Благодарю за этот миг - читать онлайн книгу. Автор: Валери Триервейлер cтр.№ 19

Дождавшись результатов выпускных экзаменов, я в тот же день покинула Анже, его северное предместье и свою семью. На следующий же день я записалась на истфак в университете Нантера [19] . Так я переходила от провинциального уклада к парижскому, от лицея в здании, считавшемся историческим памятником, к этому факультету на западной окраине столицы — очагу майской революции 1968 года; от жизни в лоне семьи к вольной жизни с возлюбленным, в каморке под крышей. Мой отец умер два года спустя.

Франсуа Олланд узнал всю эту историю довольно рано. Есть у него такое замечательное свойство — умение разговорить собеседника, тогда как на самом-то деле это я, журналистка, должна была подвигнуть его на политические признания. В те годы, когда мы общались на расстоянии, он иногда беззлобно подсмеивался надо мной, величая Золушкой. Он находил, что я отличаюсь от собратьев по перу, что я очень не уверена в себе. Я часто веду себя отчужденно, что создает мне репутацию холодной, высокомерной особы, и эта репутация прочно прилипла ко мне. В Национальном собрании или в «Пари-Матч» меня считают «буржуазкой», что меня очень забавляет: ведь я выросла в «Монплезире» — северном квартале дешевых новостроек Анже.

Однако разница между мной и другими действительно бросалась в глаза. В Анже я одевалась совсем не так, как мои сверстники. И не хотела больше выглядеть нищей, хотела выделяться из общей массы. Мы с сестренкой долго донашивали платья старших сестер. А «воскресные наряды» состояли из колючих фланелевых брюк, которые наша бабушка выкраивала из старых отцовских!

Вот самое горькое из моих воспоминаний: как-то мне пришлось идти в начальную школу в башмаках старшего брата: мои в тот день просто развалились, и мать не нашла другого выхода. Я долго отказывалась идти в школу в таком виде, но у меня не было выбора, и я всю дорогу плакала. А на перемене осталась сидеть в углу, прикрыв ноги своим ранцем.

У входа в здание Совета министров или в «четырехколонный» зал Национального собрания я вижу своих коллег в джинсах, однако сама упорно ношу костюмы. Еще в университете я ходила в юбках и пиджаках, купленных на развалах рынка Сент-Уан. Эта манера одеваться лишь упрочила мой имидж суровой, надменной молодой женщины. И мало кто из мужчин-журналистов осмеливался искать со мной дружбы.

Однако постепенно я завожу себе друзей по профессии. Некоторые из них используют меня как «приманку», по их собственному выражению. Я вхожу в группу журналистов, состоящую из одних мужчин. Мы часто приглашаем на обед политиков — мужчин и женщин. Все мы только начинаем осваивать свое ремесло и поэтому объединяем силы. Один из таких обедов преподал мне урок на всю жизнь. «Наверху» меняется расстановка сил, и один из центристов клянется нам, что никогда в жизни не войдет в правительство Миттерана. Через три дня он становится министром. Я тотчас звоню ему и говорю:

— Благодарю вас за науку, теперь я буду знать, что политикам верить нельзя!

Мне следовало бы получше запомнить это.

В 1997 году Лионель Жоспен становится премьер-министром, а Франсуа Олланд — первым секретарем Социалистической партии. Мы сближаемся все больше и больше, становимся единомышленниками. Он часто смешит меня своими шутками, я восхищаюсь его умом, живостью его характера. Он мгновенно облекает мысли в слова: едва услышав вопрос, тут же выдает ясный, четкий ответ, неизменно с ноткой юмора.

Некоторые из моих коллег подшучивают над этим привилегированным знакомством. В Национальном собрании они подсаживаются ко мне поближе, в полной уверенности, что первый секретарь обязательно поделится со мной какими-нибудь сведениями. И так оно и происходит. Ему часто случается пробраться сквозь толпу депутатов, чтобы подойти к нашей маленькой группе, под многозначительными взглядами моих товарищей.

По понедельникам, когда редакция «Пари-Матч» не работает, он часто звонит мне под тем предлогом, что мне, наверно, нужна информация, хотя я и не обращалась к нему. А по субботам днем, уезжая в Коррез, он звонит оттуда ко мне домой. Он сообщает мне важные новости, но и я время от времени подбрасываю ему полезную информацию, поскольку хорошо знаю положение дел в Социалистической партии.

Проходят годы, и наша дружба становится все теснее. Как-то в один предвыборный уикенд мне поручают съездить вместе с фотографом в Коррез, куда отправляется Франсуа. В субботу вечером он ужинает с нами. Затем ему нужно посетить танцевальный вечер пожилых людей. Он решает ехать в нашей машине, а не со своим шофером.

Мой фотограф отказывается сесть за руль: он хочет выскочить из машины с аппаратом, как только подвернется хороший кадр. Поэтому вести машину приходится мне. А я в то время водила довольно скверно. «Олланд» — так я звала его тогда, обращаясь на «вы», — садится рядом, впереди. У меня слишком высокие каблуки, которые застревают между педалями. В мгновение ока я сбрасываю туфли и сую их ему в руки, повергнув его в полное изумление.

Прибыв на место, он приносит себя в жертву, приглашая на танец, одну за другой, наших старушек. Я со смехом гляжу на него, а он строит мне жалобные гримасы, держа в объятиях даму, которой никак не меньше восьмидесяти. И я знаю, чего ему хочется в этот момент.

Годы премьерства Жоспена (1997–2002) еще больше сближают нас. Мы без конца ведем политические разговоры. Перед моим отъездом на летние каникулы, в конце июля, мы традиционно обедаем вместе, и он делится со мной своими планами на осеннюю сессию.

В 2000 году он приглашает меня на обед в сады Дома Латинской Америки. Я убеждена, что Жан-Пьер Шевенман подаст в отставку с поста министра внутренних дел из-за разногласий с Жоспеном по поводу Корсики. Франсуа Олланд, в то время уже первый секретарь СП, в это не верит. Дальнейшие события подтвердят мою правоту меньше чем через месяц.

А пока мы болтаем обо всем на свете, смеемся. Внезапно я вижу, что к нам направляется Сеголен Руаяль, и говорю об этом Франсуа, сидящему спиной к двери ресторана. Он принимает это за шутку, пока она не садится за наш стол и не говорит ледяным тоном:

— Прошу прощения, надеюсь, я не помешала?

Франсуа буквально немеет. Поэтому отвечать приходится мне:

— Мы тут говорили о «Тур де Франс».

— Не смейте издеваться надо мной!

— Да я не издеваюсь, это правда. И вообще, мы не делаем ничего плохого, — кажется, вы застали нас в ресторане, а не в номере отеля.

Моя невозмутимость и сбивает ее с толку, и разъяряет. Она обращается к Франсуа:

— Меня ты никогда не водишь в такие места.

Она уже повышает голос. Но только она. Франсуа по-прежнему молчит. Ему стыдно за эту сцену. Однако до настоящего скандала дело не доходит — она встает и исчезает так же внезапно, как появилась.

Франсуа только и удается, что пролепетать: