Книга духов - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 83

– Не тревожьтесь, Герцогиня, я позаботилась о том, чтобы он перед уходом хлебнул Синдереллиного напитка забвения.

– Очень хорошо, – кивнула Герцогиня и обратилась ко мне: – Аш, дорогая, не будешь ли ты так добра…

– Я сама не знаю своей природы, – прервала я Герцогиню, и тут из меня хлынул поток. Слова, какие я никогда не осмеливалась произносить, сопровождались, конечно, соленым водопадом слез. – Я… я ублажаю себя обоими способами, в обоих местах, но где-то в книгах… eh bien [111] , не где-то, а повсюду, упоминается о грехе Онана; как нужно удерживать свою руку, дабы не нарушить баланс гуморов и не навлечь на себя лихорадку, которая иссушит мозг и глаза, лишит разума и зрения, а также…

– Чушь!

– Будь это так, – вмешалась еще одна из сестер, – мы бы всего давно лишились. Разума и зрения то есть.

Я продолжала бессвязную речь:

– Я читала о похоти и о любовном удовлетворении. Знакомилась с тем, что наука и философия думают о теле и о сердце. Но по-прежнему… по-прежнему ничего не знаю. – Оборвав себя, я выпалила: – И я покинула в несчастье женщину, которую люблю!

– Ты говоришь о той, зачарованной? – спросила Герцогиня.

Я кивнула, но не добавила, что меня беспокоят не одни только чары. Я не понимала, почему вообще так поступила. Любила ли я Селию, то есть продолжала ли ее любить? Или мною руководило одиночество, отмеченная Платоном глубокая потребность быть не одному? Или нас уже двое и я являюсь выжившим представителем старинной расы, о которой говорил Аристофан в «Пире» – разлученные мужская и женская половина ищут друг друга? Если так, мне незачем искать и привязывать к себе кого-то другого? Что я – уже целое или обречена навеки быть половиной?.. Ни одну из этих мыслей я не могла выразить вслух. Вместо этого я плакала, и со всех концов стола мне протягивали платки.

– Она мне доверяла, – всхлипнула я, – а я… я…

– Будь добра, обратись за сведениями к Эжени. Что касается чар и подобного, ей среди нас нет равных. Настоящая чародейка.

Все сестры согласно закивали. Взглянув на Эжени, я увидела, что верхняя губа у нее вот так вздернута – в улыбке?

– Более того, – продолжала Герцогиня, – в том, что касается любви, не доверяй своему любимому Байрону. Он замутил немало неопытных умов. А по поводу причуд любви – их нельзя изучить с чьих-то слов; либо сам поймешь, либо нет. Испытание огнем, вот что это такое. Но похоть? Практика любви, ее близкое к бесконечности выражение? Чего я и добиваюсь: внушить это всем ведьмам, которых присылают в Киприан-хаус.

– Вот мой указ, – заговорила Герцогиня позднее. Тем временем был подан десерт, но все уже отложили в сторону крохотные двузубые вилочки. – В следующую среду, на очередном ведьмином вечере, мы соберемся на чердаке – и вот зачем. Мы лишим этих двоих их… невинности, так следует выразиться?

– Адалин, дорогая, – продолжила Герцогиня. – Боюсь, твой час пришел; уж не обижайся.

Раздался смех, и я не впервые задала себе вопрос: а может, Герцогиня недолюбливает Адалин?

– Что до тебя, Аш, то ты помешана на книгах и только доза жизни, чувственности, вправит тебе мозги. Может, тогда ты разберешься, что такое любовь, а где ее нет, а?

Вот так, сестры, готовьтесь к следующей среде. – Тут Герцогиня встала из-за стола. За нею потянулись ведьмы Киприан-хауса; в комнате остались только мы трое: Адалин, Эжени и я.

Все молчали, Я заметила, что Адалин плачет. Она отвернулась. Потом она встала и кинулась в вестибюль, к лестнице. Мне предстояло одной прислуживать Герцогине этим вечером. Адалин удалилась в свои комнаты и не отвечала на мой настойчивый стук.

Когда мы остались вдвоем, Эжени (la vaudouienne [112] ) предложила мне подсесть поближе и выплакаться от души.

В субботу перед той самой средой Герцогиня объявила, что «действие переносится» в красную гостиную; это указывало на особый характер вечера. Тот или иной.

За несколько дней до этого Адалин начала разговаривать сухим тоном; когда я к ней обращалась, она меня обрывала. Она сидела у себя и избегала встреч. Я проводила время с Эжени, которая взялась руководить моим изучением библиотеки Киприан-хауса; она прожила здесь почти год и сделала добрых пять томов выписок. Кроме того, я позволила себе немного отвлечься, погрузившись в сочинение леди Блессингтон «Жизнь Байрона» (стараясь не засветиться перед Герцогиней, которая предостерегала по поводу Байрона). Истощив запас эротических книг, я обратилась к Блессингтон в надежде получить подобие романа. И все это время я, конечно, с немалыми опасениями думала о предстоящей среде.

Беспокойные мысли так меня донимали, что, когда Эли предложил прогулку по окрестностям, я отказалась. Несомненно, он сообщил об этом Герцогине; в очередной раз призвав меня к себе, она, как мне почудилось, постаралась развеять мою тревогу.

В субботу вечером мы собрались в красной гостиной. Герцогиня блистала в угольно-черных шелках, которые подчеркивали белизну ее кожи, придавая ей – можно ли так сказать? – родство с фиалкой. В самом деле через кожу просвечивали сосуды, в которых циркулировала кровь; из красных кружков в центре грудей расходились бледные-пребледные голубые жилки, похожие на трещинки во льду. Весь цвет был сосредоточен в губах, кончиках пальцев и грудей; и это были различные оттенки красного. Услышав зов, я прервала беседу с Лил Осой и Бертисом (его я успела уже обложить по двойной таксе за продолжительный поцелуй) и подошла к Герцогине, которая сидела на скамье у фортепьяно – с открытой крышкой оно напоминало большую летучую мышь, опустившуюся на пол гостиной. Эли стоял рядом с инструментом, за спиной Герцогини. Наверное, он еще не снял с нее покрывало; в самом деле нет, ведь главный гость еще не явился.

Герцогиня плавно переместилась на конец скамьи. Пианино за нами играло само по себе, словно по клавишам гуляли пальцы призрака. Но это был механизм, привидений в доме не было. Иначе бы я знала.

Мы сидели на скамье, оглядывая гостиную. Четверть часа назад сюда ввели девиц. Все, кроме, разумеется, Эжени и Адалин, собрались в этой комнате цвета крови за работой, за любовной игрой. В центре потолка, из лепной розетки, в рисунке которой опытный глаз различил бы любимую Герцогинину «коронованную вагину», свисала большая люстра. Когда требовалось зажечь свечи, нужно было пройти в угол и воспользоваться устройством, похожим на виселицу. В тот вечер засветить люстру было поручено как раз мне, и, подняв сооружение к потолку, я залюбовалась яркими огоньками, их игрой в рубиновых кристаллах, украшавших серебряное основание. Они походили на красные слезы. Нет, погодите, скажу лучше: люстра как бы плакала кровавыми слезами, и любопытный взгляд ждал, что они упадут. Если бы так случилось, на красной отделке этой, нечасто используемой гостиной (ковры, диваны и прочее) никто бы не заметил следов. В этом розовом свете мы с Герцогиней и рассматривали по очереди кавалеров и ведьм. Наконец она, наклонившись ко мне, произнесла: