Одним словом — неприступно.
Было.
Сейчас в крепости тысячи три янычар. А у него более семи тысяч воинов. И словно мало им такого перевеса, есть и кое‑что еще…
Иван пристально поглядел на отирающегося рядом с ним паренька.
— Говоришь, гореть будет?
— Так точно, гореть! Ничем не потушат.
'Троянский конек' Семен смотрел прямо и открыто. Да уж… греческий огонь водой не зальешь. Сами попробовали, потом таких… лещей от сэра Исаака получили, что неделю ухи красные были. И царевич не заступился, куда там! Ругался на чем свет стоит, объясняя, что это для них же опасно. И нечего свою жизнь так бездарно класть! Коли уж так хочется — разбегайтесь, да башкой об дерево, авось, его не попортите!
Ребята не обижались, царевича можно было понять. За них же беспокоился.
— Ну, тогда показывай, что да как!
Показать было несложно. Кувшин удобной формы с ручкой и фитилем, внутри адская смесь. Специально двух видов делали. Есть те, что для моря — там фитиль и не надобен, на воде само полыхнет. Есть те, что для суши. Вот там — да. Поджечь — и кинуть. Как разобьется — так и разольется, и вспыхнет…
А что?
Делать несложно, сырья хватает…
Иван Сирко оглядел своих ребят. Да и не только своих. Три тысячи казаков, четыре русских… с такими ребятами да не взять тот Перекоп? Они сейчас так турок напугают — те еще год штаны не отстирают!
В первых рядах пустим своих казаков, в которых уверен, за ними пойдут 'огнеметы', а за ними и русские. Но не все.
Иван кивнул капитану Семенову, который находился рядом.
— Капитан, на тебе задача взять человек с пятьсот — и пошуметь на правом фланге. Орите, стреляйте, на укрепления лезьте, но шибко не подставляйтесь. Пусть думают, что мы там штурм начнем.
Капитан кивнул. Попробовал бы он не согласиться! Командует Иван Сирко? Вот он и командует! Царевич приказал. Да и сам атаман… поди, не послушайся такого, рубанет от плеча до пояса… волчара желтоглазый.
На рассвете начался штурм Перекопа.
На правом фланге русские под командованием капитана устроили зверский шум. Было полное ощущение, что там собираются ворваться в крепость. Иван Сирко наблюдал за турками и когда те сгрудились на правом фланге, якобы для отражения русской агрессии, м ахнул рукой.
— Па — ашли!!!
Казаки ринулись вперед, как голодные волки. Серыми страшноватыми тенями они мчались ко рву, который, на их счастье, оказался сухим, перекидывали заранее приготовленные доски, бросали фашины, протягивали друг другу руки… ров был форсирован так быстро, что Семен только что рот открыл. Иван Сирко сжал кулаки.
Эх, ему бы сейчас туда, рвануться в первых рядах… да нельзя.
Командир не рубит, командир командует.
Пушки, хоть и было их не слишком много, вели уверенный огонь по противнику. Да противник был такой…
Сотни лет никто на тот Перекоп как надобно войной не хаживал, откель же им привыкнуть было?
Казаки, тем временем, форсировали ров и взлетели на насыпь. И уже оттуда принялись швырять во двор крепости глиняные кувшины.
И вот тут понесся такой вой, что мальчишка зажал уши, а Иван Сирко, напротив оскалился, усмехнулся зло и хищно…
Жалеть турок?
Татар?
Смеетесь вы, что ли, над честным казаком?
Ударяясь о землю, кувшины разбивались, содержимое их вытекало, разливалось горящими лужами, цепко хватало за ноги, взбиралось по одежде, перепрыгивало на других людей — и скоро во дворе крепости метались несколько живых костров, вызывавших безмерный ужас у обороняющихся…
Не так много было тех кувшинов, менее сотни, но эффект был… страшный.
Не привыкли турки к такому — вот и защититься не смогли.
Страшно…
А казаки прыгали вниз — и шла жестокая сеча, в которой не щадили никого. Блестели хищно сабли, лилась кровь на камни… и турки быстро начали отступать к крепости, где и забаррикадировались.
Казаки же занимали брошенные укрепления, добивая тех, кто пытался сопротивляться. Наконец турки остались только в одном месте — в крепости. И тут уж переговоры взялся вести атаман.
На турецком Иван Сирко говорил вполне неплохо, да и понимал, а потому в толмаче не нуждался.
— Эй вы, шакалы, — загремел его голос. — Либо вы выходите и сдаетесь в плен, либо я возьму вашу башню, а всяк, кто поднимет оружие, будет уничтожен.
— ты кто таков будешь чтобы Арслану — паше условия ставить?!
— Казачий атаман Иван Сирко!
Судя по молчанию, имя вызвало страх среди обитателей крепости.
— Мы здесь долго просидеть можем, — крикнул чей‑то голос из башни. — припасов хватит.
Иван хищно ухмыльнулся.
— А у нас огня хватит. Да такого, в котором и камни горят. Обстреляем, да и стены ваши долго не простоят! Хоть и крепки они, да мы покрепче!
— Мы сдадимся, а вы всех перебьете!
Иван усмехнулся.
Ну все, считай, как только допустили мысль о сдаче — так точно сдадутся. Это уже торг, не оборона…
И ведь пушки у них есть, хоть бы что попробовали сделать…
Тьфу, нехристи!
Он ведь бывал здесь, и десяти лет не прошло, а вот довелось вернуться. Да по такому радостному поводу! Давно пора Крым своим сделать!
К вечеру были обговорены условия сдачи. Около двух тысяч турок выходят, а казаки честь по чести отпускают их. Но без пушек и огнестрельного оружия. Сабли и кинжалы — пусть оставляют, но не более того. Куда идти?
Иван сказал бы, но… не стоило унижать себя руганью.
Так что дадим вам корабли — и катитесь себе к чертовой бабушке на потребу! Не поместитесь?
Так вы ж пленных гребцов оставите, сами на весла сядете — и будет сплошное благолепие.
А иначе никак! Никто вам души христианские не оставит, скажите спасибо, что корабли даем!
Конечно, условия были не царские, но вполне приемлемые — и турки согласились на них. Тем паче, что слово и имя Ивана Сирко им хорошо известно было. Равно как и то, что слово свое старый характерник не нарушал никогда.
С рассветом начался их исход из крепости. Они выходили из крепости, проходили мимо казаков, которые стояли с оружием наизготовку, грузились на корабли, на которых уже расковали всех гребцов и даже (а чего оставлять?) сняли пушки, потом один из кораблей отплывал — и принимались загружать следующий.
Четко, спокойно, без суеты…
Когда все турки отчалили, отряд казаков в две сотни человек направился осматривать крепость — мало ли какой сюрприз устроили подлые нехристи?