ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнсис Стонор Сондерс cтр.№ 80

«Медленно, но верно коллеги сплотятся вокруг одного, - точно предсказал Джеймс Т. Фаррелл в 1942 году. - Я доверяю своим коллегам это сделать. У меня есть большая уверенность в их способностях стать моими полицейскими и опекунами моей души. Моя вера в их возможности, к моему стыду, является непобедимой - вы не можете пошатнуть этот догмат моей веры. Все они маленькие ангелы-хранители души Америки» [521] . Сейчас же жёсткая линия Комитета заработала ему сомнительную репутацию как «отряду истины». Комитет, казалось, потерял всякое чувство меры и находился далеко от заявленной цели, которая заключалась в укреплении социальных и политических условий для культурного творчества и свободного интеллектуального роста. Шлезингер писал о своём чувстве отвращения к «элементам мстительности в изматывании сочувствующих попутчиков, как будто мы в 1950-х годах устраивали реванши старых, смертельных сражений 1930-1940-х годов... теперь у нас есть дела поважнее, чем погашение старых счетов. Комитет, занимающийся вопросами культурной свободы, вряд ли может ошибаться и грешить великодушием» [522] . Коллега Соломона Штейна из Корнельского университета писал в том же духе: «Сол, мой мальчик, что тебе нужно, так это дуновение свежего воздуха из северной части штата Нью-Йорк, Канзаса, Сиэтла или любого другого места, но не центра Манхэттена. Неужели вы так уверены, что все эти страстные литературные бои конца 1930-х годов и сражения сегодня на самом деле являются чем-то важным в истории Соединенных Штатов?» [523] .

И это было главное. Американская интеллектуальная история не раз колебалась за последние два десятилетия (левые потрошили правых, и наоборот), и существование людей, разрывающих друг друга таким образом на части, было по меньшей мере безнравственным. Раздробленные в дрязгах академических вотчин, обе фракции упустили одну важную истину: абсолютизм в политике, будь то в форме маккартизма, либерального антикоммунизма или сталинизма, заключался не в противостоянии левых или правых. Абсолютизм не давал истории возможности поведать правду. «Всё это настолько прогнило, что я даже не знаю, — говорил Джейсон Эпштейн в бескомпромиссном тоне. - Когда эти люди говорят о противостоянии с интеллигенцией, то, что они делают, — это создание ложных и искажённых систем ценностей для поддержания идеологии, которой они привержены в данное время. Единственное, чему они преданы, — это власть и продвижение царистской, сталинистской стратегии в американской политике. Они настолько коррумпированы, что, вероятно, даже не осознают этого. Они - это маленькие лживые аппаратчики. Люди, которые ни во что не верят, которые только против чего-то, не должны идти в крестовые походы или устраивать революции» [524] .

Комментируя «контрастные отношения с коммунизмом» многих интеллектуалов из числа солдат холодной войны, Джордж Урбан (George Urban), директор радио «Свободная Европа», сделал вывод, что они явились ответом на «принуждение к спорам, размежеванию и борьбе, почти никак не связанной с целями [525] ... Их протесты были слишком навязчивыми, их цинизм слишком резок, а их анализ мира, который они оставили далеко позади, слишком глубоким. Они шли невпопад, но делали это одинаковым образом» [526] .

Как писал Сидни Хук, Джоссельсон, который в это время восстанавливался после операции, сильно пошатнувшей его здоровье, хотя явно не сделавшей беспомощным, лёжа в шезлонге, заявлял, что он «более чем когда-либо убеждён, что естественная смерть настоящего [Американского комитета] будет лучшим событием для всех заинтересованных сторон... эта группа является неспособной сделать что-либо в любой сфере, за исключением сферы мелких ссор» [527] . Единственным способом уничтожения Комитета было прекращение его финансирования, и в октябре 1954 года Джоссельсон так и сделал. Ежемесячные переводы от Фонда Фарфилда Американскому комитету были приостановлены уже в начале 1953 года, и теперь, с прекращением ежегодного платежа в размере 4800 долларов от Парижского офиса, группа столкнулась с неизбежностью финансового краха.

Сидни Хук, который создавал Американский комитет вместе с ЦРУ, был потрясён решением Конгресса сократить финансирование. Игнорируя определение Джоссельсона о самороспуске Комитета, он вышел прямо на Аллена Даллеса, чтобы просить больше денег. Сол Штейн (который предупреждал, что «если американские интеллектуалы теряют свои голоса в Западной Европе за неимением 20 тысяч долларов в год, тогда новому Гиббону лучше начать точить карандаши прямо сейчас») был полностью проинформирован о таком развитии событий, равно как и Норман Томас, бывший кандидат-социалист на пост Президента США, который в то время занимал руководящую должность в Американском комитете. Кроме того, оба этих человека лоббировали свои интересы в разведывательном сообществе через «общего друга доктора Лилли», члена Совета по психологической стратегии и консультанта ЦРУ. Зная, что Норман Томас был близким другом и соседом Аллена Даллеса, Штейн предложил Томасу позвонить Даллесу, чтобы «напомнить о его интересе к нашей работе и предложить как можно скорее нам помочь» [528] . На это Томас ответил, что «звонок Аллену Даллесу без важного повода принесёт больше вреда, чем пользы», но затем сказал: «Есть некоторый шанс, что Даллес может быть в стране в эти выходные, я постараюсь связаться с ним в воскресенье» [529] . Это было в апреле 1955 года. К маю в казне Комитета обнаружился грант в размере 4000 долларов от фонда «Азия» ЦРУ и 10 тысяч долларов от Фонда Фарфилда. Джоссельсон проиграл.

Артур Шлезингер теперь писал Корду Майеру плачевные письма с жалобами на «некоторых членов» Исполнительного комитета, которых из-за вновь обретённой щедрости ЦРУ раздувало от собственной значимости. Мейер в ответ объяснял: «Мы, конечно, не планируем какую-либо долгосрочную полномасштабную помощь, и недавно предоставленный единичный грант был результатом настоятельной просьбы непосредственно Сидни Хука и косвенно Нормана Томаса. Мы надеемся, что передышка, предоставленная этой помощью, может быть использована либо этими господами, либо другими разумными людьми для реорганизации Исполнительного комитета и разработки интеллектуальной программы. Если эта реорганизация в руководстве окажется невозможной, то нам, я думаю, придётся позволить Комитету умереть естественной смертью, хотя я думаю, что этот курс может привести к неприятным последствиям за рубежом». В конце письма Мейер поблагодарил Шлезингера за то, что тот «оказался выше бесполезных разговоров», и выразил предположение, что они скоро «детально обсудят всю проблему в целом» [530] .