Доставленные кораблями боеприпасы и маршевое пополнение оказались весьма кстати, поскольку Крымский фронт подготовил очередное наступление, а его командующий генерал Козлов вновь требовал от СОРа активных действий. Правда, на этот раз предпринимаемое севастопольцами наступление имело чисто демонстративные цели, к тому же начаться оно должно было не 13 марта одновременно с войсками фронта, а двумя днями позже. Погода снова не благоприятствовала атакующим, что, с одной стороны, говорило о пренебрежении советского командования фактором погоды, с другой стороны, что оно явно не делало ставки на авиацию как на силу, способную взломать оборону врага. По этой причине, а также в силу демонстративности наступления авиация СОРа приняла в нем крайне ограниченное участие. За двое суток штурмовики не поднимались в воздух ни в один из дней, а бомбардировщики совершили 21 самолето-вылет, причем больше половины для бомбардировки аэродрома Саки. 16-го, патрулируя над главной базой, капитан Бабаев на своем «яке» сбил бомбардировщик Не-111, который, судя по его докладу, врезался в воду. С некоторой натяжкой можно предположить, что это был «хейнкель» из эскадрильи 3/KG100 (Wr.N.4662), который значится сбитым истребителем в районе Саки 17 марта. В тот день капитан Рыжов и мл. лейтенант Лукин из той же эскадрильи тоже доложили о воздушной победе, но не над Не-111, а над Ju-88, который упал горящим на территории противника. Скорей всего вражескому бомбардировщику, предположительно из III/KG51, удалось совершить аварийную посадку, и его в соответствии с немецкой методикой сочли не сбитым, а только поврежденным.
Вообще же, переходя к теме воздушных боев, которые велись в марте над базой, следует заметить, что советским летчикам удалось добиться некоторых успехов даже несмотря на то, что их ресурсы и возможности оставались довольно ограниченными. Прикрытие города и порта осуществлялось по старой схеме: пара истребителей старых типов постоянно барражировала в воздухе при наличии в порту кораблей, и еще одна пара новых истребителей дежурила на земле в немедленной готовности к взлету. В случае массированного налета в воздух по готовности поднимались все современные истребители, которые находились на аэродроме Херсонесский маяк. Сигнал тревоги могли подавать наземные посты системы ВНОС, развернутые вдоль фронта сухопутной обороны, но чаще установленная на мысе Херсонес радиолокационная станция РУС-2. Опасаясь зенитного огня и не зная о радаре, немецкие летчики предпочитали заходить на Севастополь со стороны моря на высотах от 3000 до 4000 м, при этом Ju-88 иногда пикировали до высоты 1500—1000 м. Благодаря этому РУС-2 засекал их на удалении до 100 км от Севастополя, и перехватчики успевали взлететь и набрать необходимую высоту. Именно так и были одержаны предыдущие победы.
Более серьезному испытанию на прочность советская система ПВО подверглась вечером 20 марта, когда немецкая авиация впервые за долгое время попыталась нанести удар по судам, разгружавшимся в порту. В 16.27 внезапно над Севастополем показались восемь Ju-87 в сопровождении четырех Bf-109. Самолеты летели со стороны линии фронта, в связи с чем отражать налет пришлось паре барражировавших «чаек». Их пилоты ст. лейтенант Кологривов и лейтенант Куриченко доложили о сбитии трех «штук», из которых немцы признают лишь потерю одной (Wr.N. 5367). Пикировщики сбросили бомбы с высоты в 300—400 м, и только ожесточенный огонь зениток сократил их успех до одного близкого разрыва бомбы вблизи разгружавшегося танкера «Серго» (7596 брт). Осколки иссекли его надводный борт и вызвали серьезный пожар. На судне выгорели носовые помещения, но силовая установка уцелела, благодаря чему судно смогло своим ходом уйти на Кавказ. Тем временем налет продолжился. Спустя час (видимо, те, кто планировал удар, рассчитывали, что этого времени хватит, чтобы поднятые по тревоге перехватчики израсходовали бензин и пошли на посадку) над портом показались пять Ju-88 в сопровождении двух «мессершмиттов». Расчет немцев оказался неверен, и над портом их встретили пара «яков» (капитан Капитунов, лейтенант Платонов) и пара «мигов» (капитан Сморчков и мл. лейтенант Лукин). В завязавшейся воздушной схватке немцам не удалось прицельно сбросить бомбы на суда. Советские истребители потерь не понесли, в то время как пара «яков» донесла о сбитом «юнкерсе», а пара «мигов» об уничтожении обоих «мессеров»! Немцы признают потерю одного Bf-109, но, по их данным, он был сбит зенитным огнем. По этому поводу командир эскадрильи группы II/JG77 (18—20 марта сменила в Сарабузе группу III/JG77, которая убыла на отдых в Германию) обер-лейтенант Хайнрих Сетц (Heinrich Setz), одержавший в предыдущий день над Керчью свою 50-ю воздушную победу, записал: «Сегодня снова над нашим аэродромом дует ледяной ветер. С утра наши «птицы» замерзли, так что вылетали мы всего один раз. Впрочем, задание было выполнено неплохо. Сопровождение «штук» на Севастополь. Черт возьми, это был фейерверк! Все воздушное пространство прикрыто огнем. Я был вынужден оставить там одного парня». Более подробно по этому поводу высказался уже цитировавшийся нами Гюнтер Белинг: «Несколько недель я летал на задания над Крымом на своем «белом 14-м». Он каждый раз доставлял меня невредимым домой, даже когда огонь русских зениток — особенно над Севастополем — был особенно плотным. Когда нас после этого переводили домой, мы оставили свои самолеты 2-й группе. При этом я стал свидетелем, как мой «14-й» не вернулся из первого же полета над Севастополем с другим пилотом. После прямого попадания зенитного снаряда лейтенант Карл-Виктор Мюллер по прозвищу «КаФау» (KaVau) был сбит над городом. Меня это очень сильно поразило — как часто мне приходилось летать над Севастополем при самом плотном зенитном огне и оставаться совершенно невредимым, а другой был сбит в первый же раз».
Несмотря на потерю двух из 19 участвовавших в налете самолетов, на следующий день немецкое командование решило повторить удар. При этом оно послало на порт всего три Ju-88 из III/KG51 в сопровождении двух «мессершмиттов». Атаковавшие зашли на малой высоте и потому не были заранее замечены системой ВНОС. В воздухе их встретили лишь два И-15бис, не сумевшие помешать прицельному бомбометанию. Одна из бомб поразила груженный стройматериалами транспорт «Георгий Димитров» (2482 брт) в третий трюм, после чего он сел на грунт. Это судно было поднято только после окончания войны и сдано на слом. Расквитаться за немецкие успехи удалось лишь на следующий день, когда пара «яков» (капитан Спиров, ст. лейтенант Силин) вступила в бой с тройкой «хейнкелей» из I/KG100 и сбила одного из них. Машина (Wr.N.4674) упала в районе железнодорожной станции города и в немецких списках до сих пор числится как пропавшая без вести при выполнении боевого задания над Севастополем. Этим заданием являлось сбрасывание бомб-мин ВМ-1000, которыми немецкое командование попыталось заблокировать вход в гавань. Из-за сильного противодействия решить задачу немцам так и не удалось, но 26 марта случайным прямым попаданием мины был уничтожен очередной МБР.
Сами летающие лодки с конца февраля почти полностью переключились на борьбу с немецкой авиацией на аэродромах. Главными мишенями по-прежнему являлись Саки и Сарабуз. Если в период с 22 января до 22 февраля с этой целью было произведено всего 23 самолето-вылета самолетов всех типов, то в следующий месяц (22.2 — 22.3.1942) уже 157, в том числе 69 — гидросамолетами. Особенно часто посещались Саки — 133 вылета, из них 76 ночных. На летном поле взорвались 610 ФАБ-100, 426 ФАБ-50 и 11 бомбовых кассет РРАБ-11. По сравнению с этим в Сарабузе немцам жилось гораздо спокойней — всего 24 вылета (17 ночных), сброшено 19 тонн бомб. Поскольку, несмотря на эти удары, активность авиации противника продолжала нарастать, в следующий месяц (22.3 — 22.4.1942) объем действий по аэродромам был еще более увеличен — 164 вылета бомбардировщиков и 213 гидросамолетов. На Саки в результате 24 дневных и 249 ночных налетов упало 5750 авиабомб общим весом 165 тонн. Сарабузу досталось вдвое меньше — всего 84 тонны в результате 6 дневных и 98 ночных налетов. Сами по себе налеты, что дневные, что ночные, представляли собой весьма непростое мероприятие, поскольку наталкивались на все более яростное сопротивление противника. Вот как штурман 116-го мрап В. И. Коваленко вспоминал свой первый «севастопольский» боевой вылет на бомбардировку аэродрома Сарабуз, состоявшийся в ночь на 5 марта: