На всякий случай молодой человек осмотрел револьвер и убедился в том, что его оружие в прекрасном состоянии. Напрасная предосторожность – шум больше не повторился. В течение часа парижанин продолжал грезить о своем, рассеянно глядя на мерцание звезд, пока в конце концов первые солнечные лучи не окрасили горизонт алым цветом.
В ту же минуту проснулся Пьер. Старая морская привычка – просыпаться ровно к утренней вахте.
– Итак, ты уже занял наблюдательный пункт, матрос. Что нового? – поинтересовался бретонец.
– Увы, ничего! Все, как и прежде.
Мастер-канонир бросил быстрый взгляд в сторону земли. От неожиданности у него вырвался крик.
– Ничего! И это ты называешь «ничего»?!
– Но что случилось? – Фрике подобрался к краю платформы. – Ах, черт возьми! Какой необычный сюрприз!
Картина, открывшаяся глазам парижанина, действительно, заслуживала подобного восклицания.
На земле лежали четыре или пять туш четвероногих животных с белесой шкурой, покрытой пятнами крови. Так близко положить их могла только рука друга. Все эти тушки были прочно связаны ротанговой лианой, которая тянулась к платформе и каким-то чудодейственным образом удерживалась с ее обратной стороны.
Друзьям лишь оставалось протянуть руку и схватить лиану, чтобы стать счастливыми обладателями двадцати пятя килограммов свежего мяса.
– Будьте благословенны, – закричал Фрике комично напыщенным тоном, – загадочные существа (или существо), которые из жалости снизошли к страданиям наших голодных желудков и совершенно бесплатно поставили нам эту груду дичи!
– Но, я думаю, – прервал излияния товарища Пьер, – что это и есть та самая продовольственная корзина. Ну ты помнишь, я вчера тебе рассказывал о ней, о том, как юнга кормил матросов, сидящих на грот-марсе, он еще бегал за продуктами на камбуз.
– С той только разницей, что нашла-то нас эта корзина в самых джунглях. И хотя я не понимаю, как такое могло случиться, полагаю, что скоро найду разгадку.
Парижанин растянулся на полу платформы и попытался понять, как держится эта ниспосланная Богом лиана. Оказалось, лиана крепилась с помощью длинной и прочной стрелы, костяной наконечник которой глубоко застрял в одной из листовых прожилок саговой пальмы. Отличало стрелу яркое, желтое оперение.
И тут молодой человек вспомнил о том негромком звуке, что заинтриговал его часом ранее. Теперь он не сомневался, что это был звук стрелы, вонзившейся в пол воздушного жилища. Фрике протянул руку, считая своим долгом втащить столь необходимый провиант, когда прямо у его уха раздался тихий свист. Стрела, пущенная из недр густой листвы, вонзилась в стену всего в десяти сантиметрах выше головы Фрике. Тростниковое древко стрелы еще подрагивало, когда раздался выстрел, а за ним – крик боли.
Пьер ле Галль, сжимавший в руке дымящееся ружье, ответил врагам ударом на удар.
– Ну вот, я тебя и задел, черномазая образина! Если вам недостаточно, океанийские бедуины, не забудьте сообщить об этом. У меня найдутся еще и порох, и пули. Подобная тактика называется прикрытием маневра.
«Маневр» Фрике, поддержанный «артиллерийским залпом» Пьера, прошел без сучка и задоринки, и вот пять великолепных «фалангеров»,
[63]
которых аборигены называют «кускусами», появились на платформе, к великому изумлению папуасов.
– Держите, благородный Узинак, – сказал Фрике сияющему вождю племени, – это поможет вам утолить голод. Этот подарок неизвестных друзей, которые хотят, чтобы мы позавтракали. Постарайтесь освежевать самым тщательным образом превосходных четвероногих животных, и как можно быстрее, потому что в нашем доме все очень хотят есть.
На сей раз Узинак не нуждался в переводе. Пантомима Фрике была столь выразительна, а дичь столь привлекательна, что папуасы, не дожидаясь приготовлений, предшествующих любой трапезе, устремились к фалангерам, отрезали от них куски и сожрали мясо сырым. Парижанин едва успел отложить одну тушку для себя и своих двух товарищей.
– Любопытная зверушка, – сказал Пьер, пока Фрике быстро сдирал с тушки белесый очень густой и пушистый мех, покрытый коричневыми пятнами.
– Пока ты видел лишь ее длинный хвост, приспособленный к цеплянию, круглую голову, напоминающую голову кошки, и огромные грустные глаза. Но теперь взгляни на большой карман у нее на животе, в нем она носит детенышей.
– Знакомо, сынок, знакомо. Я уже об этом слышал. И если прежде я никогда не видел вблизи подобное животное, то сегодня с восторгом сведу более тесное знакомство с этой зверушкой «с портфелем». Надо же, по крайней мере, три килограмма живого мяса. Есть чем полакомиться. Его следует поскорее поджарить, а то наши друзья уже проглотили свою порцию, и мне кажется, нам следует поместить в безопасное место нашу часть добычи, если мы не хотим помахать ей ручкой.
Вопреки обыкновению, Фрике, резавший на куски сумчатого зверя, оставался задумчивым.
– Ты случайно говорить не разучился? – поинтересовался моряк.
– Я точно не разучился думать. Что будет с нами, когда мы съедим этот завтрак, который поможет нам восстановить силы? Ситуация от этого не изменится, а наши поставщики вряд ли смогут возобновить свою деятельность.
– Ты, как всегда, прав, но что ты предлагаешь? Кстати, ты догадался, кого мы должны благодарить за нежданную посылку?
– Посмотри на стрелу. Ты видел хотя бы одного папуаса, который пользовался бы стрелами с костяными наконечниками и желтым оперением?
– Нет, папуаса не видел, зато такие стрелы были у любителей человеческого мяса, которым мы спасли жизнь.
– Кароны-людоеды, не так ли? Именно о них я подумал, когда узнал стрелы.
– Так-так! Эти бедняги. Лицом-то они не вышли; туземцы относятся к ним, как бретонские крестьяне к волкам. А оказывается, у некоторых из них рядом с ненасытным желудком бьется благородное сердце! Знаешь ли, сынок, конечно, до последнего времени мы встречали немало негодяев, но на нашем пути попадалось и множество хороших людей.
– И это прекрасно. Судя по тому, как складываются наши дела, нельзя не задаться вопросом, что бы с нами стало, если бы мы не встретили Виктора и этих двух чертяг, которые оказались столь благодарными и не забыли о нашей вежливости. Отсюда мораль, Пьер, – добрые чувства чаще можно встретить у тех, кто обижен судьбой.
– В любом случае, спасибо тем добрым людям, которые продлили наше бренное существование еще на два дня. Сорок восемь часов на то, чтобы что-нибудь придумать, немало для людей нашей закалки. И вообще, кто знает? Возможно, за это время все изменится.