Синдром Настасьи Филипповны - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Миронова cтр.№ 14

Элла торопливо кивнула.

— Мне сказали: «Да, он ворует книги. Давно этим славится». Я нашел в справочнике их адрес и поехал туда. Поднялся на лифте, звоню в квартиру, открывает мне та самая женщина. Увидела меня и говорит: «Вы ничего не докажете». И захлопнула дверь. Действительно, с жалобой на такую кражу в милицию не пойдешь.

— Что вы сделали? — с замирающим сердцем спросила Элла.

— Что я сделал? Собрал все деньги, какие были в доме, еще и у друзей занял понемногу и купил на черном рынке «Доктор Живаго». Прочесть тогда так и не успел, сразу отвез профессору. Книга-то была дважды чужая! А он только что после инфаркта. Я не мог его волновать. Ну а эту, — Лещинский взял у нее томик и с нежностью погладил глухой сафьяновый переплет, — я сам купил в позапрошлом году в Польше. Представьте, Польша хоть и страна Варшавского договора, а купить там можно все что угодно. Я отказался от джинсов и купил «Доктора Живаго». Переплет уже здесь, в Москве, заказал верному человеку, чтобы никто случайно не заинтересовался. Так что читайте, Элла, но никому не говорите, даже соседкам. Скажите им, что это первый том «Капитала».

Элла засмеялась. Она благополучно прочитала и вернула книжку, но сначала тайком перепечатала для себя стихи из романа на своей верной «Эрике». Сейчас, лежа на постели и укрываясь шубкой, стараясь горячим чаем унять нервную дрожь, Элла вдруг подумала: а что, если в ее отсутствие у нее делали обыск и нашли эти стихи? В самих стихах Пастернака ничего крамольного не было, они жили своей отдельной жизнью и в отличие от романа не были официально запрещены. Высоцкий читал стихотворение «Гамлет» в своем спектакле. Какой-то бард положил на музыку «Мело, мело по всей земле». Песня исполнялась открыто.

Но, помимо стихов Пастернака, Элла перепечатала для себя много других стихов, совсем уж запрещенных: Галича, Бродского, «Реквием» Ахматовой… Ее опять затрясло, несмотря на чай и шубку. Она вскочила с постели, заглянула под матрац. Картонная папка «с ботиночными тесемками», как было сказано еще у Ильфа и Петрова (видимо, с 30-х годов технология и материалы для изготовления таких папок не изменились), лежала на месте. Элла специально задвинула ее к изножию кровати, чтобы не давить на нее всем своим весом. Дрожащими пальцами она лихорадочно перебрала листочки. Вроде бы все на месте и лежит в том порядке, как она сама положила. Она бережно спрятала папку обратно под матрац и снова легла.

Рассказать Лещинскому? После Майи Исааковны этот человек стал ее первым другом. Соседки по комнате не в счет. Они помогали друг другу, выручали, прикрывали, когда нужно было, но ни с одной из них Элла не смогла бы поговорить по душам. Они бы просто не поняли. Не поняли бы чисто по-человечески, не говоря уж о том, что все они до сих пор мучительно овладевали сложностями русского языка.

Рассказать или нет? Элла знала, что он на кафедре: видела его машину, когда ходила в главный корпус на беседу с вербовщиками из КГБ. Впервые ей пришел в голову ужасный вопрос: а можно ли ему доверять? Да, он давал ей читать запрещенную литературу. А если это была провокация? Вдруг это он навел на нее вербовщиков? «Нет, — Элла тряхнула головой, отгоняя наваждение, — быть того не может». Во-первых, они ни словом не упомянули о запрещенной литературе, хотя могли бы. Запросто. Прекрасный рычаг давления. Кое-кого за такие вещи сажали, и они могли бы ей пригрозить. А во-вторых, агенты явно узнали о ней не от Лещинского. Они наводили справки в паспортном столе у Нечипоренко М. Н.

Элле стало стыдно. Даже дрожь прошла. Как она могла заподозрить Лещинского? Человека, который сделал ей столько добра? Человека, которому она явно нравилась. После случая в детдоме Элла твердо решила не знаться с мужчинами. Но она не была каменной и понимала, что нравится ему. Правда, до сих пор он не предпринимал никаких попыток за ней поухаживать, и это она тоже записала ему в плюс. Ей вспомнилось, как, получив первый гонорар и новый перевод в «За рубежом», она рассказала Лещинскому и добавила:

— Даже не знаю, как мне вас благодарить.

А он облучил ее своей светлой улыбкой и ответил:

— Давайте обойдемся без хозрасчета, Элла.

Он никогда не называл ее Эллочкой, и это ей тоже в нем нравилось. Своего уменьшительного имени она терпеть не могла, оно напоминало ей об Эллочке-людоедке из «Двенадцати стульев».

И еще Элла вспомнила историю об украденной книге, о больном профессоре, которого нельзя было волновать, и это помогло ей принять решение. Хватит лежать и трястись. Надо рассказать ему. Вот прямо сейчас пойти и рассказать, пока он не уехал. Может, он уже уехал, пока она тут дурака валяет.

Она вскочила, оделась и побежала в главный корпус. Машина Лещинского все еще была на стоянке. Элла поднялась по лестнице, перешагивая через две ступеньки, пулей пролетела по пустому и гулкому коридору и только у дверей кабинета заведующего кафедрой остановилась. Ей надо было отдышаться. Она даже шубу не оставила в раздевалке! Теперь, опомнившись, Элла сняла ее и перебросила через руку. Она постучала и, услышав: «Да, войдите», робко заглянула в дверь.

— Элла!

Почему-то он всегда ей радовался. Она смутилась еще больше и вошла.

— У нас было заседание кафедры. Все ушли, а я вот задержался… — Он всмотрелся в ее лицо. — Что случилось?

— Феликс Ксаверьевич, мне надо с вами поговорить.

— Да-да, конечно. — Он торопливо поднялся ей навстречу, прошел к двери и защелкнул английский замок. — Садитесь. Все уже ушли, нам никто не помешает. Может, вам воды налить? Хотя, честно говоря… — Он с сомнением кинул взгляд на казенный графин с водой. — По-моему, вам лучше глоточек коньяку. У меня есть немного в сейфе. Будете?

— Нет, спасибо, со мной все в порядке.

— Я же вижу, что нет. Выкладывайте, что стряслось.

На Эллу вдруг страх напал. Они же требовали подписки о неразглашении! Грозили уголовными последствиями! Сделав над собой усилие, она поднялась со стула.

— Извините, я зря к вам пришла. Простите за беспокойство.

— Ничего не зря! Да оставьте вы эту несчастную шубу, сядьте! Говорите, в чем дело.

— Я не хочу, чтобы из-за меня у вас начались неприятности.

На миг его взгляд стал строгим, пристальным, колючим.

— Вы попали в какую-то историю? Да нет, ни за что не поверю. Фарцовкой вы не занимаетесь… У вас нашли что-нибудь запрещенное? — догадался Лещинский.

— Нет… Хотя вы почти угадали. У меня была беседа с агентами КГБ. Меня… приглашали на спецотделение.

— Ах, вот в чем дело! — с облегчением улыбнулся он. — Я мог бы и догадаться. Сильно они вас напугали?

— Они просили не разглашать… — сказала Элла. — Подписку требовали.

— А вы дали?

— Нет.

— Ну вот и хорошо. Устраивайтесь поудобнее и расскажите мне все подробно. Не волнуйтесь, дальше меня это не пойдет.

Элла рассказала о своей встрече с агентами. Лещинский несколько раз останавливал ее, переспрашивал, уточнял, просил ничего не упускать. Элле уже самой не верилось, что всего час назад она так дерзко и нагло беседовала с агентами КГБ.