремеслом. Он ведь увидел там все: наши склянки со всякою всячиной, снабженные этикетками, засушенных представителей флоры и фауны, «Книги теней», присланные Эжени, наши ножи с белыми и черными рукоятками, наши ступки и пестики, необходимые для приготовления порошков, зелий и прочего. Да, я точно знаю, доктор все это видел, потому что после того, как он провел индейцев по мезонину, а затем показал им, как попасть в купол, он остался там, убитый и оскальпированный. Хотя, пожалуй, все произошло в обратном порядке, о чем говорили его продолжительные крики, заставившие нас содрогаться от ужаса, лежа на остывающем после дневного зноя песке.

Индейцы спустились вниз, наскоро осмотрев верхние помещения и захватив с собой столько добычи, сколько могли унести. Я застыла на своем холодном ложе, покрытом илом и мелкими ракушками (они впивались в меня, как множество мелких гвоздиков), и вслушивалась в каждый звук. Я хорошо знала, да, именно знала, что мы умрем, если крышка лаза поднимется; рядом плакали прижавшиеся ко мне слева и справа дети. Они вздрагивали, уткнувшись мне в шею. Я смотрела в темноту и старалась видеть только ее, усилием воли пытаясь предотвратить появление света, а затем широко раскрытыми глазами следила за крабом-отшельником, который покинул свою раковину и семенил по песку. И я желала — да, желала изо всех сил — покинуть наш дом так же легко, как сумел это сделать он. Уйти и ускользнуть в море, укрыться там и уплыть прочь.