Примерно таким же был ход мыслей и в головах японских офицеров. Во всяком случае, их легкие силы тоже дисциплинированно держались подальше от эпицентра боя, и лишь один раз попытались выпендриться, решив, что неспешно бредущие в стороне «Паллада» со товарищи им по зубам. Может, так оно и было, но громыхнули орудия «Севастополя», и могучий всплеск воды от одного из снарядов залил палубу головного японского крейсера. Намек был понят, точность огня по достоинству оценена, и отступили, решив дождаться, когда Того разделается с «большими дядьками», а уже потом, не торопясь и без помех, разобраться со своими визави.
Однако, в точности по русской поговорке, гладко было на бумаге. Что-то там, вдалеке, у Того не заладилось, и невооруженным глазом было заметно - бой распался на несколько практически не связанных друг с другом очагов. Правда, детали из-за расстояния и густого дыма были неразличимы, но для японцев это не выглядело принципиальным. Главное, все русские броненосцы связаны боем, а раз так, продолжающая неспешно уходить группа русских кораблей могла считаться законной добычей.
И вновь русская пословица, правда, на сей раз другая - «не говори гоп...». Как у Того не получилось в единый миг растрепать тихоходную русскую колонну, так и у крейсеров не вышло ни уничтожить единомоментно «Палладу». Даже пройти мимо нее и добраться до транспорта не получилось.
Даже несмотря на относительную слабость вооружения, русский крейсер превосходил любого из своих противников по водоизмещению и большинство из них по защите. И, как уже не раз случалось в этой войне, последнее обернулось для его артиллеристов неплохим преимуществом. Идти на сближение японцы изначально даже не пытались, логично рассудив, что толпой проще закидать русских снарядами издали, тем более, на паре крейсеров имелись восьмидюймовые орудия. Теоретически это давало возможность разделаться с противником без риска для себя, а вот практически...
На практике все оказалось куда сложнее даже без учета размеров кораблей. Во-первых, в отличие от артиллеристов первого боевого отряда, канониры бронепалубных крейсеров имели куда меньше тренировок. Во-вторых, они заметно хуже умели совместно работать по одной цели. Ну и, в-третьих, лучшие артиллеристы изначально отбирались для службы на броненосцах, а те, кто попадал на крейсера, были не то чтобы браком, а, скорее, вторым сортом. В данном случае сочетание этих трех факторов привело к поразительно малому проценту попаданий. Японцы банально запутались в лесе всплесков от собственных снарядов, и первого попадания достигли только на двенадцатой минуте боя.
Артиллеристы «Паллады», не имея проблем ни с координацией огня, ни с легким волнением, достали врага первыми и сразу же накрыли «Такасаго», одного из самых опасных противников. Причем, в кои-то веки, им очень повезло - сразу два попадания, и оба нанесли японскому кораблю серьезные повреждения. Первым снарядом повредило носовое восьмидюймовое орудие, и отремонтировать его в море не представлялось возможным. Однако это уже ничего не значило и на исход боя не повлияло, поскольку второй снаряд сработал еще успешнее. Проломив шестьдесят три миллиметра гарвеевской брони, шестидюймовый снаряд угодил в машинное отделение, где вполне штатно взорвался. И вот здесь-то он натворил дел.
«Такасаго» был типичным представителем элсвикских крейсеров - относительно небольшим и недорогим, но притом чрезвычайно совершенным технически. Однако сейчас это совершенство обернулось против него самого. Компактное размещение котлов, из которых восемь стояли попарно, экономило место и водоизмещение, но когда среди них взорвался снаряд, мало не показалось никому. Взрыв, не такой вроде бы и сильный, вызвал такое же взрывообразное разрушение четырех котлов сразу, и японцы на себе почувствовали, что такое неизбежные на море случайности.
Со стороны показалось, что корабль превратился в гигантский чайник, с такой силой изо всех щелей рванулся пар. На несколько секунд все пространство вокруг корабля заволокло раскаленным белым туманом, а вверх, выбивая люки, ударил столб пара, поднявшийся выше мачт. Ну а когда весь этот ужас немного рассеялся, все, кто наблюдал за происходящим, на собственном опыте смогли убедиться, что просто так подобные сотрясения не проходят, особенно для кораблей британской постройки.
Киль одного из лучших крейсеров японского флота не выдержал столь грубого обращения и треснул, из-за чего корабль сразу просел в центральной части. Палуба изогнулась, металл задрожал от напряжения. Несколько минут набор корпуса еще сопротивлялся, но затем низкая прочность, изначально принесенная в жертву формальным показателям, дала о себе знать. С ужасающим скрежетом и воем корабль переломился пополам и обе части, несмотря на то, что были разделены внутри на множество отсеков, стремительно затонули. От попадания снаряда до гибели крейсера прошло не более трех минут. Ни один человек не спасся.
Столь быстрая гибель новейшего корабля разом подвергла в шок обе противоборствующие стороны. Даже перестрелка на несколько секунд прекратилась. Но если на японских кораблях воцарилось гробовое молчание, то на русских, после неизбежной паузы, необходимой для осмысления ситуации, раздался дружный радостный вопль, сопровождаемый швырянием в воздух бескозырок. А потом артиллеристы открыли огонь с еще большим энтузиазмом и, соответственно, большей скорострельностью. И даже первый японский гостинец, разорвавшийся на палубе, ранивший трех матросов и вызвавший небольшой, почти сразу же потушенный пожар, никак на это не повлиял.
Японские крейсера, получив столь эффектную и болезненную плюху, вели огонь не то чтобы лениво а, скорее, заторможенно. А вот миноносцы, словно подстегнутые плетью, рванулись вперед. Все же не зря те, кто ходил на этих маленьких, хрупких корабликах, с самого момента создания первой миноноски считались самыми безбашенным и едва ли не сумасшедшими. И сейчас, взбешенные гибелью «Такасаго», они вопреки всем уставам в едином порыве рванулись вперед, намереваясь покарать проклятых гайдзинов. Кровь погибших товарищей требовала отмщения, и японцы намерены были отправить длинноносых северных варваров на дно вместе с их лоханками. Ага, щ-щас.
Где заканчивается храбрость и начинается глупость вопрос, конечно, спорный. А вот то, что дневная атака миноносцев на крупные боевые корабли чревата для быстроходных, но хлипких посудин утоплением без особых шансов дотянуться до противника, непреложный факт. Реальная дистанция, с которой мины Уайтхеда, принятые на вооружение в конце девятнадцатого - начале двадцатого века могли реально дотянуться до противника, около полумили. И на эту дистанцию надо выйти сквозь огонь всего, что стреляет, притом, что даже одного попадания шестидюймового снаряда может оказаться достаточно, чтобы пустить миноносец на дно. К тому же, миноносцы, оказываясь между объектом атаки и своими крейсерами, перекрывали им прицел. Ну а русским его, соответственно, облегчали. И артиллеристы «Паллады» и решительно поддерживающего крейсер огнем транспорта и русских миноносцев не подкачали.
Наверное, «Палладу» и однотипные с ней крейсера можно, в какой-то степени, считать предтечей кораблей ПВО. Ориентированных, правда, не на оборону от не созданных еще самолетов, а уже достигших немалого совершенства миноносцев. С этой точки зрения большое количество трехдюймовок, способных создать высокую плотность огня на небольших дистанциях, выглядит вполне оправданным. Две дюжины орудий калибром семьдесят пять миллиметров - таким количеством противоминной артиллерии не стыдно похвастаться и броненосцу. К примеру, на несравненно более крупной «Микасе» их стояло всего двадцать. Плюс шестидюймовые орудия. Плюс орудия на транспорте. В общем, миноносцы встретил сплошной частокол фонтанов от русских снарядов, и первый же корабль, рискнувший в него войти, получил свое.