Книга теней - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 158

– Вот, значит, как, – сказала она понимающе. – Бродяга, гонимый любовью.

Она смотрела на меня так долго, так пристально, что мне пришлось отвести взгляд. Лицо мое раскраснелось, но я сумела выдавить из себя:

– Едва ли… А вы… Вы здешняя, мадам?

– В Арле я более известна, месье, но лучше всего меня знают в Греции. Но кто может устоять против милого Авиньона? Впрочем, цыган приходится терпеть. – Тут она замахала обеими руками переодетому женщиной актеру в задранной до тощих бедер юбке, пересекавшему площадь. И добавила, сделав жест в его сторону: – И странствующих актеров тоже. – При этом она расплылась в улыбке и подала подошедшему к нам актеру руку для поцелуя.

Он не присел к столику и вел с нами беседу, стоя у низкой ограды из кованого железа, отделявшей террасу от площади.

– Твой приятель? – спросил он, не отрывая от меня взгляда.

Хотя это казалось совершенно невозможным (мы только что повстречались, и я не успела вымолвить ни словечка!), было очевидно, что я чем-то обидела этого пугающе худого человека, носившего на пальцах гораздо больше перстней, чем, по моему мнению, пристало мужчине. Пожав его неохотно поданную руку, я испытала такое ощущение, словно беру мешочек со стеклянными шариками.

– Знакомый, – ответила она, – но наши отношения с каждой минутой становятся все более дружескими.

– В самом деле? – отозвался он гнусаво. Раздался смех, к которому я не присоединилась; это было бы глупо, поскольку я не знала, над чем они смеются. Судя по тому, что актер продолжал разглядывать меня, именно я была объектом этой не произнесенной вслух шутки. – А вы, – спросил он, так пристально изучая черты моего лица, словно хотел сдвинуть меня с места своим взглядом, – вы участвуете в нашем представлении? – И добавил, повернувшись к моей собеседнице: – Несомненно, он мог бы участвовать. Например, в качестве хористки. – Она тоже посмотрела на меня и кивнула актеру, лукаво улыбаясь.

Эту последнюю издевку я поняла, и она уколола меня гораздо больнее, чем они могли бы себе представить. Поэтому я обрадовалась, когда моя столь внезапно обретенная подруга сказала актеру:

– Это не тебя зовут на сцену? Ступай!

Но ей не удалось прогнать его, прежде чем он перегнулся через увитую виноградными лозами ограду, чтобы взять мою руку в свою и поцеловать, предварительно проделав это и с моей собеседницей.

– Очарован, – сказал он. – «Мне верится, что ваш характер сходен с открытым выражением лица» [143] .

И, произнеся напоследок эти слова великого поэта, он покинул нас, чему я была весьма рада. Уходя, он дважды оглядывался, но смотрел не на меня, а на мою соседку по столику. Уже издали он поднял вверх тонкую, украшенную перстнями руку и, не оборачиваясь, помахал нам. Он был похож на злого джинна, и мне хотелось, чтобы он поскорее вернулся в свою бутылку.

И тут меня охватило беспокойство, что эта женщина, чьей красотой я была поражена, возможно, сочтет меня неучтивой (уж не знаю почему: ведь именно этот тощий и гибкий, как змея, актер прервал наш разговор своими ядовитыми намеками), и я спросила:

– А вы тоже актриса?

– Когда-то была недолго, – ответила она, казалось, продолжая оценивать меня, – но теперь утратила надежду вновь обрести прежнее положение в обществе. – Она рассмеялась, и в это время мимо проехала тележка, груженная пестрыми декорациями. Мне показалось, что на потрескавшемся холсте… да, я различила, что там изображено кораблекрушение. – Я приехала на репетиции, можно сказать, помочь советами. Представления начинаются через два дня, и единственное, в чем их постигло крушение , – главная героиня . – Она вновь пристально посмотрела на меня, откинулась на спинку стула, чтобы лучше видеть меня сидящую. – «Двенадцатая ночь» , – сказала она, кивнув в сторону театра. – Все эти глупости, придуманные Шекспиром, когда мужчины переодеваются в женское платье и наоборот. Себастьяна, Виола и все прочее… Вам известна эта пьеса?

– Да, – ответила я, вспомнив даже строчку, вскользь брошенную актером. Сглотнула слюну и сказала: – Жаль, что не удастся посмотреть спектакль. Мне не приходилось видеть Шекспира на сцене, и я бы очень хотел…

– Двигаетесь дальше?

– Oui , завтра. В Арль, а потом в Марсель.

– А дальше? За моря?

– Да. – Казалось, ее дерзкий взгляд оказывает на меня буквально физическое воздействие: когда она взяла мою руку в свою, то наверняка почувствовала, какая она липкая и скользкая. Она издала протяжное «Хмм…» , словно пробуя новое блюдо, потом внезапно отпустила руку и, улыбнувшись, вновь откинулась назад. – Вы, должно быть, страшно взволнованы из-за вашего морского путешествия. Оно у вас впервые?

– Да, мадам. И вы правы, я взволнован… Скажу больше: я ужасно боюсь.

Ее глаза выражали величайшее сочувствие, но лишь до того момента, когда она вновь положила свою руку на мою, а я ее отдернула столь поспешно, будто она собиралась причинить мне боль; такая глупость!

– Не беспокойтесь! – сказала она, склонившись ко мне так близко, что я почувствовала запах лимона, исходивший от ее блестящих волос. – Я кусаюсь, только когда меня просят. – На это я не нашлась что ответить. – Вы не голодны? – спросила она через некоторое время.

Я действительно проголодалась, как, впрочем, и она. Через четверть часа перед нами стояло внушительное блюдо с обильно приправленной пряностями тушеной рыбой, которую мы выложили в свои тарелки. Во время обеда мы болтали о всяких пустяках: о ее путешествиях и не слишком обременительных трудах, но каждое ее слово звучало чарующе. На десерт я впервые в жизни попробовала кокос, и он мне очень понравился. В конце обеда подали кофе и заключительную порцию шартреза. Мы подняли рюмки, и моя спутница сказала, что хотела бы произнести тост. Я пожала плечами и услышала слова, от которых едва не подавилась:

– В память той, кем вы были раньше.

– Я… я…

– Ваши руки вас выдают, – сказала она с заговорщицкой улыбкой. – Остерегайтесь их… Они слишком изящны, чтобы быть руками мужчины. А цвет вашего лица – само совершенство.

«Мои руки? Я всегда их ненавидела. Такие большие, такие…»

– Я… я…

– Существуют определенные законы, моя дорогая. Вам следует их знать. – Она вновь села на свое место. – Делайте так, – велела она, по-мужски положив ногу на ногу. – И так. – Она нетерпеливо забарабанила пальцами по столу и нахмурила лоб. Я повторяла каждое ее движение. – Возможно, на Севере вам было бы легче: там женщины нередко мужеподобны. Такую жертву пришлось принести Екатерине Великой, королеве Елизавете. А южная женщина одерживает победу, не изменяя своему естеству: Феодора, Семирамида, Клеопатра. – Несомненно, моя приятельница (я буду называть ее Арлезианкой, женщиной из Арля, поскольку так и не узнала ее имени) действительно не чужда была сцены. Она продолжала декламировать: – Блуждает ли женщина Юга по лабиринтам Крита, идет ли она с кинжалом в руке по кровавым коридорам Микен, подсыпает ли она яд своему мужу с непринужденностью Борджиа или принимает из рук тореадора трофей – еще трепещущее сердце быка…