Хроника смертельной осени - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Терехова cтр.№ 75

Но Анна не удивилась.

– Я понимаю, – кивнула она. – Прекрасно понимаю.

– Конечно, понимаешь, – фыркнула дива.

Да, Анна поняла: не впасть в патетику, не позволить чувствам захлестнуть и утопить – вот самое сложное в этой сцене, где больше драматизма, нежели хореографии.

– Это все? – спросила она удивленно.

– Помимо Жизели, мы бы хотели посмотреть вас в Авроре, – заявил мсье Жоэль.

– Вариация из первого акта, – уточнила Иветт.

И это понятно: почти половина вариации – на полных пальцах. Несмотря на отсутствие высоких прыжков и кажущуюся простоту – настоящее испытание на выносливость. Ну что ж…

– Сколько у меня времени?

– Две недели. Показ будет проходить в Опера Бастий, в репетиционном зале Гуно. Вы можете посмотреть сцену.

– Кто будет присутствовать на показе? – спросила Анна.

– Это имеет значение? – спросил мсье Жоэль. – Впрочем, извольте: члены Попечительского Совета, Дирекция, управляющий балетной труппой и…

– И я, – сообщила Иветт. – Но я не имею права голоса…

– Формально не имеете, – чуть поклонился ей директор. – Но к вашему мнению прислушиваются все.

– Вы мне льстите, – сверкнула дива вставными зубами. – Но благодарю…

…И вот – все кончено. Сначала она исполнила сцену сумасшествия из «Жизели». Когда Жизель упала замертво, Анну поразила тишина, царившая в зале – ни одного хлопка, ни одного замечания… И в этом томительном молчании она поднялась, поклонилась и убежала за кулисы. Переодеваться ей не нужно, костюмом для обоих номеров служит пышная юбка-шопенка, надетая поверх черного балетного трико. Понадобится несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Первый акт «Спящей красавицы» – Аврора еще ребенок, девочка-подросток. Но она – королевская дочь, и поэтому образ источает врожденную гордость и привычку повелевать, смотреть на окружающих сверху вниз. И все же – она дитя, милое и веселое. Но этот розовый флер будет сметен надвигающейся трагедией, напророченной ей злой колдуньей.

Анна в нетерпении переступила с ноги на ногу. Когда же они ее позовут? Что они сейчас говорят, обсуждая ее, Анны, судьбу? Ей казалось, она исполнила сцену сумасшествия неплохо, не позволив себе сорваться на тяжкие воспоминания, которые могли бы свести с ума любую женщину и которые актриса драматическая, вне всяких сомнений, призвала бы, чтоб усилить трагизм своего исполнения. Но Анна, как primadonna assoluta, не имеет права опускаться до подобных приемов. Она должна обходиться средствами танца, движения – и это все, что имеется в ее арсенале. Скупые жесты, схематичная мимика, легкое движение ресниц – вот и все, остальное будет выглядеть гротескно или отдавать плохим вкусом.

– Мадам, вас ожидают, – помреж подошел, чтобы снова пригласить ее на сцену. Она сделала несколько глубоких вздохов и, ухватившись за стоявший рядом станок, потянулась в гран-батмане. Ну вот, он и пробил – ее час…

…Благодарим вас, мадам, – она словно сквозь сон услышала голос мсье Жоэля. – У кого-нибудь есть вопросы к мадам? – он оглянулся на мужчин и женщин, сидевших в амфитеатре. – Ну, если нет…

– У меня есть вопрос, – со сцены Анне было не видно, кто обращается к ней, она лишь слышала голос – мужской, властный и, как ей показалось, неблагосклонный. – У меня вопрос, мадам. Чем вы руководствовались, выбирая именно эти номера для показа? Они не очень сложны. Значит ли это, что у вас не хватит сил на что-то более трудное?

Анна растерялась:

– Я исполнила то, что мне рекомендовали. Если б выбирала я сама, то, скорее всего, выбрала бы нечто другое.

– Например?

– Я бы показала па-де-де из «Дон Кихота» или «Лебединого озера», – твердо сказала Анна. – Все, целиком. Только мне потребовался бы партнер.

– Но партнера у вас нет, – констатировал голос.

– Нет, но я что-нибудь придумала бы.

– И все-таки, – голос не собирался уступать. – Мне бы хотелось увидеть фуэте.

– Тридцать два фуэте? – спокойно спросила Анна.

– Именно. Тридцать два – никак не меньше. Или вы устали?

– Я не устала, – четко произнесла Анна. – Считайте, господа…

И не дав им, сидящим в зале, времени ни возразить, ни опомниться, она сделала замах рукой и методично стала нарезать пируэты классического эталона балетного мастерства – десять, одиннадцать… восемнадцать… двадцать два… тридцать… тридцать один… Ее ножка, словно хлыстом отщелкивала поворот за поворотом – три одинарных, один двойной, три одинарных, один двойной…

…Она выполнила их тридцать шесть, а на тридцать третьем, выдержанные и скептически настроенные дамы и господа вскочили со своих мест и стали аплодировать ей, и после того, как она остановилась – все еще стояли и хлопали, и лица их освещались улыбками восхищения ею, такой гордой и сильной…

– Добро пожаловать в труппу Гарнье, мадам! – воскликнул мсье Жоэль, а мадам Иветт Шовире помахала ей приветственно рукой…

…И вот она, уже этуаль Гарнье, вышла из здания Опера Бастий и остановилась. Куда теперь? Она уже позвонила Жики и Мите, поделившись с ними радостью, но домой не хотелось, а хотелось взмахнуть руками и взлететь – высоко-высоко… Она повернула налево и пошла вдоль улицы, пританцовывая на ходу и помахивая маленькой сумочкой. Она давно не была так счастлива – с того момента, когда завоевала свой первый Гран-при, и ее стали называть восходящей звездой. Вот теперь ее звезда действительно взошла! Только жаль, что рядом нет самого дорогого ей человека. Он всегда так гордился ею! Как бы он сейчас порадовался за нее!

Она зажмурилась, вспоминая, как Антон встречал ее после каждой премьеры – непременно с гигантским букетом роз и вез на дачу, в сосновый лес, где она приходила в себя неделю, а он старался проводить с ней каждую свободную минуту, приезжая из Москвы с разными вкусностями. «Как я могла позволить, чтобы все так кончилось? – с острой злостью на себя подумала Анна. – Как я могла?» Она вспомнила ужасные подозрения, которые овладели ею после убийства Ксавье – о возможной причастности к нему Антона: «Да как мне только в голову могло прийти, что он желает мне зла? Надо срочно ему позвонить – я не могу больше без него!» От такой простой мысли ей стало совсем легко. «Сегодня же вечером… Или завтра… вот наберусь смелости…»

Она немного замедлила шаг – такое решение требовало тщательного обдумывания. Только теперь она обратила внимание на необычную улицу – слева от Анны тянулась высокая стена старой кирпичной кладки, с аркадными окнами, за которыми прятались художественные мастерские, галереи, лавочки с притягивающими взор товарами. Она миновала пару кафе и, наконец, остановилась перед витриной, за стеклом которой раскинули крылья зонты немыслимой красоты, напоминавшие диковинных птиц, запертых под старинными сводами магазина. Один из них, подвешенный под потолком, привлек ее внимание, – о двенадцати спицах, с зеркальной рукояткой в кружевной оплетке. Такая же оплетка покрывала золотой наконечник зонта. Изгибы его спиц были изящны, как руки балерины, вскинутые arrondi [136] . Не в силах оторваться от небесной голубизны шелка – бледного снаружи, чуть поярче с изнанки, Анна стояла, как заколдованная и любовалась этим произведением искусства.