— Во второй половине октября. — Папанин погладил пальцами усы. — А для вас, Николай Герасимович, у меня сюрприз. Вы как-то были у меня в гостях, и вам понравились вареники с творогом, которые делала моя сердечная Галина Кирилловна. Так вот она здесь, со мной, приглашаю вас на сибирские пельмени. И вас, мои друзья. — Он посмотрел на Головко, потом на Степанова.
— Нам бы еще к пельменям по чарке — и полный порядок! — усмехнулся Кузнецов. И серьезно спросил: — Начальство поморской столицы, как вы выразились, на месте? Я хотел бы с ним потолковать.
Папанин сказал, что все начальство на месте — и первый секретарь обкома ВКП(б) Огородников, и секретарь обкома по транспорту Буданов, и начальник порта Бейлисон, и начальник Северного пароходства Новиков.
— Они меня крепко выручают, и к ним претензий не имею! — воскликнул Папанин. — А как же иначе? Война — все для фронта, все для победы!.. У меня к вам, Николай Герасимович, есть вопросики по союзным конвоям…
— Эта задача возложена на Беломорскую флотилию, — прервал его Кузнецов. — А непосредственно в Арктике выводом ледоколов и других судов руководит командир Северного отряда капитан 1-го ранга Аннин. Надежный товарищ, я знаю его по Испании. Николай Петрович — потомственный моряк.
— Добро. Тогда я с ним и решу свои вопросики…
Долго шел разговор о союзных конвоях, о ледоколах, об Арктике, и каждый видел в нем круг своих неотложных дел, которые следовало решать.
5 ноября вечером адмирал Кузнецов вернулся в Москву. Над городом висело черное небо, кое-где проклюнулись звезды. Ехал до наркомата медленно, У Белорусского вокзала, где кончалась улица Горького, шли танки. В сумерках они казались призрачными. «Наверное, идут на фронт», — подумал нарком. Машину то и дело останавливали военные патрули. Такого еще не бывало.
— На то есть веская причина, — заметил адмирал Галлер, входя следом за наркомом в его кабинет. — Седьмого ноября будет военный парад на Красной площади. Мне сообщили об этом час назад в Генштабе.
— Военный парад?! — удивился нарком, поглаживая ладонью подбородок. — Вот это здорово! Мне даже мысль такая не приходила в голову. В тридцати километрах от столицы войска фашистов, а на Красной площади — парад!.. Хорошо! Это поднимет у бойцов боевой дух. Наверняка Гитлер набросится на своих генералов: как же они могли это допустить?! — Кузнецов взглянул на своего заместителя: — Что у вас в заветной папке?
— Телеграмма адмирала Октябрьского.
Николай Герасимович прочел, и на душе стало знобко. Севастополь под угрозой захвата немцами, доносил комфлот, наша оборона прорвана. Город до сих пор не получил помощи от армии. Основной подводный и надводный флот выведен из базы на Кавказское побережье… Николая Герасимовича насторожило то, что Октябрьский хочет перенести свой КП в Туапсе. А кто же будет в Севастополе руководить обороной города?
— Что скажете, Лев Михайлович? — спросил нарком, кивнув на телеграмму комфлота.
— Октябрьскому надо сидеть в Севастополе, а он бежит подальше от огня, — резко отозвался Галлер. — Паникует он, это плохо…
После ухода Галлера нарком сидел неподвижно. Еще когда «Дуглас» шел на посадку, нарком решил доложить о поездке начальнику Генштаба: был уверен, что маршал Шапошников не только выслушает его, но и даст разумные рекомендации. А уж потом ему будет легче объясняться с Верховным. Николай Герасимович еще не забыл недавний случай, когда Борис Михайлович оградил его от несправедливой критики. Под Одессой тогда создалось критическое положение, и было решено высадить морской десант в районе Григорьевки для удара по врагу с тыла. Во время перехода к месту высадки десанта «юнкерсы» атаковали наши корабли. В эсминец «Фрунзе» попало несколько бомб, и он затонул. О гибели корабля Кузнецов доложил начальнику Генштаба Шапошникову, добавив, что сейчас идет к Верховному.
— Я бы не советовал, — осадил наркома маршал. — Достаточно того, что вы сообщили о ЧП мне.
Вскоре после того как наши войска оставили Одессу, Верховному стало известно о гибели эсминца «Фрунзе», и он сделал замечание Кузнецову.
— Я доложил о случившемся по инстанции.
— Кому? — резко спросил Сталин.
За наркома ВМФ ответил маршал Шапошников:
— Мне он доложил. Вас, товарищ Сталин, я не стал беспокоить, вы были тогда озабочены обстановкой под Ленинградом. А потом, — продолжал маршал, — десант выполнил поставленную перед ним задачу и претензий к адмиралу Октябрьскому у Генштаба не было.
Вспомнив все это, нарком подумал: «Надо идти к Шапошникову». Он быстро оделся, взял портфель. В это время ему позвонил Сталин.
— Товарищ Кузнецов, вы уже вернулись? Я жду вас…
Николай Герасимович вошел в приемную. Поскребышев вскинул брови.
— С приездом, Николай Герасимович! Он ждет вас. Не в духе, — шепотом добавил Поскребышев.
Кузнецов поздоровался с порога. Верховный ответил ему кивком головы. Выслушал он наркома молча, не задав ни одного вопроса. И заговорил не о союзных конвоях, не об Архангельском порте, а об обороне Севастополя.
— Какого вы мнения о товарище Левченко? Не кажется ли вам, что в его действиях не хватает твердости?
— Я так не считаю, товарищ Сталин. Он мой заместитель, и я его работой доволен.
— Вот как? — воскликнул Верховный, и на его лице вспыхнула недобрая улыбка. — Так-так, продолжайте…
Николай Герасимович сказал, что Левченко на флоте с юнги, море и корабли — его судьба и жизнь. Есть в нем и ум, и трезвый расчет, и разумный риск. Не боится Гордей Иванович взять на себя ответственность. В критические дни боев Левченко находился в Николаеве, где на судостроительном заводе остались недостроенные корабли, и принимал решение об их уничтожении, чтобы не достались врагу. Садился на катер, когда немцы уже вошли в город. Немало он сделал и в осажденной Одессе, оказывая большую помощь флотскому и армейскому командованию. Теперь Левченко в Крыму. У Верховного главнокомандующего есть к нему претензии?
Сталин нахмурился.
— Смогут ли войска Крыма задержать продвижение гитлеровцев, не дать им с ходу захватить Севастополь?
— Вряд ли адмирал спасет положение, хотя за Севастополь он будет стоять горой, — заявил нарком ВМФ. — Вы поздно назначили адмирала Левченко командующим войсками Крыма, когда враг уже прорвал фронт и наши войска стали отступать. В этом, и только в этом я вижу причину…
— Спасибо за честность и прямоту. — Сталин, не глядя на Кузнецова, сухо добавил: — Вы свободны!..
К наркому без стука вошел адмирал Галлер. Он даже не поздоровался, заговорил сбивчиво, волнуясь.
— Второго ноября фашисты захватили Феодосию… — начал Галлер. — Я полагал, я надеялся…
— О чем вы, Лев Михайлович? — не понял его нарком.
— Феодосия в руках немцев, так? — Галлер повысил голос. — А там находится завод по производству торпед, тонны горючего на аэродромах. Уничтожено ли все это? — У адмирала дрогнул голос. — Нельзя оставлять врагу такой военный объект! Никак нельзя! Если узнает Верховный, что завод не уничтожен, он нам головы посрывает…