Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино - читать онлайн книгу. Автор: Федор Раззаков cтр.№ 64

В ходе сражения немецкие войска потерпели ощутимое поражение. В результате контрнаступления и общего наступления они были отброшены на 100–250 км. Полностью были освобождены Тульская, Рязанская и Московская области, многие районы Калининской, Смоленской и Орловской областей.

В то же время силы вермахта смогли сохранить фронт и Ржевско-Вяземский плацдарм. Советским войскам не удалось разгромить группу армий „Центр“. Таким образом, решение вопроса об обладании стратегической инициативой было отложено до летней кампании 1942 года.

Через месяц боев Гальдер записывает окончательный и крайне неприятный для германского командования вывод, сделанный фельдмаршалом Браухичем: „Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник./“».

Героически сражался на полях Московской битвы возлюбленный Зои Федоровой капитан Иван Клещев – командир эскадрильи 521-го истребительного авиационного полка 43-й авиадивизии. Так, 14 декабря 1941 года, в ходе наступления на Клин, он уничтожил на аэродроме три вражеских самолета «Ju-87». Затем Клещев встретил в воздухе семь истребителей противника «Ме-109». Смело вступив с ними в бой, он сбил два «мессера» и вернулся на поврежденном самолете на свой аэродром. Вскоре после этого Иван Клещев был награжден вторым орденом Красного Знамени, получил повышение в звании – стал майором.

К середине марта 1942 года Клещев совершил 220 боевых вылетов, в 30 воздушных боях сбил лично 6 и в составе группы 13 самолетов противника.

А что же Зоя? Она без дела тоже не сидела. Когда стало понятно, что Москву удалось отстоять, Федорова вернулась к концертной деятельности – стала выступать во фронтовых бригадах в самом городе (в госпиталях) и на передовой. А вот для агента «Зефир» работы в новой обстановке уже не было, поскольку посольство и консульство Германии в Москве были закрыты и все немцы были высланы из страны (их обменяли на советских дипломатов, работавших в Берлине). Причем если взять других агентов, работавших на немецком направлении, то им работа нашлась по прежней линии. Так, Николай Кузнецов и Александр Демьянов были заброшены в тыл к фашистам, где первый стал воевать в составе партизанского отряда под именем Пауля Зиберта, а второй «сдался» немцам и объявил им, что имеет в Москве антисоветскую организацию «Престол», готовую служить фашистам. Немцы поверили Демьянову и в итоге оказались в сетях советских спецслужб, развернувших против них операцию «Монастырь».

А вот забрасывать в тыл агента «Зефир» никто не собирался. Поэтому какое-то время Зоя была не у дел. Но осенью 1942 года все изменилось – ее решили использовать на американско-английском направлении, которое стало весьма приоритетным в свете того, что высшее советское руководство чрезвычайно заботила проблема открытия союзниками второго фронта. В одном из рефератов на эту тему говорится следующее:

«…7 ноября 1941 года президент США Ф. Рузвельт официально распространил действие ленд-лиза на СССР. Однако американцы не выполнили даже минимальных взятых на себя обязательств. В счет оплаты военных поставок в августе-сентябре 1941 года СССР отправил в США золота на 10 миллионов долларов. Американское же правительство обещало в 1941 году направить в нашу страну помощи на 741 миллион долларов, а реально доставило в СССР за первый, самый тяжелый, год войны всего на 545 тысяч долларов, то есть лишь 0,1 % от гарантированного. К примеру, вместо 750 обещанных танков СССР к январю 1942 года получил только 16, а вместо 600 самолетов – лишь 85. Американские поставки были сорваны в самое тяжелое для нас время, тогда, когда СССР истекал кровью и решалась судьба войны на советско-германском фронте – а следовательно, и всей Второй мировой войны.

США явно саботировали исполнение своих обязательств перед СССР, и это было отнюдь не случайностью, а частью внешнеполитической стратегии Вашингтона в годы Второй мировой войны. Суть американской позиции на второй день Великой Отечественной войны цинично и откровенно изложил Г. Трумэн, в тот период сенатор, а впоследствии и президент США. „Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше“. Понять его нетрудно. Поскольку Вторая мировая война не затрагивала непосредственно американскую территорию, то для Соединенных штатов было бы лучше всего, чтобы она длилась как можно дольше. Соперники Америки на поприще мировой гегемонии максимально обескровили бы себя в ней, а США автоматически, не прилагая никаких усилий, оказались бы единственной могущественной державой и могли бы навязывать свою волю остальному человечеству. Да, понять Трумэна нетрудно, но уважения к американскому образу мыслей это не прибавляет ни на грош.

Подобный ход мысли не был достоянием одного лишь Трумэна – он разделялся практически всем высшим американским военным руководством. В августе 1942 года А. А. Громыко дал следующую характеристику: „Стимсон – военный министр, как известно, всегда был настроен антисоветски. Его заместители (разве за исключением Макклоя) также занимают в отношении СССР неблагоприятную позицию… Подавляющее большинство из генералитета армии США питают надежду, и сейчас ее не оставляют, на истощение и гитлеровской Германии, и Советского Союза. Эти надежды совпадают с надеждами руководителей промышленных кругов. Вторая группа генералитета США, вероятно, немногочисленная, но очень влиятельная, все еще лелеет надежду на сговор с Гитлером“. Отношение к СССР со стороны командования американского ВМФ было, по словам Громыко, еще хуже, чем у армейских генералов.

Примерно такую же, разве что более осторожную и дипломатичную, позицию занимал, по сути дела, и президент США Рузвельт. В своей книге „Америка и Россия в изменяющемся мире“ Гарриман свидетельствует, что в войне, которую Красная армия вела с армиями стран оси, Рузвельт надеялся ограничить участие США лишь использованием их авиации и флота. Всю тяжесть сухопутной войны, влекущей за собой максимальное количество потерь, американский президент великодушно возлагал на плечи Советского Союза. В этой связи становятся понятными и срыв поставок по ленд-лизу, и невероятно долгое затягивание открытия второго фронта, официально обещанного в 1942 году, а открытого лишь спустя два года, когда исход войны был уже окончательно решен. Исключительно своекорыстная и в высшей степени двуличная позиция по отношению к своему „красному“ союзнику по антигитлеровской коалиции была характерна для американского руководства буквально с первых же дней войны. Нет, Сталин, как бы к нему ни относиться, несоизмеримо честнее и щепетильнее выполнял свои обязательства перед западными союзниками, будь то помощь американцам во время немецкого контрнаступления в Арденнах или вступление в войну с Японией…

Точно так же вела себя и Великобритания.

23 июля 1942 года Сталин направил Черчиллю резкое послание, в котором говорилось, что вопрос об организации второго фронта в Европе „…начинает принимать несерьезный характер“ и что с этим в Москве не могут примириться.

12 августа Черчилль в сопровождении ряда специалистов прибыл в Москву, и в то же вечер в Кремле их принял Сталин. Он ознакомил прибывших с военным положением и отметил, что „пока дела на фронте идут нехорошо. Противник стремится прорваться к Баку и выйти на Сталинград, – продолжал Сталин. – Было трудно предполагать, что немцы соберут так много войск и танков отовсюду из Европы. Нам не удалось остановить наступления“. Из этих слов ясно следовало, что одну из причин создавшегося тяжелого положения на советско-германском фронте советское правительство видело в бездействии своих западных союзников. В ответ Черчилль заметил, что американцы и англичане после тщательного изучения вопроса убедились в невозможности осуществления операций во Франции с целью отвлечения дивизий противника с русского фронта и договорились перенести их на 1943 год. Он ссылался на нехватку десантных судов и войск и на трудности, сопряженные с преодолением пролива. На вопрос Сталина, правильно ли он понял, что второго фронта в 1942 году не будет, Черчилль ответил утвердительно.