— Думаю, эта утопленница мне знакома. Я хотел бы увидеть ее поближе.
— Сожалею. Если бы я знал, мы могли бы ее подобрать. Теперь слишком поздно.
Они оба смотрят на вихревой след, простирающийся за кормой, где не перестает вращаться надутое воздухом платье. Его окружают бедные слова, расплывающиеся в кипении соли, изменившиеся до неузнаваемости и беспрепятственно увлекаемые в глубины забвения.
* * *
Фрегат возник в бинокле Нука восьмого октября в четыре часа пополудни. Преследуя «Саратов», он идет под французским флагом со скоростью около сорока узлов. Нук без лишнего шума связывается с центральным постом и просит, чтобы командир поднялся к нему на мостик.
Сиум в свою очередь рассматривает в бинокль мощно вооруженный корабль.
— Командир, он догонит нас меньше чем через час. Должен ли я увеличить скорость?
— Выигрыш в три-четыре узла ничего не даст. Пусть подойдет поближе. Перед ним наверняка стоит задача не уничтожить нас, а захватить. Они постараются нас запугать и заставить заглушить двигатели, чтобы подняться на борт. Возможно также, они захотят взять нас на абордаж. Но «Саратов» не остановишь как простой траулер. Спускайся к управлению, Нук. Когда фрегат поравняется с нами, ты должен будешь мгновенно исполнять мои приказы.
В двух морских милях от лодки фрегат «Дивный» дает два предупредительных выстрела. Снаряды вздымают гейзеры пены перед носовой частью «Саратова», невозмутимо продолжающего свой путь. По радио трещат приказы, призывая немедленно лечь в дрейф.
Едва заслышав взрывы, люди ринулись к люкам, но Нук преградил им путь.
— Мы скоро узнаем конец твоего фильма, — говорит Тон, обращаясь к Жилю. — Пойдем, выпьем по глотку.
До конца дня фрегат курсирует вокруг «Саратова», подходя почти вплотную к борту гигантской субмарины, резкие смены курса которой вынуждают его к рискованным рывкам в сторону. «Дивный» не оснащен броней, чтобы протаранить столь мощный корпус, и виляет, уходя от бокового столкновения. Он напоминает угря, нападающего на касатку.
С высоты полуюта капитан фрегата выкрикивает в мегафон последние предупреждения. Обращаясь к силуэту, маячащему внутри рубки, он переходит от угрозы к убеждению, старается использовать вежливый, почти дружеский тон. Но «Саратов» еще раз неожиданно делает резкий вираж и вынуждает преследователя отступить, чтобы избежать столкновения.
В глубоких сумерках на воду была спущена резиновая шлюпка с подвесным мотором. В ней четыре вооруженных моряка и один офицер. У них за спиной на ремнях тяжелые ружья. Сиум подсчитывает, что им понадобится меньше пяти минут, чтобы пристать к «Саратову». Он покидает рубку, блокирует люк и присоединяется к Нуку в центральном посту.
— Освободись от балласта и приготовься к погружению на перископную глубину.
— Командир, мы не пробовали погружаться. Мы даже не проверили корпус.
— Возьми троих людей в помощь и делай то, что я говорю.
Огромные пузыри лопаются вокруг медленно идущего на погружение «Саратова». Корабельная шлюпка с вооруженными моряками, как ореховая скорлупа, пляшет в мощных водоворотах и поворачивает обратно к фрегату.
— Думаю, мы погрузились, — говорит Тон. — Сиум совсем рехнулся.
Электрический мотор сменился дизелем. Непрерывный скрежет заполняет коридоры, все трубы начинают вибрировать.
— Не знаю почему, — говорит Жиль, — но я ему, пожалуй, доверяю.
— Когда он отправит нас ко дну, ты не будешь так говорить. Послушай лучше, как все вокруг трещит.
— Простите меня, — произносит Макс. — Мне не следовало вас приглашать.
— Бросьте, — отвечает Жиль. — По крайней мере, теперь в нашей жизни хоть что-то происходит. Ведь так, Капитан?
Тон бурчит что-то нечленораздельное. От сильной вибрации стаканы, стоящие на столе, сталкиваются и звенят, как колокола.
С первых же минут Сиуму становится ясно, что неисправность шноркеля
[14]
очень скоро вынудит его подняться на поверхность. Он знает, что на рассвете прибудут в подкрепление другие корабли и положат конец этой игре в прятки. Единственной возможностью было бы потихоньку уйти от фрегата и взять новый курс, но он слышит, как шумит винт «Дивного», упорно крейсирующего вокруг них. Он следит в перископ за его уверенным движением и думает о том, что «Саратову» все же придется показать свои зубы.
Незадолго до наступления полуночи Сиум повернулся к Нуку и приказал ему отправляться в торпедный отсек заряжать аппарат.
Полагая, что подводная лодка безоружна, капитан фрегата не соблюдает мер предосторожности. Его единственная забота — не потерять из виду субмарину, цепко пойманную экранами, и задержать ее в своих широких кругах до прихода подкрепления. Всякий раз, когда он выполняет разворот, он подставляет свой бок смертоносной морде «Саратова».
Выход торпеды из аппарата сопровождается мощным выбросом сжатого воздуха. Проплыв сотню метров, она мгновение колеблется прежде чем, как мурена, ринуться к своей жертве.
На борту «Дивного» оператор гидролокатора успевает только крикнуть: «Торпеда!» Раздается чудовищный взрыв, освещающий ночь до самого горизонта. Фрегат, перебитый надвое, тонет за несколько минут.
Припав к перископу, Сиум различает горстку тонущих людей, которые барахтаются в море среди огня. Бледный, как смерть, Нук возвращается в торпедный отсек.
— Теперь, — спокойно говорит Сиум, — мы всплываем и берем курс на сорок пять градусов, прямо к Исландии.
Кроме вахтенных, никто из экипажа не понял, что произошло. Услышав взрыв, люди подумали, что это еще один предупредительный выстрел. Некоторые вновь засыпают, другие, потерявшись в бездонных мечтах, неотрывно смотрят, как мерцает лампочка на потолке. Но никто и предположить не может, что «Саратов» только что объявил войну всем морским флотам мира.
[14]
Побережья знают только поверхностный трепет моря, кружевом отпечатывающийся на песке и лентами украшающий выступы скал. И моряки, бороздящие его волны, сквозь холодную броню корабля лишь смутно угадывают судороги, поднимающиеся из самых глубин.
В глубинную плоть океана дано проникать немногим: водолазам, ныряльщикам, подводникам да еще потерпевшим кораблекрушение, тем из них, кто на миг сохранил сознание, прежде чем погрузиться в ледяной мрак. Бездна смыкает над ними свои полупрозрачные покровы, и человек уходит в нее, подобно кинжалу или фаллосу, в ослепительном оргазме, ведущем к экстазу или смерти.
Несколько раз «Саратов» в состоянии боевой готовности был вынужден погрузиться на глубину, предельную для запаса его прочности. Море сжимало в своих щупальцах из последних сил сопротивляющиеся деформации стальные конструкции. Стоны лодки сеяли ужас среди экипажа. Большинство людей корчилось на койках, зажимая руками уши. Но по ту сторону зловещего скрежета иные улавливали какое-то журчание, проникающее сквозь толстые стены корпуса. Это была слабая, издалека идущая песнь, мелодия, которую они, казалось, слышали в раннем детстве, может быть, даже еще до рождения, и которую внезапно вспомнили сейчас. В ней пелось о животворящей алхимии воды и соли, о дающих пищу и убежище жидких сумерках, о вечной тишине глубин, которую мы покидаем на миг нашей жизни, чтобы отдать свое дыхание миру света.