— Да, — тихо ответил Алан. Сильвия почувствовала, насколько глубоко этот человек уязвлен и унижен. — Уж чего я никак не ожидал, так это публичной экзекуции на заседании Совета. Но как бы там ни было, я обратился за помощью к одному из рентгенологов Даунстейта, и он назначил мне рентген мозга.
— А вы не пробовали обращаться к другим врачам?
Алан улыбнулся:
— Врач, лечащий сам себя, выглядит дураком в глазах своих пациентов. Вы это имели в виду? Я не лечу сам себя, а просто провожу небольшое диагностическое обследование.
— Но, может быть, вам просто следовало бы посоветоваться с кем-нибудь из специалистов, по своему выбору?
— Не спорю, есть множество людей, которым я доверяю. Существует целая группа в этой округе — врачи, составляющие неофициальную сеть взаимопомощи и взаимной проверки. Занимаясь практикой, вы очень скоро начинаете чувствовать, кто из врачей-консультантов видит в своих пациентах людей, а кто и в грош их не ставит. Учитывая тот факт, что степень компетентности врачей более или менее одинакова. Именно к этим, первым, я и направляю иногда своих пациентов. Кого я выбрал бы для консультации в первую очередь, это, вероятно, Вика О'Лири. Я всегда перепоручаю ему своих клиентов, когда отлучаюсь из города. Ему я готов доверить также и собственное здоровье. Но в настоящий момент я не хочу ставить его в затруднительное положение.
Сильвия сидела молча. Она опасалась, что у Алана и в самом деле может обнаружиться что-нибудь серьезное. «Если уж я так напугана, то что испытывает он сам?» — думала она.
Взяв Алана за руку и крепко пожав ее, она заглянула ему в глаза.
— Вам страшно?
— Немного, — ответил он, передернув плечами. Затем улыбнулся. — По правде сказать — очень страшно.
— Тогда я рада, что нахожусь сейчас рядом с вами. Нельзя в одиночестве переживать подобное.
Всю оставшуюся дорогу ее рука лежала в его руке.
* * *
Сильвия ждала его на верхнем уровне многоэтажного гаража, расположенного возле университетской больницы, пытаясь читать газету, хотя ей было совсем не до чтения. Она никак не могла заставить себя отвлечься от мыслей об Алане. Единственное, о чем она еще могла думать помимо этого, — ухудшения состояния Джеффи.
«Господи, пожалуйста, не допусти, чтобы что-нибудь плохое случилось с Аланом. Он же хороший. Пусть у кого-нибудь плохого будет рак мозга, но только не у Алана», — думала она, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, не столько для того, чтобы дать им отдохнуть, но чтобы отгородиться от всего мира. Почему так происходит? Почему смерть и болезни обрушиваются на всех, кто дорог ей? Сначала бессмысленная смерть Грега, затем ухудшение у Джеффи, а теперь еще и Алан. Может быть, над ней нависло черное облако бедствий? Может быть, всем станет лучше, если она наглухо закроет железные ворота своего дома и никогда больше не будет выезжать из Тоад-Холла?
Полтора часа истекло. У Сильвии от напряжения разболелась голова. Тело зудело от долгого сидения в кресле автомобиля. Она уже хотела предложить Ба выйти из машины и пройтись, чтобы размять ноги, но внезапно начался дождь. И в то же мгновение она увидела Алана, который направлялся к ним, огибая стоящие поблизости машины. Подойдя вплотную к автомобилю Сильвии, он открыл дверцу и забрался в салон.
— Ну, что? — спросила она, затаив дыхание.
— Все в порядке. Никаких опухолей в мозгу не обнаружено.
Сильвия, не раздумывая, бросилась Алану на шею.
— Боже, как я рада!
На объятия Алан ответил не менее горячими объятиями.
— Давайте отпразднуем это радостное событие.
Он достал из кармана кассету и передал ее Ба. Салон автомобиля заполнили звуки красивой мелодии.
— Боже мой! — засмеялась Сильвия. — Что это такое?
— Это песня «Я хохочу» в исполнении группы «Джестерс». Здорово, правда?
— Это ужасно! Не могу поверить, что вы любите такую музыку.
— Вы не любите старой музыки? Но ведь не все эти мелодии похожи друг на друга. Мне сказать Ба, чтобы он выключил магнитофон?
— Нет, — сказала Сильвия, положив руку ему на плечо. Ей очень хотелось прикоснуться к Алану. — Я люблю кое-какие старые песни, но слушать их все время...
— Но ведь то же самое можно сказать и об опере, и о Вивальди.
— Ваша правда!
— Давайте послушаем следующую песню, — сказал Алан. Он загорелся, как мальчишка.
— А это песня «Мэйбеллин» в исполнении группы «Как вас зовут?»! — попыталась угадать Сильвия.
— Да нет же! Чак Берри!
— Чак Берри! Боже! Я и не подозревала, что в наше время кто-то еще слушает его записи.
— Он лучше всех. «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Бич Бойз» — всё они только подражали ему. Именно благодаря Чаку я понял, что такое рок-н-ролл.
Алан устроился в кресле поудобнее и откинул голову.
— Помню... дело было летом 55-го. Тогда за мной наблюдалось два увлечения: космические корабли и бруклинская группа «Доджерс». Летними ночами я любил слушать группу «Бамс», лежа в постели, но звуки радио не давали уснуть моему младшему брату. Однажды отец купил мне портативный японский приемник, разумеется, выполненный в виде ракеты. Вместо динамиков в него были встроены маленькие наушники. Громкость можно было регулировать, передвигая вверх-вниз кнопку, расположенную в носовой части «ракеты». И вот в одну из таких августовских ночей, пытаясь разыскать в эфире музыку группы «Бруклинские шалопаи», я наткнулся на эту странную музыку с гнусавыми басами и мужским голосом, который пел о том, как он гонял на «кадиллаке» и ухаживал за девушкой по имени Мэйбеллин. К этому времени я уже кое-что знал об Элвисе, но никогда еще не слышал его музыки. В те годы ребята моего возраста слушали ту же музыку, что и их родители. А мои родители любили музыку типа «Мистер Сэндмен», «Что это за пес в окне?», «Теннесси-вальс», «Плывет лодка с креветками» и тому подобное. Подобные вещи нисколько меня не трогали! Но эта! Эта музыка проникала мне прямо в душу. Это сумасшедшее соло на гитаре! Вот оно, слушайте!
Сильвия вслушалась. Да, действительно, это было нечто сумасшедшее. И сам Алан был таким же сумасшедшим. Она прямо-таки кожей ощущала исходящее от него напряжение.
— Да, так вот, я сидел в темноте, возбужденный звуками, доносящимися из крохотного наушника. Это было мое первое приобщение к ритмам рок-н-ролла. И в довершение всего диск-жокей — я потом узнал, что его зовут Алан Фрид, — выдал что-то вроде: «Это было так прекрасно, что я рискну запустить еще раз» — и он действительно так и сделал. Он, черт побери, дважды подряд проиграл одну и ту же мелодию.
Вот так я и стал поклонником этой музыки. Мне все еще нравились «Доджеры», но я уже держал приемник на волнах станции УИНС всю ночь напролет, делая перерыв только на коммерческие объявления, во время которых я проверял результаты спортивных игр. В то время как мои родители наивно полагали, что я слушаю в постели спортивные новости, я на самом деле слушал то, что некоторые называют «черной» музыкой.