Последним днем сравнительно активных боевых действий в воздухе стало 24 октября. В дальнейшем низкая облачность, туманы сильно затруднили групповые действия авиации, а шедшие на протяжении нескольких предыдущих дней дожди размочили степные аэродромы. У немцев имелась и еще одна причина для спада активности: группа II/JG 3 прибыла в Чаплинку без своего наземного персонала, в связи с чем к 24 октября в ее эскадрильях оставалось всего по 2—3 исправных самолета. Дважды в этот день штурмовики Фрайдорфской группы пытались прорваться к немецким позициям и дважды натыкались на мощный заслон «мессершмиттов». В первом случае 5 И-153, 11 И-16 и 4 МиГ-3 на подходе к цели встретили 18 Bf-109. Советским летчикам все-таки удалось нанести удар, но не избежать потерь. Был сбит и погиб вместе со своим И-16 сержант Макеев. Произвели вынужденные посадки в результате полученных повреждений два МиГ-3 и один И-16, причем пилоты двух самолетов имели ранения. С советской стороны добился успеха только лейтенант Акулов на МиГ-3, который доложил о сбитии одного «мессершмитта». Второй бой сложился для советской стороны еще хуже — 6 И-153 и 1 Ил-2, даже несмотря на сопровождение из 14 И-16, 4 МиГ-3 и 1 ЛаГГ-3, попали под удар дюжины Bf-109 и были вынуждены освободиться от бомб преждевременно. Пытаясь выйти изпод удара, группа попала в облака и рассыпалась. После возвращения на аэродром стало известно, что пропали без вести Ил-2 комиссара 46-й ошаэ старшего политрука Плотникова, И-153 младшего лейтенанта Василенко и И-16 сержанта Старикова. Заявок на воздушные победы не было.
По-видимому, почти все эти успехи пришлись на долю свежей III/JG 52, поскольку III/JG 77 об успехах вообще не доносила, a II/JG 3 — всего о двух воздушных победах. Последнее подразделение понесло и единственную немецкую потерю в этот день. При возвращении с задания по сопровождению бомбардировщиков загорелся мотор на «мессершмитте» фельдфебеля Hans-Georg Riedrich. Он произвел вынужденную посадку, но, к его несчастью, под ним оказалась территория, все еще занятая советскими войсками. Вскоре Riedrich уже давал показания советской разведке, и это именно он заявил, что «скоро с советской авиацией в Крыму будет покончено, поскольку в сражении здесь участвуют такие результативные асы, как обер-лейтенант Ubben — 53 победы, капитан Gollob — 84 победы и полковник Mulders — 115 побед». Последняя часть заявления обращает на себя особое внимание, поскольку после достижения своей 100-й победы Molders получил строжайший запрет от Геринга на продолжение боевых вылетов. Точно ответить на вопрос, сражался ли он в небе Крыма и имел ли воздушные победы, не представляется возможным. По воспоминаниям служившего в III/JG 52 и ставшего впоследствии одним из наиболее результативных асов Восточного фронта Guenther Rail, «каждое утро Мёльдерс на штабном «Шторхе» пересекал линию фронта, имея на борту мощную рацию… Самолет генерал-инспектора стал передовым постом управления нашей авиацией, что повысило ее эффективность и позволило наносить удары по наиболее важным целям. Таким образом, Мёльдерса можно считать пионером новой тактики. Прилетая вечером, он проводил с командирами разбор, отмечая удачи и недостатки». Возможно, все именно так и было, но до 22 октября больше половины советских воздушных ударов по немецким войскам проходило без противодействия истребителей люфтваффе, так что если кто-нибудь из высших чинов стал бы проводить разбор действий самого Мёльдерса, то, наверное, у них бы самих нашлось немало причин для критики.
Тем временем на суше продолжались ожесточенные бои. С утра 24 октября контрудар по вклинившимся в советскую оборону немецким войскам нанесли 25 и 95-я дивизии Приморской армии. Поскольку на его организацию времени предоставлено не было, контрудар провалился. Одновременно в наступление перешли и немецкие войска. Встречные бои кипели по всему фронту и сопровождались чувствительными потерями с обеих сторон. Авиация из-за плохой погоды принимала в этих боях незначительное участие. В своих мемуарах Манштейн писал: «При таких условиях, в бою с противником, упорно обороняющим каждую пядь земли, к наступающим войскам предъявлялись чрезвычайно высокие требования, и потери были значительными. Я в те дни постоянно находился в переездах, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой и знать, как и чем можно помочь ведущим тяжелые бои войскам. С беспокойством я видел, как падает боеспособность. Ведь дивизии, вынужденные вести это трудное наступление, понесли тяжелые потери еще раньше, у Перекопа, а также в сражении у Азовского моря. Наступал момент, когда возник вопрос: может ли это сражение за перешейки завершиться успехом и, если удастся прорваться через перешейки, хватит ли сил, чтобы добиться в бою с усиливающимся противником решительной победы — занять Крым? 25 октября казалось, что наступательный порыв войск совершенно иссяк. Командир одной из лучших дивизий уже дважды докладывал, что силы его полков на исходе. Это был час, который, пожалуй, всегда бывает в подобных сражениях, час, когда решается судьба всей операции… Командование 11-й армии не пожелало после всего, что ему пришлось потребовать от войск, упустить победу в последнюю минуту. Наступательный порыв солдат, сохранившийся, несмотря ни на что, преодолел упорное сопротивление противника». Однако немецкий полководец опирался не только на порыв солдат, но и на более материальные вещи. Дело в том, что именно в эти дни в состав его армии был включен свежий 42-й армейский корпус, куда входили 24 и 132-я пехотные дивизии. В отличие от дивизий Приморской армии, которые при поспешной эвакуации из Одессы бросили часть своей артиллерии, немецкий корпус был почти полностью укомплектован и обладал высокой боевой мощью. В целом же, судя по мемуарам, Манштейн в ходе второго наступления больше опирался на мощь тяжелых орудий, чем на удары люфтваффе. Главной задачей IV авиакорпуса он считал защиту своих войск от ударов с воздуха, и к концу октября эта задача в целом была решена в первую очередь благодаря погодным условиям.
25—27 октября бои продолжились, и к концу их последнего дня у немцев наметился определенный успех. Медленно выдавливая советские части с их позиций, 11–я армия заставила отойти их в голую степь, где не было никаких укрытий от ударов артиллерии и авиации. Некоторые части дрогнули и начали отход. 28-го Манштейн перегруппировал свои силы и нанес сосредоточенный удар именно по тому участку в центре советской обороны, где наметился прорыв. Немцы стали энергично обходить открытые фланги других соединений 51-й армии, которые все еще удерживали свои позиции. 28 октября началось общее отступление советских войск и их преследование противником. Поскольку в тылу у русских не было укреплений до самого Севастополя, события начали развиваться очень быстро. Части 51-й армии отступали в направлении Парпачского перешейка, Приморской армии — на Севастополь. Уже в 16.35 30 октября башенная 305-мм береговая батарея № 54 открыла огонь по немецким войскам, двигавшимся к Севастополю вдоль побережья со стороны Евпатории. Началась 250-суточная оборона главной базы Черноморского флота, которую мы в рамках настоящей работы рассматривать не станем.
Боевые действия в восточной части Крыма тоже не заняли много времени. Во многом это обуславливалось потерей управления советскими войсками в самый решительный момент битвы. Еще 22 октября приказом Ставки ВГК командующий 51-й армией Ф. И. Кузнецов был отозван в Москву, а вместо него назначен генерал П. И. Батов. Последний находился в войсках и узнал о своем назначении далеко не сразу. Одновременно тем же приказом Ставка приказала сформировать «командование войсками Крыма», в подчинение которому переходили 51–я и Приморская армии, а также Черноморский флот. Во главе командования назначался заместитель наркома ВМФ вице-адмирал Г. И. Левченко. В 1917 г. Левченко еще рядовым матросом участвовал в штурме Зимнего дворца, но с того момента его познания в сухопутной войне вряд ли сильно продвинулись. Его помощником по сухопутной обороне назначался все тот же Батов, но, пока он вступил в командование, драгоценное время оказалось упущенным. После начала отхода из-за отсутствия в войсках радиостанций управление ими оказалось потерянным. Батов со своим штабом оказался в Севастополе, где ему приказали срочно перебазироваться на Керченский перешеек. Прибыв туда 7 ноября, он узнал, что большинство дивизий 51-й армии, даже те, что не принимали участие в боях под Ишунью, разгромлены во время арьергардных боев. Немногочисленные дороги, превратившиеся в грязь в период дождей, были забиты остатками различных частей и их техникой. Тем, кто сражался на передовой, невозможно было даже доставить боеприпасы. В таких условиях советские войска не удержались на Парпачском перешейке и продолжили отход на Керчь. 15 ноября остатки 51-й армии эвакуировались морским путем на Кавказ. Германское командование посчитало битву за Крым завершившейся, советское же решило взять тайм-аут. Прошло всего полтора месяца, и солдаты 51-й армии вернулись на Керченский полуостров, но это уже совсем другая история…