Князь советский - читать онлайн книгу. Автор: Эльвира Барякина cтр.№ 73

Клим записал адрес.

– Чем же вы будете заниматься в Берлине? – спросил он.

– Устроюсь в какую-нибудь газету – все-таки у меня есть репутация и опыт, – отозвался Зайберт. – А если у нас с вами получится вытащить немцев Поволжья, подамся в политику – для меня это будет хорошим началом.

4.

В СССР существовали не только парии-лишенцы, но и высшая каста «брахманов» – это были члены Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Им поклонялись, они имели огромные пенсии, отдельные квартиры и несметное количество льгот.

В Обществе состояло около трех тысяч человек – то есть несколько поколений анархистов, нигилистов и революционеров. Кто-то посчитал, что в совокупности они провели на каторге шестнадцать тысяч лет, и еще больше – в ссылке.

У политкаторжан было свое издательство, книжный магазин и музей, где выставлялись документы, свидетельствовавшие о политических репрессиях в Российской империи. Но главным достоянием Общества являлась бывшая усадьба графа Шереметьева, превращенная в прекрасную больницу и дом отдыха. Помимо политкаторжан, там постоянно лечились высшие партийные чины.

Через соседей-пролеткультовцев Клим получил разрешение поехать туда на экскурсию – вместе с комсомольцами фабрики резиновых изделий «Красный богатырь».

Ехали с песнями. Бригадир Вася, загорелый, плечистый парень в тельняшке и широченных парусиновых брюках, прихватил с собой гармонь и всю дорогу горланил частушки:

У буржуев тьма тревог,

На сердце обуза.

Говорят, введут налог

На большие пуза.

Слушая его, девчонки хохотали.

После долгой тряски по разбитым сельским дорогам автобус въехал в старинный парк с искусственными прудами и тенистыми аллеями.

Комсомольцы приникли к окнам.

– Ой, смотрите, какие статуи! – ахали девушки, показывая на мраморные изваяния в фонтанах.

– А цветов-то, цветов! Больше, чем на первомайской демонстрации!

Выйдя из автобуса, комсомольцы в нерешительности застыли у белокаменного дома с широкой лестницей и колоннами.

– Вот это жизнь! – проговорил Вася. От изумления он выпустил гармонь из рук и та, издав громкий стон, упала на землю.

Навстречу экскурсантом вышел невысокий темноволосый толстяк с пышными усами.

– Здорово, молодежь! – сердечно сказал он. – Рад вас видеть! Ну, пойдемте, я вам все тут покажу.

Клим был единственным человеком, который узнал товарища Баблояна, – хотя его портреты постоянно печатались в газетах и продавались в наборах открыток. Никому и в голову не могло прийти, что такой важный человек будет запросто разговаривать с простыми рабочими, да еще поведет их на экскурсию.

Но Баблояну явно нравилось общаться с комсомольцами. Он пересмеивался с парнями и, как бы шутя, обнимал девушек за талии.

– Ведите себя тихо! – велел он, когда они подошли к террасе, заставленной удобными креслами и шезлонгами. На них дремали старики и старушки в новеньких опрятных халатах.

– У нас тут живой музей, – с благоговением сказал Баблоян. – Эти люди пожертвовали всем на свете, чтобы вы, молодежь, могли увидеть зарю социализма!

Комсомольцы чуть ли не на цыпочках поднялись на террасу и, краснея от смущения, принялись благодарить старичков и жать их морщинистые руки, на которых до сих пор были видны шрамы от кандалов.

Баблоян перечислял, кто из политкаторжан стрелял в генералов, а кто закладывал бомбы в резиденциях губернаторов.

Комсомольцам, выросшим при советской власти, казалось, что все это происходило давным-давно, в доисторические времена, и им не верилось, что участники тех событий до сих пор живы.

Особенно их поразил народоволец Фроленко – лысый, заросший бородой восьмидесятилетний дед. Он был одним из организаторов убийства Александра II.

– А зачем вы покушались на царя? – спросила Рая, маленькая черноглазая девушка с конопушками на вздернутом носе. – Ведь в ваше время революционная ситуация еще не назрела.

Фроленко задвигал вставной челюстью.

– У нас, барышня, не было другого выбора – мы должны были разбудить народ от вековой спячки. Это был сигнал, что революционные силы живы и что каждого угнетателя трудового народа ждет справедливое возмездие.

Комсомольцы захлопали в ладоши.

Баблоян показал на стоявшую в дверях старушку с клюкой:

– А это знаменитая Вера Николаевна Фигнер! Знаете, как о ней отзывались товарищи? «Есть натуры, которые не гнутся, – их можно только сломить, но не наклонить к земле».

Вера Николаевна недобро посмотрела на него.

– Молчал бы лучше! Мы хотели добиться свободы слова и совести, а вы все развалили. России нужна новая революция!

К ней подлетела медицинская сестра.

– Вера Николаевна, вам пора на процедуры!

Она ласково взяла старушку под локоток и увела ее.

– Старость – не радость, – вздохнул Баблоян. – Иногда товарищ Фигнер забывает, что революция уже была.

Он передал комсомольцев администратору, и тот повел их смотреть бывшую графскую оранжерею и птичник, куда недавно завезли кур особой породы «полосатый плимутрок».

Клим подошел к Баблояну.

– Я от Зайберта. Он просил передать вам письмо.

Баблоян изменился в лице.

– Пойдемте, – тихо сказал он и поманил Клима за собой.

Они сели на лавочку в окружении цветущих розовых кустов. Баблоян прочел письмо Зайберта, достал из кармана спички и тут же спалил его.

– Жаль, что Генриха выслали… Полезный был человек!

– Так что насчет немцев? – спросил Клим. – Для получения паспортов от них требуют справки, которые они не могут принести: для этого им надо возвращаться в Саратов, а у них нет денег.

Баблоян пожал плечами.

– В интересах государства мы вообще не должны их выпускать. Если они всем табором приедут в Германию, эта история просочится в прессу, и мы получим очередной поток клеветы на советский строй.

– Но ведь можно что-нибудь сделать!

Баблоян смерил Клима оценивающим взглядом.

– Пятьдесят рублей с носа, – одними губами прошептал он. – Если вы так печетесь о своих немцах, ищите деньги на «госпошлину». Только в валюте, пожалуйста.

Клим усмехнулся: Баблоян жил на всем готовом – зачем ему валюта? Вывод напрашивался только один: он, как и многие кремлевские начальники, подумывал об эмиграции и искал способ разжиться валютой на случай, «если все рухнет».

В газетах то и дело появлялись статьи об изменниках, которые уезжали в заграничные командировки и отказывались возвращаться в СССР. Невозвращенцами стали личный секретарь Сталина Бажанов, видные чекисты Думбадзе и Ибрагимов и многие другие. Это было бегство с тонущего корабля. Каждый из партийцев знал, что его в любой момент могут привлечь даже не за собственные грехи, а за дружбу с неугодным лицом. Причем наперед нельзя было сказать, кто завтра окажется в опале.