Валентина Толкунова. Я не могу иначе. Жизнь, рассказанная ею самой - читать онлайн книгу. Автор: Валентина Толкунова cтр.№ 19

Доброе слово нужно каждому, а мы иногда не способны произнести его, потому что зажимаемся, становимся жесткими, ироничными, колкими, не замечаем проблем, переживаний ближнего – сосредоточены только на своем состоянии и настроении. Это неправильно, надо уметь оглядываться вокруг, расширять свой диапазон, кругозор – имею в виду не заучивание каких-то математических формул или порядка кнопок, на которые нужно нажать, а умение открыть для других свое сердце. У многих из нас оно закрыто наглухо, но мне, например, справиться с этой проблемой помогает профессия – появляясь на сцене, я и сама живу песней, и даю жизнь другим.

Мне бы очень хотелось всегда пребывать в том состоянии, в котором я нахожусь на сцене; в повседневной жизни хотелось бы. Это состояние полной отрешенности и возвышенности, одухотворенности, которое теряется, когда уходишь со сцены, и которое дает тебе право иногда говорить с людьми возвышенным языком. Ты можешь говорить с ними через песню, через какие-то интересные образы, через музыкальную фразу, проникающую в мир зрителя… Но в жизни исполнитель – всего лишь человек, который переодевается из светского платья цариц в обыкновенные брюки, костюм и перестает себя ощущать возвышенным. После концерта я всегда выхожу на пустую сцену и смотрю в пустой зал, благодарю сцену за то, что она меня сегодня приняла, сделала лучше, чище. Мысленно благодарю людей за то, что они пришли и меня выслушали. Я всегда говорю спасибо. И выхожу из театра.

Чтобы не простужаться и беречь голос, я никогда не ем мороженого, не пью холодной воды и не хожу в очень теплом шарфе, сняв который недолго простыть. Конечно, по возможности избегаю близких контактов с носителями гриппа. Кроме того, есть средства профилактики, которые я активно употребляю: лимон, мед, чеснок поднимают иммунитет, и организм уже не воспримет инфекцию. Если все-таки простуда навалилась, я все равно стараюсь не принимать таблеток. Можно использовать медовый компресс – обмазать медом пару кусочков ткани, положить их на горло и на грудь и обязательно согреть шарфом. Еще неплохо разогревать и держать в тепле икры ног – там находятся антипростудные точки; надеваю гетры или высокие шерстяные носки, всегда сплю под теплым одеялом… Даже в вопросах медицины я придерживаюсь собственных взглядов, что хорошо, а что плохо.

Мне периодически поступали предложения «заняться сценическим имиджем», но становится неинтересно, если кто-то руководит мной, пытается корректировать мою суть, подбирать мне гардероб и давать советы, как себя вести. У меня свой внутренний мир и свои принципы, один из которых, кстати, – делать хотя бы одно доброе дело в день.

Много раз именитые мастера шили мне костюмы, которые я отказывалась надевать. Однажды очень хороший модельер сшил совершенно не соответствующее моему стилю, неудобное платье. Случилось это за неделю до концерта. Я предпочла надеть старое, лишь бы не выходить к людям в наряде, будто снятом с чужого плеча. Сценический костюм должен быть удобным и поддерживать мой облик, а не отвлекать от текста и музыки блестящей мишурой и оригинальными изысками. Если платье красивее тебя – не пой, а ходи в нем по подиуму!

Умные, мудрые песни требуют соответствующего отношения к себе. Как, скажем, я могу петь «Стою на полустаночке» или «Я не могу иначе» с оголенными плечами, в декольте?

Существует классика, где широко используются три цвета: красный, белый, черный. Их можно смешивать, но они всегда красивы и по отдельности. На мой взгляд, тяготение к классике говорит всего лишь о постоянстве. В том числе о моем устоявшемся отношении к любимому зрителю, который привык видеть меня именно такой, какой я много лет выхожу к нему петь.

Мое правило – не делать того, что мне несвойственно. Если в повседневной жизни мне по душе какие-то вещи – скажем, бриллиантовое кольцо или норковая шуба, – я никогда не надену их на сцену. Просто потому не надену, что буду плохо себя чувствовать в этом виде. Бриллианты хороши по особому поводу – например, для какого-то званого вечера; но артисту шокировать публику блеском со сцены, демонстрируя людям свои неограниченные финансовые возможности, – неверно и некрасиво. Если артист при этом еще и работает «под фанеру», я воспринимаю это как неуважение к зрителю и бессовестную ложь, начиная с облика такого артиста и заканчивая его нечестной работой. Ходить из одного конца сцены в другой, открывать рот и улыбаться может каждый, но отсутствие затраченных сил говорит лишь о том, что артиста как такового и нет.

Возможно, будь я менее выдержанной и более амбициозной, добилась бы большего. Тем не менее скромность мне в жизни не помешала ни разу. При наличии интересного, богатого внутреннего мира человек одинаково хорошо чувствует себя и во дворце, и в хижине.

Так уж вышло, что я живу не материальным, а духовным. Это находит отражение и в бытовых вопросах: готовлю крайне редко (хотя с удовольствием), уборкой не занимаюсь, разве что вопросы декора и меблировки решаю сама. Моя мама, Евгения Николаевна, значительно лучше разбирается в ведении хозяйства, в этом смысле она всегда считалась у нас главой дома.

Иногда вдруг появляется настроение изобрести что-то самой в кулинарном плане – приходит народ, надо доставать из холодильника продукты и что-то срочно готовить. У меня получается неплохо, хотя и редко. Во всяком случае, никто пока не жаловался, а мои сырники семья вообще очень любит. Рецептов в памяти не держу, следую интуиции. Кулинарных книг не читаю, делаю все на глазок: тут добавишь, там поперчишь – вот и обед готов. Даже будильник не выставляю, не думаю как-то о времени… А вообще вкус любого блюда зависит от состояния души.

Мой дом функционирует предельно просто и очень утилитарно: есть место, где я сплю, ем, работаю. Мне некогда заниматься дизайном или частым переустройством квартиры в угоду моде. Из каждой зарубежной поездки я привожу сувениры, и они занимают полдома. У меня нет ни одной вазы или картины, купленной по моей инициативе, – только подаренные. Рояль и старинная мебель красного дерева, которую я очень люблю, достались мне по наследству. Я мало покупаю, разве что концертные костюмы, обувь, атрибуты для сцены – и не более.

Помню, к выпускному балу почти все девчонки сделали короткие прически, казавшиеся тогда стильными, взрослыми. Я решила от них не отставать. Пришла в парикмахерскую, попросила: «Остригите, пожалуйста, волосы». Мастер потрогала их на вес и спросила: «А мама тебе разрешила?» – «Нет, я уже достаточно взрослая, чтобы никого не спрашивать». – «Вот когда мама придет и скажет мне: «Остригите этой девочке волосы», тогда я все сделаю, а сейчас пошла отсюда!» – и выгнала меня взашей.

Больше я в парикмахерскую не ходила, оставила волосы такими, какие есть. И правильно сделала – раз уж Господь отвел меня от этого неразумного поступка.

Никаких секретов по уходу за волосами у меня нет. Ухаживаю точно так же, как и любая женщина, а специально ничего особенного не делаю. Я считаю, что волосы – это природа, а ее изменить нельзя. Если у тебя хорошие волосы, благодарить надо гены и маму, папу, бабушку с дедушкой… У нас в семье у всех очень хорошие волосы, которые достались по наследству и мне. Жемчужные бусы в длинной косе – не ловкий рекламный ход, а отражение меня, моих представлений о том, что красиво. Прямо с того дня, когда я впервые вышла на сцену, жемчужные бусы стали неотъемлемой частью моего сценического образа. В 1972 г. я выступала в Колонном зале, и мне сшили для этого концерта красивое платье, расшитое жемчугом. У меня нашлась дома нитка жемчуга. Я вплела ее в косу, «под платье», посмотрела в зеркало – и мне так понравилось, что я решила носить это украшение всегда. Вообще люблю жемчуг и ношу его не только на сцене, но и в повседневной жизни. Он не выглядит кричаще – и в то же время не остается незамеченным, украшая весь облик женщины.