Один из крупных транспортов, стоящих на внешнем рейде, вместо того, чтобы искать спасения у берега, попытался прорваться в открытое море. На что рассчитывал его капитан, так и оставалось загадкой, поскольку даже если бы ему каким-то чудом удалось прорваться мима пышущего огнем стального гиганта, в море его ожидали крейсера. Но то ли он этого не сообразил, то ли гордость самурайская взыграла, но судно выпустило из труб густые клубы черного дыма и двинулось вперед, стремительно набирая скорость. Очевидно, котлы у него оказались под парами, иначе сложно объяснить такую лихость. Естественно, что на броненосце не могли оставить японца без внимания, и обстреляли его из шестидюймовок.
Промахнуться с двадцати кабельтов сложно, и транспорт моментально заполыхал, его надстройки превратились в руины, а борта украсились симпатичными дырами, но подводных пробоин он не получил. А дальше то ли у судна заклинило руль, то ли просто кто-то решил, что «помирать - так с музыкой», и транспорт понесло прямиком на «Цесаревича».
Вот это было уже опасно - дистанция все же была невелика и стремительно сокращалась, а столкновение с пароходом в восемь тысяч тонн водоизмещением, идущем на двенадцати узлах, сложно назвать приятным знакомством. По пароходу ударило все, что могло стрелять, руль положили до упора влево и разошлись контркурсами в трех кабельтовых - к тому моменту транспорт уже гарантированно не управлялся. При этом кто-то догадался разрядить в сторону японского корабля и минные аппараты левого борта. Именно в сторону - прицеливаться на циркуляции по проносящемуся мимо кораблю практически нереально. Но, тем не менее, одна из мин не только нашла свою цель, но и взорвалась, практически оторвав японцу форштевень. После этого корабль продержался на плаву от силы минуты две, но своей безумной атакой он подписал приговор остальным кораблям - скорее вымещая злость и испуг, чем по необходимости, комендоры «Цесаревича» открыли огонь и по другим кораблям, моментально превратив их в руины. При этом никому и в голову не пришло, что тем самым они лишают себя законной добычи, а Бахирев не стал вмешиваться. Сами поймут, когда азарт боя схлынет, решил он и оказался прав.
Между тем, пока большой дядька громил большие цели и наводил ужас на окружающих, миноносцы, как всегда незаметно, сделали не менее серьезное дело. Народ на юрких корабликах подобрался куда более опытный, а потому сработали они куда грамотнее экипажа «Цесаревича». Войдя под шумок в порт, они разрядили минные аппараты, потопив какой-то японский миноносец (никто даже не успел понять, какой, настолько быстро кораблик исчез с поверхности моря) и три транспортных корабля. Еще один нагло расстреляли из орудий, хотя долбить корабль в четыре тысячи тонн трехдюймовками - мартышкин труд. Тем не менее, после двух дюжин попаданий транспорт все же затонул, но русским он был уже неинтересен - их внимание привлекли куда более заманчивые цели. В результате два крупных, загруженных под завязку угольщика моментально поменяли статус и надолго обеспечили русскую эскадру топливом. Напоследок русские выпустили оставшиеся мины, вдребезги разнеся причалы. Словом, шороху в тот день навели изрядно, а на вываленных прямиком на фарватере якорных минах японские пароходы подрывались еще месяц.
А после того, как русские закончили демонстрацию силы и покинули окрестности разоренной вражеской столицы, эскадра разделилась. Тяжелые корабли совместно с миноносцами и трофейными кораблями отправились на базу, а крейсера, догрузившись топливом, легли на новый курс. В этот раз они нацелились на Шанхай - Эссен решил, что если уж начали нарушать законы, то нет смысла останавливаться на полпути. А брать в Шанхае было что - как минимум, стоило вытащить оттуда крейсер «Аскольд», интернированный в порту после сражения в Желтом море. Конечно, состояние крейсера было далеко от идеального, все же подводные пробоины и серьезно выбитая в бою артиллерия, но имелась вероятность, что корпус успели привести в относительный порядок. Остальное же - дело техники и мастеров с «Херсона», ставших едва ли не самыми ценными людьми эскадры. Разумеется, выцарапать корабль из Шанхая та еще задача, но Эссен не без основания подумал, что раз имеется специалист, уже провернувший подобную операцию, то ему и карты в руки. Пускай хотя бы попытается, хуже не будет, а второй корабль прикроет его, если что - восьмидюймовки остаются восьмидюймовками.
К тому же, Эссена интересовал еще и находящийся на «Аскольде» контр-адмирал Рейценштейн. Большими друзьями они никогда не были, однако к Николаю Карловичу Эссен относился с уважением, и хотел попытаться через него связаться с Петербургом. Связаться с ним и объяснить ситуацию - программа минимум, которую Севастьяненко должен был выполнить любой ценой...
Еще одним вариантом усиления эскадры выглядел крейсер «Диана», тоже прорвавшийся из Порт-Артура, но, по здравому размышлению, его решили не реализовывать. Во-первых, далеко - крейсер ухитрился умотать аж в Сайгон. Ну а во-вторых, сам корабль не выглядел серьезным подспорьем. Девятнадцать узлов парадного хода (это пять лет назад, сейчас еще меньше), слабое вооружение, невеликая автономность. Не зря же в этой войне «сонная богиня» никак себя не проявила, а раз так, то и не стоило терять время и силы, да еще и ссориться раньше времени с французами из-за столь сомнительного приобретения.
На море новости разносятся быстро. Намного быстрее, чем можно предположить, и как это происходит - тайна великая есть. Как бы то ни было, океан словно вымер. Японские корабли не встретились русским морякам ни разу, да и, честно говоря, все остальные тоже. Похоже, все разбрелись по портам и теперь ожидали, когда пройдет гроза. Вполне нормальное и логичное поведение, кстати, хотя бравые лейтенанты на мостиках русских крейсеров и не отказались бы от пары-тройки призов. Но человек предполагает, а Бог располагает, и до Шанхая эскадра добралась без приключений.
Севастьяненко, назначенный адмиралом старшим в их маленькой группе, вынужден был взять на себя тяжкое бремя принятия решений. Иванов, разумеется, обиделся, что хотя он старше и по возрасту, и по времени производства в чин, но оказался в подчиненном положении. Правда, виду не показал, только обращаться стал подчеркнуто официально - хорошо понимал, что достижения недавнего мичмана с его крейсерами весомее, чем у него с едва не погубленным транспортом и парой миноносцев. Тем не менее, осадочек остался, и некоторую напряженность в отношения людей, стоящих на мостиках, он вносил.
Надо сказать, хотя Севастьяненко и был слишком молод для своей должности, а значит, недостаток опыта ощущал буквально во всем, обладал двумя несомненными достоинствами. Во-первых, он был решителен, а во-вторых, его решительность не переходила в самодурство. В драку ради драки, тем более с сомнительными шансами на успех, он не лез, и мысль о лихом налете на порт даже не пришла ему в голову. Севастьяненко даже не подозревал, что именно этому, а не достаточно сомнительным уже в среднесрочной перспективе заслугам, он обязан своему старшинству в этом предприятии. Иванов был как минимум не глупее, и уж конечно не трусливее, не говоря о большем опыте, однако сейчас требовалось умение сначала думать, а потом уже стрелять.
Несмотря на то, что бравый командир «Нью-Орлеана» и был склонен к импровизациям (удачным, как показала практика), от проверенных методов он тоже не собирался отказываться. Тем более, что они позволяли сохранить корабли в относительной безопасности. Именно поэтому к порту он даже не пытался соваться. Вместо этого, как и при вербовке людей с «Цесаревича», на берег была высажена группа казаков с заданием доставить кого-либо из офицеров «Аскольда» на борт флагманского крейсера. Задачка, разумеется, непростая, но вполне выполнимая - все же европейцев в Шанхае хватало, и черты лица казаков особого внимания не привлекут. Опять же, русская речь в городе не экзотика - на тот момент только число постоянно живущих в городе русских переваливало за две сотни человек, а с учетом экипажа крейсера, тоже появляющегося в городе, она должна была окружающим уже приесться. Единственно, перед соотечественниками демонстрировать свое присутствие решительно не следовало - наверняка местные хорошо друг друга знали, а потому риск преждевременного разоблачения, пускай и непреднамеренного, оказывался неоправданно высок. Да и с экипажем «Аскольда» могли возникнуть сложности, поэтому лучше было молчать в тряпочку. Остальное же решали деньги (фунты, естественно, фунты, самая ходовая валюта в мире) и хорошая одежда - и того, и другого своим людям Севастьяненко не пожалел. Только посоветовал, не то шутя, не то всерьез, он даже и сам этого толком не знал, не уделять избыточного внимания шанхайским портовым борделям. Судя по тому, как переглянулись казаки, попал он в точку, особенно учитывая тот факт, что двое из отправлявшихся с казаками моряков в Шанхае уже бывали, и достопримечательности города знали неплохо.