Книга теней - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 127

Не была я уверена и в том, к какому прибегнуть заклинанию, какие говорить слова. «Книга» не позволяла сделать определенные выводы относительно действенности произнесенных вслух заклинаний в сравнении с теми, что произносят про себя или напевают. Я решила использовать заклинание, которому отдавали предпочтение колдуньи Фессалии, то, которое, согласно Альберту Великому, они читают вслух, одновременно записывая на своих волшебных зеркалах. Почему именно это заклинание? Может быть, потому, что эти колдуньи доводят свои зеркала до совершенства, закапывая их у перекрестков дорог, чтобы пойманные в ловушку души самоубийц воздействовали на них в течение трех дней. Или потому, что это было первое заклинание, пришедшее мне на ум? Так или иначе, я решила, что произнесу вариант фессалийского заклинания «Эс Солам Эс Татлер Эс Эхогорднер Гематур» (понятия не имею, что оно означает).

Все было готово: свечи зажжены, паста ждала своего часа в ступке с пестиком (из белого мрамора без прожилок, как предписывала фармакопея). Заклинание наконец выбрано. Так совпало, что как раз наступила полночь.

Когда дело было сделано, я с облегчением откинулась на спинку скамьи. Берлин трясся на ухабах. Я слышала стук копыт о твердый грунт. Изредка кричал ворон. В воображении я представила себе крутящиеся колеса: это успокоило нервы. Сердце бешено стучало: теперь я знала, что положила слишком много корня мандрагоры, и вот… Нет.

– Успокойся, успокойся, – громко сказала я себе.

Зелье, слой которого стал тоньше из-за выступившего на лице пота, просочилось в уголки глаз и жгло. Усилием воли я заставила себя увидеть l'oeil de crapaud , и жгучая боль мгновенно стихла. Наверно, впервые я по-настоящему поняла, что такое сила воли, на которую столь часто ссылаются ведьмы и духи.

Как долго я так просидела, бодрствуя , с залепленными красной пастой глазами? (Я представляла себе, что выгляжу как третьеразрядная восточная актриса.) Скоро, думала я, уже скоро…

Внезапно мои глаза закрылись. Сначала была полная темнота, потом посветлело; густой туман сменился дымкой, и передо мной появился знакомый пейзаж, постепенно обретающий отчетливые контуры. Я никогда в жизни не видела этот пейзаж, и все же он показался мне знакомым: прибрежная полоса, похожая на ту, что окаймляла Равендаль. Все было залито солнечным светом, и вскоре я могла различить осоку, ракитник и рыбацкие лодки, беспорядочно разбросанные отливом.

Хоть я и боялась того, что может случиться, – не нанесу ли я ущерб зрению, не потеряю ли его вовсе, – но все же открыла глаза. Широко открыла. Затем подняла штору и выглянула в окно берлина. Ночь. Глубокая ночь. Мы вновь ехали вдоль реки. Я посмотрела на залитую лунным светом воду. На противоположном берегу можно было различить какие-то каменные руины. И шум – звуки незнакомой реки, достаточно громкие, – река в этом месте была порожистая. Слышался также глухой звук крутящихся деревянных колес, скрип берлина, громыхание копыт лошадей, тянущих карету… все это так громко!

Но стоило мне вновь закрыть глаза – внезапная умиротворяющая тишина: встало солнце, и вот передо мной – не освещенная лунным светом река, а залитый солнцем берег. Время шло: может быть, минули секунды или минуты, а возможно, дни или недели… Только я не осознавала ход времени, я была поглощена созерцанием пейзажа, возникшего в моем сознании: безоблачное небо, не колеблемая ветром трава, дюны, заброшенные пески, раскаленные солнцем… Глаза открылись. И вновь я увидела темную бурную реку, луну, которая нисколько меня не успокаивала. Сердце продолжало бешено стучать. Без сомнения, я намешала в зелье слишком много корня мандрагоры, едва не добившись того, что не удалось Асмодею: чуть не отравила себя. Мое сердце колотилось бы до тех пор, пока не остановилось, и… Вновь закрывать глаза я не осмелилась.

Но я проделала следующее: усилием воли я постаралась увидеть себя во сне. Подняла одну, потом другую руку, задержав их у лица. Что и говорить, я показалась бы сомнамбулой тому, кто увидел бы меня в эту минуту в карете, размахивающую руками, словно обезумев… Но у меня не было ни рук, ни ног… Во сне у меня были крылья, покрытые перьями, черные, как эбеновое дерево, вороньи крылья: я ощущала парение, и казалось, оно было мне знакомо.

Я открыла глаза: вновь ночь, лунный свет на реке, скрип берлина…

Опять закрыла: снова яркий дневной свет, морской пейзаж, которого я никогда не видела, но знала, что он подлинный, реальный, – я поднималась над ним в потоках теплого, пропитанного солью воздуха. Все выше и выше. И вот, сделав крутой вираж вниз, а потом резко взмыв вверх, подхваченная внезапным порывом ветра, я увидела под собой темную массу Равендаля. Я стремилась опуститься на землю, но не могла: была не властна делать то, что хотела. И вопреки моей воле тот, кто повелевал мною, поднялся ввысь, вселяя в меня ужас, и полетел рядом. Мы летели вдоль берега моря и в считанные мгновения (я боялась, что мое человеческое сердце выскользнет из телесной оболочки и расколется, как хрусталь) достигли С***, наводящего на меня ужас С***. Я поняла, что в Равендале я находилась очень близко от С***, хотя казалось, что эти два места разделяют целые миры. Но это было не так. Совсем не так. Этот урок я обязательно запомню.

…Резкое падение вниз, трепетание крыльев, я выпускаю когти, чтобы опуститься на ветку, нет… на эту ветку, да, я уже сижу на ней, высоко над кустарником, где я когда-то пряталась. Но почему я здесь? Я никогда осознанно не желала увидеть С***, не хотела, чтобы мне его показывали. Аи contraire [108] , я бы предпочла никогда не видеть это место снова. Но я обозревала его со своей удобной позиции: оно было пустым, девочки исчезли. Я видела темную отметину, оставленную пламенем на подоконнике комнаты матери Марии, в которой танцевала Перонетта. Все кругом было разрушено… В этот миг я почувствовала притяжение земли, ощутила, как ворон соскользнул с ветки, пронесся через зелень сосен и взмыл в воздух. И именно тогда, поднимаясь все выше, я заметила , что вокруг разлетаются более мелкие птицы, смогла почуять страх грызунов там, далеко внизу, именно тогда мне была дарована милость увидеть во сне свое будущее, чего я и добивалась.

Но все, что я увидела глазами ворона… я не смогла истолковать. Не распознала в этом никакого смысла. Образы, только образы: вода, поднимающаяся вода, грозящая опасностью вода, переливающееся разнообразными оттенками синего цвета мелководье… Я видела старика (он был весь в крови), корабли, белый дом с остроконечной крышей и косоугольными стеклами окон, деревья с тонкими стволами, вершины которых колыхались, как рыбьи хвосты, на ласковом морском ветерке, и мужчины, бесчисленные безымянные мужчины, и одно женское лицо, и вновь, и вновь…

Большая птица кружилась, время от времени резко снижаясь. Мое сердце неподвижно покоилось в вышине, подобно камню на вершине утеса, который обязательно сорвется вниз. Вес ниже и ниже к стремительно приближающейся земле, полю, траве, высохшей под летним солнцем. Расправленные крылья выравниваются и замирают. А потом… атака, мех отделяется от кожи, как от удара ножом, кость трещит, и вот уже льется… Я очнулась ото сна. Какое радостное избавление! Но я лежала, распростершись на полу кареты лицом в покрытый ковром пол. На своем вороньем языке я ощущала вкус крови и мозгов.