Джеки огорчила даже преданную Эвелин Линкольн, которая вместе с младшим лейтенантом Джорджем Долтоном разбирала в Исполнительном управлении бумаги покойного президента и готовила передвижную выставку. Джеки раздраженно заявила ей: «Вам-то не так тяжело, у вас есть муж. А у меня что? Только Библиотека…» Она поинтересовалась, зачем Линкольн такой большой кабинет, а когда Эвелин ответила, что там выставлены для посетителей всякие памятные предметы, Джеки воскликнула: «Но ведь все эти вещи мои!» – и запретила Эвелин что-либо отдавать кому-то в качестве сувенира. Потом она с пристрастием выспросила, чем конкретно Эвелин занималась в последние несколько недель, и, услышав ответ, заметила: «Ну, миссис Линкольн, я бы составила картотеку всех этих материалов за полдня!» Просматривая с Галлахер хозяйственные счета, Джеки говорила еще более обидные вещи – обвиняла персонал в том, что они якобы тащат домой еду, отказывалась платить Прови сверхурочные за работу по вечерам и в выходные: «По-вашему, за любую мелочь я должна им приплачивать?» Она отказалась сохранить горничной, Прови, полное жалованье за лето, когда она с детьми уезжала, и велела Галлахер через агентство найти для Прови дополнительную работу.
Джеки мучили эмоциональная неуравновешенность, резкие перепады настроения и чувство вины, что она не уберегла мужа, не сумела его спасти. Ли рассказывала Сесилу Битону, как сложно было успокоить сестру: «Вы понятия не имеете, как мне доставалось. Она чуть ли не рассудок потеряла, ночами почти не спала и все время жалела себя! Твердила, что беззащитна и одинока, хотя вокруг были друзья, помощники, спецагенты… Иной раз била меня по лицу, ни за что ни про что…» Ли, в свою очередь, утешал Онассис, как Диана Вриланд говорила Битону: «Джеки Кеннеди намерена перебраться в дом, который в войну принадлежал Рексу и Лесли, Билли Болдуин ей помогает. Еще при ней Ли, а при Ли – Онассис…»
Джеки и правда редко оставалась одна. Рыцари Камелота под водительством Бобби собирались вокруг своей вдовствующей королевы. Однако старые друзья, друзья ее и Джека, не входили в это братство хранителей Вечного огня. Брэдли раз-другой приезжали на выходные в Уэксфорд, «безуспешно пытаясь поговорить о чем-нибудь или о ком-нибудь еще. В результате мы только выяснили, что на самом деле без четвертого и главного члена компании у нас троих мало общего». 20 декабря, почти через месяц после событий в Далласе, Джеки написала им весьма эмоциональное, прямо-таки сердитое и обиженное письмо:
Дорогие Тони и Бен!
Вы сказали мне кое-что совершенно шокирующее – вы, мол, надеетесь, что я снова выйду замуж.
Вы ведь наши близкие друзья. И должны знать: моя жизнь кончена, и теперь мне остается лишь ждать, когда она действительно закончится.
«Джеки говорила, что останется в Вашингтоне, – вспоминал Бен Брэдли, – даже просила Тони посмотреть для нее дома в Джорджтауне и в конце концов купила один. Но когда переехала, мы уже догадывались, что вскоре она покинет город, где рухнула ее жизнь».
Сначала Джеки инстинктивно цеплялась за прошлое, за жизнь с Джоном, однако психологически уже была готова двигаться дальше. Такое же впечатление сложилось у Чарли Бартлетта: «После ее отъезда из Вашингтона мы виделись редко. Мы вместе ездили в Камбоджу в 1967-м, но в остальном встречались только в окрестностях Бернардсвилла, где располагался ее загородный дом, а по соседству жили мои тесть и теща. Мне казалось, Джеки не хочет вспоминать прошлое».
Друг Джеки, Уильям ванден Хьювел, говорил: «Вашингтон был не для нее. Вашингтон – город президента, и она это знала».
Джеки нравилось общаться с женатыми мужчинами, причем без жен, и это оттолкнуло от нее старых друзей вроде Бартлеттов. «Марту раздражало, что Джеки норовит командовать чужими мужьями – Франклином Рузвельтом и другими, – смеясь, вспоминал Чарли Бартлетт, – и она не желала это терпеть. Поэтому во избежание неприятностей дома я редко виделся с Джеки. Сама Марта периодически встречалась с ней, поскольку была крестной Джонни, но ей это стоило больших усилий. Джеки очень изменилась. Марта больше не находила ее забавной. Она стала излишне заносчивой. Н-да, Джеки изменилась, а вот Джон так и останется прежним навеки…» В конечном счете старые друзья вроде Бартлеттов и Брэдли поняли, что их приглашали в Белый дом, потому что так хотел Джон, а вовсе не по инициативе первой леди.
Впоследствии Тони Брэдли испытывала к Джеки двойственные чувства: «С ее стороны не было того отношения, какое свойственно близким друзьям. Не думаю, что она вообще когда-либо имела близких друзей… И едва ли она ощущала потребность в задушевном друге. У нее были приятельницы – Рейчел Меллон, Джейн Райтсман, Нэнси Таккерман, но дружба дружбе рознь…»
По словам Робин Биддл Дьюк, «у нее не было по-настоящему близких друзей, что стало трагедией, когда умер Джон. Энджи сказал мне: “Ее некому утешить”. Ли возвращалась из Лондона, но… По-моему, к ней пошла жена Чака Сполдинга. Только ведь Джеки не была с ней близка, у нее не было задушевных подруг, она вообще недолюбливала женщин. Возможно, ввиду поведения мужа…»
Ко времени гибели Джона Кеннеди Сполдинги уже расстались. Тем не менее Джеки несколько раз приглашала Бетти на выходные в Уэксфорд, вероятно из-за ее дочек-близнецов, которые могли составить компанию Каролине и Джону. Бетти казалось, Джеки потеряла ориентир в жизни: «Она не знала, куда двигаться дальше, просто плыла по течению… С миссис Кеннеди она не ладила. Старый Джо был недееспособен, и ей не хотелось ехать к ним, она сомневалась, стоит ли везти детей летом на Кейп-Код и жить в доме миссис Кеннеди. Вдобавок Джеки хотела держать своих детей как можно дальше от отпрысков Этель, по-настоящему опасных. Один из них швырнул вилы в одну из моих девочек, можете себе представить?»
Жены друзей не допускались в Джекин джорджтаунский кружок. Робин Биддл Дьюк вспоминала, что ее муж, которого Джонсон назначил послом в Испанию, «позвонил Джеки и сказал: “Мы уезжаем в Испанию, и я хотел бы зайти попрощаться”, а она прямо сказала ему: “Приходи на чай, но без Робин”. Многие вообще не выказывали недовольства. Жена Роса Гилпатрика выказала, а вот Филлис Диллон и Мардж Макнамара нет, из великодушия. Но за кулисами мы все общались, играли в теннис, и на самом деле им не нравилось, что мужья куда-то ходят с Джеки Кеннеди. А она всегда звонила мужчинам и говорила: “Помоги мне, я в отчаянии”. Ребячество, конечно, но, с другой стороны, я прощала ей все, поскольку на ее долю выпало такое, чему даже сравнения не подберешь…»
Одна из подруг Джеки говорила, что Джеки считала, будто имеет права на всех мужчин: «По-моему, для нее не играло роли, женаты они или нет. К тому же, наверное, если она питала к кому-то романтические чувства или сексуальное влечение, то безопаснее было заводить отношения с женатыми мужчинами…»
«Она страдала от сильнейшей депрессии и суицидальных настроений, – рассказывала одна из приятельниц Джеки, знавшая ее еще в бытность дебютанткой. – И иные необъяснимые вещи связаны именно с этим». После смерти Джона она совершала порой нелепые поступки. Часто злоупотребляла алкоголем, а отсутствие сексуальной жизни обусловливало весьма странные выходки. Пожалуй, самая странная – свидание с Марлоном Брандо в январе – феврале 1964 года. Встречу организовала Ли через своего приятеля, кинорежиссера Джорджа Инглунда, близкого друга Брандо. Они вчетвером весело ужинали в клубном ресторане, как вдруг нагрянули фоторепортеры, пришлось спасаться через черный ход. Веселье продолжилось в доме Джеки. Она не скрывала, что Брандо ей нравится, прижималась к нему во время танца, что-то шептала на ухо, но ничего не произошло, поскольку актер перебрал и поспешил уйти, хотя, как говорил Инглунд, «оба были не против».