Книга теней - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Риз cтр.№ 105

Ни одна ведьма не возражает ей. Марите (она мне нравится) собрала свечи и преподносит их мне в подарок. Завернутые в белый плат и перевязанные серебряной ленточкой, они лежат рядом со мной.

«Кто следующий?» – спрашивает Теоточчи. (Кстати: похоже, сей вопрос не вызвал у сестер большой радости. У моего уха часы на каминной полке говорят: тик-так, тик-так, тик-так…)

Лючина – сегодня она выполняет обязанности моей «почетной фрейлины», то есть это самая младшая из сестер, которой (таков обычай) придется вести записи, если по какой-то причине этого не смогу делать я, – пожелала рассказать об амулетах. Она итальянка и путешествовала по северным странам вместе с Теоточчи и Николо. Голос Лючины звучит приятно и мелодично, а ее французский очень хорош. Ее обороты речи чрезвычайно изящны – куда до нее недавно бравшим слово парижанкам. (Этот голос… как он знаком… Это сопрано… Ну конечно! Та самая знаменитая певица! Я должна была догадаться!)

На Лючине амулет – он пристегнут к изящной блузке из тонкого черного шелка с оборками. Это большой, украшенный драгоценными камнями уджат , так называемый «египетский глаз». Она сообщает, что его владелец всегда находится в добром здравии, ведь амулет приносит ему утешение и служит защитой. Я не заметила его на Лючине прежде, когда мы встретились в первый раз, – так сильно, должно быть, заворожили меня ее бездонные зеленые глаза (она единственная из сестер, которая еще тогда показала мне l'oeil de crapaud, то есть глаз жабы). Еще я обратила внимание на ее длинную косу, черную, как и ее шелка, и на изумительную белизну кожи. Она прекрасна, моя Лючина. (Конечно, выступает она под другим сценическим псевдонимом, и указывать здесь ее настоящее имя я также не вправе. «Раскрывать подобное запрещается», – предупреждает меня Т. шепотом, заметив, что я узнала свою «почетную фрейлину».)

«Слово „амулет“, – обращается к собравшимся сестрам Лючина, хотя слова ее адресованы мне, потому что прочим это неинтересно: одни сидят в креслах в неловких позах, изогнувшись, чтобы получше рассмотреть предметы искусства, украшающие мою залу, другие доедают остатки трапезы, – происходит от латинского amoletum, что означает «средство защиты». Египтяне издавна любили амулеты, их ювелиры изготовляли лягушек, увеличивающих плодовитость, а жуки-скарабеи обеспечивали воскресение и успешный переход в царство, где египтяне обитали в своей второй жизни. И, разумеется, один из самых замечательных египетских амулетов – анк, символизирующий союз мужского и женского начал и, как утверждают, дарующий вечную жизнь и…»

…Лючина подходит ко мне и…

…Она только что подарила мне анк! Теперь у меня собственный амулет! Он лежал у нее в сумочке из конской кожи… какой тяжелый! Неужели настоящее золото? Его женская часть широкая, как моя ладонь, а мужская… не может быть!. . сапфиры! А если и не сапфиры, то какие-то очень похожие на них камни, такие же сверкающие, голубые. (Улыбка Лючины говорит: разумеется, золото, несомненно, сапфиры!) Анк висит на золотой цепочке. Лючина застегивает ее замочек у меня на затылке и в дополнение к подарку целует в обе щеки.

У меня нет слов, только молча улыбаюсь. Не знаю, что сказать. Лючина возвращается к своему креслу, и на середину круга выходит Зелия, готовая, в свою очередь, поделиться тем, что знает: она сообщит о черных мессах, и, в частности, более подробно о мессе Св. Секера, которую служат, чтобы наслать порчу на врага, дабы тот умер от долгой изнурительной болезни.

На груди я чувствую тяжесть подаренного амулета. Он прилегает как раз к сердцу, которое едва не выпрыгнуло при поцелуе Лючины и теперь все не может успокоиться… Я чувствую силу амулета. Клянусь, я ее ощущаю! Как и букет, поднесенный мне в саду Зелией, эта вещь тоже кажется мне живой.

Объявляется перерыв. Как это кстати. Хочу найти мою певицу и поблагодарить.

Это была действительно она, та самая певица с прекрасным сопрано, которую я как-то раз слышала – где же это было… кажется, в Неаполе, в Театро-ди-Сан-Карло – в опере «Ла Молинара», то есть «Мельничиха», написанной придворным капельмейстером Паизиелло. Моя «почетная фрейлина» в конце концов созналась, что я не ошиблась, хотя далеко не сразу. Из осторожности она даже среди сестер предпочитала утаивать эту сторону своей жизни.

– А как, – отважилась спросить я, – проходил твой Эсбат?

– Не так хорошо, как этот, – вздохнула Лючина. – Тео привела меня на шабаш сразу всех ведьм Испании, а они бывают довольно… как бы помягче сказать…

– Не нужно говорить. – Оказывается, Тео являлась и ее мистической сестрой. (Интересно, почувствовала бы я ревность, не будь эта неаполитанка такой красивой, такой талантливой?) – Итак, твой Эсбат прошел не слишком удачно?

– Вот именно. Поэтому Тео представила тебя более разнородному обществу.

– Слово «разнородное» хорошо подходит, – засмеялась я.

Лючина с похвалою отозвалась о моем доме и о моих стараниях провести Эсбат как можно лучше.

– И все напрасно, – возразила я. – Ах, если б я только знала!

Затем мы коротко рассказали друг другу о наших странствиях. Лючина еще не бывала в России, но собиралась поехать туда в нынешнем году. Я предложила снабдить ее рекомендательными письмами; она отказалась – и я не обиделась. У нее уже имелось письмо от Паизиелло, ранее служившего придворным капельмейстером в Петербурге и сочинившего несколько произведений для русской императрицы. Далее я поделилась впечатлениями о французской и неаполитанской королевах, а Лючина поведала о недавнем своем успехе в Лиссабоне и Венеции. Когда она спросила меня о детстве, я ответила на вопрос тоже вопросом – первое правило светской беседы – и узнала, что юную Лючину – разумеется, очень рано потерявшую мать – ее отец, торговец драгоценными камнями и сам певец, обладатель прекрасного баса, послал во Флоренцию учиться у великого Марчезе; именно он устроил ее дебют, когда ей было всего шестнадцать и после которого она быстро превратилась в настоящую примадонну, исполнительницу ведущих партий в операх Чимарозы, Пуччини и ее любимого Паизиелло.

– Какая поразительная карьера, – проговорила я восхищенно, – а ведь ты еще не раскрыла сполна своих возможностей!

– О нет, – отвечала Лючина, – это ваше совершенство способно заставить любую артистку оробеть в вашем присутствии.

– Mais поп! Ты мне льстишь, так что я вынуждена ответить комплиментом на комплимент и сказать…

Теоточчи прервала наши излияния взаимной приязни, войдя, чтобы объявить о конце перерыва и задать Лючине загадочный вопрос: «Ты готова, моя дорогая?» Должно быть, глаза мои округлились, когда Теоточчи, приблизясь к Лючине, положила руки на ее налитые груди и наклонилась, чтобы запечатлеть поцелуй на ее алых губах.

Мы возвратились в залу, я и моя почетная фрейлина, где все опять сели в кружок, но, проходя через фойе, я успела подарить ей прелестную вещицу работы Каналетто, на которой та, следуя мимо, остановила восхищенный взгляд. Лючина мне чрезвычайно понравилась, но дальнейшие события помешали нашей… Eh bien, не стану отвлекаться. После перерыва нас всех ожидало ритуальное действо, столь же для меня неожиданное, сколь, как оказалось, приятное.