Любе выделили комнату. Она была счастлива. Первый раз у нее была собственная комната – с письменным столом, кроватью и платяным шкафом для одежды.
Вскоре мать отошла, повеселела, сшила шторы из ситца, постелила на стол скатерть и поставила в вазу цветы. Кровати покрыла яркими покрывалами. В доме стало теплее и веселее.
Василич целый день занимался хозяйством – кормил кур и поросят, что-то чинил, стругал, мастерил.
Люба пошла в школу, маленькую, в три класса, седьмой и восьмой занимались вместе. В поселке зимой было скучно – все ждали лета, или, как говорили, сезона. В сезон появлялись курортники, снимали комнаты, покупали фрукты и вино – словом, каждый дом оживал.
Василич занимался с Любой математикой и физикой, а она помогала ему по хозяйству. Теперь Люба скучала по снегу, катку и лыжам. В поселке снега не было вовсе, и вечерами было совсем грустно. Подружилась с соседской девочкой Айзан, они болтали, ходили гулять, обменивались книгами.
Мать с Василичем жили хорошо, дружно – никогда Люба не слышала ссор и скандалов.
К маю поселок стал оживать. Чинили «шанхаи» – так назывались домики и сараюшки, которые сдавали курортникам. Мать стирала и крахмалила постельное белье, застилала кровати, вешала на окна ситцевые занавески. В июне стали съезжаться отдыхающие.
Люба с Айзан стали бегать на море. Люба звала с собой мать – та все отмахивалась, мол, дела, у меня, Любаня. У нее и вправду было много дел – огород, дом, жильцы.
Люба не узнавала мать: она перестала за собой следить, не красила глаза и губы, волосы убирала под косынку, по дому ходила в халате. Но Любе такая мать нравилась больше – похожая на всех матерей ее подруг.
С Василичем Люба подружилась, даже полюбила его и была совсем счастлива, только немного скучала по Москве и прежним одноклассницам.
Она просила мать съездить в Москву, но та все отмахивалась, много дел. Да и Василич при разговорах о Москве плотно сжимал губы, и Люба видела, что он недоволен.
После восьмого класса было решено, что Люба пойдет в медучилище в городе, тридцать верст от дома. В училище давали общежитие.
В сентябре Люба заметила, что мать поправилась. И точно, все подтвердилось: мать сказала, что они с Василичем ждут ребенка. В марте у Любы родилась сестричка – маленькая Диночка. Василич был на седьмом небе от счастья. Сам смастерил малышке кроватку и пеленальный столик.
Опять пришло лето, и опять завертелась шумная жизнь. По вечерам собирались жильцы – теперь Любе разрешали сидеть в саду за столом допоздна.
В августе она уехала в город поступать в училище. Ей дали комнату в общежитии. Учиться Любе нравилось, нравилось ходить в белом накрахмаленном, тугом халате и в белой шапочке. В общежитии была веселая жизнь, но Люба много училась – она твердо решила после диплома ехать в Краснодар или в Москву поступать в институт.
На выходные Люба приезжала домой. Играла с маленькой Диночкой, а Василич все ее жалел, велел, чтобы она отдыхала, и все старался накормить – какая там в общежитии еда.
Мать как-то грустно заметила:
– Видишь, как жизнь повернула. Я теперь и в зеркало на себя смотреть боюсь, какая стала.
– Плохо тебе? – испугалась Люба.
– Да не плохо, но как-то не так, – отвечала мать. – И хозяйство это, и кухня, и стирка – вон, погляди, какие руки сделались. – И она протянула Любе свои руки – совсем без ногтей, загорелые, с потрескавшейся и шершавой кожей. – Вот, – усмехнулась мать, – хотела замуж и получила. – Потом помолчала и добавила: – Грустно все это, Любаня. Неужели, думаю, так жизнь и пройдет?
Люба окончила училище и пошла работать в больницу – решила, что надо поднабраться практики, а институт год-другой подождет.
В январе ей исполнилось восемнадцать, а в мае она выскочила замуж. Мужу было двадцать три года, он только окончил институт и первый год работал хирургом в местной больнице. Им дали комнату в семейном общежитии. Люба была счастлива. Мужа она любила, и жили они душа в душу.
А примерно через полгода пришла телеграмма от Василича, в которой он просил ее срочно приехать.
Люба ехала с захолонутым сердцем – чувствовала, что дома что-то случилось. От станции бежала так, что сердце выпрыгивало. Встретил ее Василич с Диночкой на руках и рассказал, что мать уехала. Закрутила роман с отдыхающим, молодым парнем из Архангельска. Тихо собралась, оставила Василичу записку, собрала вещи – и была такова.
– А Диночка? – прошептала ошарашенная Люба.
– Вот видишь, и Диночка ее не остановила, – вздохнул Василич.
Люба взяла на руки маленькую Диночку, села на ступеньку и заплакала.
– Чайник пойду поставлю, – буркнул Василич. – Голодная небось.
Потом они долго с Василичем пили чай и молчали.
Ночью Люба легла спать с Диночкой – прижала ее к себе и опять заплакала. А к утру она уже все решила, быстро собралась и уехала в город.
Муж был на дежурстве. Она сварила обед, прибралась в комнате и стала ждать его. Муж пришел с работы возбужденный и радостно сообщил Любе, что в Новороссийске ему дали отделение в городской больнице. Люба смотрела на него молча.
– Не рада? – удивился он.
Она покачала головой:
– Рада, что ты!
А потом объяснила, что возвращается домой, рассказала ему всю историю. Муж долго молчал, мерил комнату шагами, а потом спросил:
– Неужели для тебя это дороже меня?
– Есть еще один выход, – ответила Люба, – мы вместе возвращаемся в поселок. Работу ты себе всегда найдешь.
– Ну ты даешь! – возмутился муж. – Ты что, не поняла? Мне предлагают отделение! Это же такой шанс! Возьми, в конце концов, сестру с собой! Проживем как-нибудь.
Люба покачала головой:
– А Василич? Отнять у него сейчас и Диночку? Да он и не отдаст. Разве ты бы отдал? А он один не справится. Ему и так тяжело, тяжелей не бывает.
– Ну знаешь! – возмутился муж. – Ему тяжело, а обо мне ты подумала?
– А что ты? Ты здоровый и молодой. Две руки, две ноги, голова, специальность. Ты не пропадешь, – ответила Люба и стала собирать чемодан.
Муж ее не удерживал. В поселок она вернулась поздно вечером, а утром началась обычная жизнь. Василич, как всегда, что-то чинил, подбивал, обрезал деревья, кормил кур, а Люба возилась с Диночкой, стирала, готовила – ворох домашних дел.
Она устроилась на работу в медсанчасть – больницы в поселке не было. Брала сутки через трое, так решили с Василичем. Кое-как справлялись. А через месяц Люба поняла, что беременна. Сказала об этом Василичу – он вздохнул и ответил:
– Ничего, Любаня, подымем, куда денемся.
Прошла теплая, бесснежная зима, и настала весна. Опять закружили хлопоты – готовились к летнему сезону.