Артиллерия дивизии открыла огонь через 30 минут после начала артиллерийской подготовки противника. Огневой налет был произведен по пехоте и танкам врага, сосредоточенным северо-восточнее Тильзита. С 7 часов утра в Таураге в бой вступили основные силы дивизии. Борьба за него продолжалась до середины дня, после чего дивизия под угрозой окружения вынуждена была оставить город. В 15.30 начальник штаба 8-й армии докладывал в штаб фронта: «По донесению командира 11-го стрелкового корпуса 125-я стрелковая дивизия охватывается на обоих флангах… Дивизия несет большие потери, снарядов мало, части постепенно отходят. Перед ней до трех пехотных дивизий и до двух полков танков… В 15.00 связи с КП 125 сд и 48 сд командир корпуса не имел»
[63]
.
В свою очередь, командование 125-й дивизии, оценивая результаты первого дня боев, отмечало: «Первоначальный успех противника на фронте дивизии (противник продвинулся за день на 12 км) объясняется его численным превосходством и тем, что дивизия вела бои на 40-километровом фронте. У нас не было танков, не хватало средств ПТО и транспорта для подвозки боеприпасов. Было мало ручных гранат»
[64]
.
В крайне тяжелых условиях оказалась 48-я стрелковая дивизия генерал-майора П.В. Богданова. Ее главные силы стали выдвигаться на шауляйское направление еще до начала военных действий. Из лагеря в районе Риги дивизия пешим порядком направлялась к госгранице, куда должна была прибыть к исходу 23 июня. Не зная о начале войны, походные колонны двигались без всякого прикрытия, под звуки оркестра. В районе Рассейняй дивизия подверглась удару авиации противника и еще до соприкосновения с его наземной группировкой понесла значительные потери. При этом у нее не имелось никаких средств противовоздушной обороны, а личному составу не были выданы боеприпасы, поскольку соединение ориентировалось на обстановку мирного времени.
48-й стрелковой так и не суждено было выйти в предназначенный ей по плану район прикрытия. Вот что сообщал о ее судьбе в своем донесении в Главное управление политпропаганды Красной Армии бригадный комиссар Рябчий: «Получив приказание занять исходные рубежи на оборону, дивизия двинулась на Россиены и 23 июня вступила в бой с противником. В этот день дивизия подверглась жестокому артиллерийскому обстрелу и бомбардировке с воздуха. Тылы от дивизии были отрезаны и почти полностью уничтожены. На путях отхода дивизии враг взорвал мост. Затем окружил танками и мотопехотой. В этом кольце личный состав стрелковых частей оказывал врагу упорное сопротивление, нанося ему большие потери.
1-й батальон 301-го стрелкового полка дрался героически, 23 июня 1941 г. этот батальон отбил шесть атак противника силою до полка и почти полностью уничтожил его. Утром 24 июня батальон вновь вел бой с подошедшим подкреплением противника, имеющим тройное превосходство. 2-й батальон этого же полка два раза был окружен и каждый раз отбивал многочисленные атаки врага.
Героически сражались подразделения 328-го стрелкового полка. Проникнутые любовью и преданностью к своей Родине, бойцы и командиры этого полка, несмотря на превосходство сил противника, не оставляли занятого рубежа. Из двух батальонов мотострелкового (так в тексте документа. – Авт.) полка из окружения вышло всего 150 человек, остальные погибли смертью храбрых.
Артиллерия дивизии, будучи в окружении, не в состоянии была оказать врагу сопротивление, так как не имела снарядов. 48-я стрелковая дивизия в этих боях была разбита, лишь незначительная часть ее личного состава небольшими группами сумела просочиться из окружения. Эти люди использованы на укомплектование других соединений»
[65]
.
В дополнение к этому донесению следует сказать, что в ходе этого боя командир 48-й дивизии генерал П.В. Богданов попал в плен. Согласившись сотрудничать с немцами, он был назначен начальником контрразведки 1-й русской национальной бригады. После перехода бригады на сторону партизан Богданов был арестован и передан советским властям, казнен как предатель в 1950 г.
[66]
.
В целом в первый день наступления 4-я немецкая танковая группа, имея решающее превосходство в силах и средствах, преодолела сопротивление соединений 11-го стрелкового корпуса и глубоко вклинилась в так и не созданную оборону 8-й армии. Если продвижение пехотных соединений противника составило 15–20 км, то его 41-й и 56-й моторизованные корпуса находились уже в 35–45 км от границы. Тем не менее немецкое командование вынуждено было признать нарастающее сопротивление советских войск. Так, если в первом донесении (в 7 часов утра) штаба 4-й танковой группы говорилось, что «до сих пор повсеместно только слабое сопротивление противника», то уже в 17.45 признавалось следующее: «Противник, оказывающий ожесточенное сопротивление на подготовленных позициях вдоль границы, перед 41-м танковым корпусом с середины дня отходит в северо-восточном направлении»
[67]
.
Еще более тяжелое положение сложилось в полосе 11-й армии. На ее правом фланге в полосе шириной 30 км оборонялась 5-я стрелковая дивизия полковника Озерова. Непосредственно на границу было выдвинуто по одному стрелковому батальону от каждого полка и два дивизиона артиллерии. Эти три передовых батальона, наряду с усилением охранения госграницы, одновременно вели и оборонительные работы. Главные силы дивизии располагались в отдалении от границы, в лагерях.
Отразить удар трех немецких дивизий передовые батальоны были не в состояние. Не внесло изменений в обстановку и вступление в бой подошедших из глубины главных сил дивизии. К исходу дня она с тяжелыми боями стала отходить в район Козло-Рудских лесов и далее на Каунас. Это, в свою очередь, привело к панике в самом Каунасе.
О том, что происходило в городе, дает представление письмо рядового коммуниста С. Болотского на имя председателя Государственного Комитета Обороны И.В. Сталина. В нем он сообщал: «В день вероломного военного нападения фашистской Германии на нашу родину, т. е. 22 июня с.г., правительство и ЦК КП (б) Литвы позорно и воровски бежали из Каунаса в неизвестном направлении, оставив страну и народ на произвол судьбы, не подумав об эвакуации госучреждений, не уничтожив важнейших государственных документов…
Уже в 15 часов 22.6. правительство и ЦК КП (б) Литвы формировали транспортный состав классных вагонов для эвакуации своих семей.
Каунас – город небольшой, настороженное население видело караван транспорта правительственных автомашин, идущих на предельной скорости по направлению вокзала, нагруженных женщинами, детьми и чемоданами. Все это внесло деморализацию среди населения, и последние стихийно потянулись к вокзалу. В 16 часов 22.6. на вокзале можно было видеть такую картину: поголовно все члены правительства, члены ЦК и ответработники ЦК и правительства Литвы во главе с секретарями ЦК и уполномоченным ЦК ВКП (б) и СНК СССР Поздняковым выстроились на перроне вокзала в Каунасе, провожая свои семьи на Москву, будто отправляя их на курорты. Единственно, чего не хватало, так это цветов для отъезжающих. И все это происходило на глазах большого скопления людей на вокзале.