Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 85

– Да. «Мессера-110» на нас охотились. Они набирали примерно нашу высоту, ходили. Фары включат, поймают и сразу на гашетки нажимают. Если только видел фары, сразу ныряй под него.

– В ситуации, когда надо быстро принять решение, кто управляет самолетом? У Вас же второе управление. Бывало так, что, заметив опасность, Вы делали маневр помимо воли летчика?

– Нет. Если пилот в порядке, не ранен, я не имею права вмешиваться в управление самолетом. Бывало, когда ходили далеко, на 3–4 часа, отбомбившись, на обратном пути Паша говорил: «Колька, бери управление, я хоть немножко вздремну».

– Как вы прицеливались для бомбометания?

– На глазок. Из кабины высовываешься и смотришь – даже прорези в крыле не было. Конечно, при этом учитываешь скорость ветра, скорость самолета.

– Сколько максимально Вы делали вылетов за ночь?

– Зимой ночи длинные, можно пять-шесть вылетов сделать, в зависимости от расстояния до цели. А так – два-три вылета.

– Как были обустроены временные аэродромы, с которых Вы летали?

– Положено обозначать «Т», но у нас этого не было. У «Т» стоял финишер с фонариком. Если зеленый – можно садиться, если красный – уходи на второй круг. Садились в полной темноте.

– Нелетные ночи бывали?

– Часто. Дожди если идут или туман. Что делали? Дежурили на КП. В комбинезонах, в унтах под самолетом лежишь, ждешь – будет вылет или нет. Спали, конечно. Со сном никаких проблем не было – уставали сильно. Какой был распорядок дня? После рабочей ночи прилетаем, позавтракали и спать. К середине дня идем обедать. Кормили отлично. После обеда занимались кто чем. Бывали политзанятия, и просто гуляли, самодеятельностью занимались, в преферанс играли. Поначалу командиром полка был подполковник Летучий, герой финской войны. Если погоды нет, мы с ним играли в «балду» на города, допустим, на реки. Он очень любил эту игру. Часов в восемь (зимой в пять) шли ужинать. Потом на аэродром. На КП полка нам ставили боевую задачу, и пошли.

Проверка самолета перед вылетом.

– Потери большие были у Вас в полку?

– Самолетов пять за полтора года сбили. Потерь было не особенно много, слава богу, обошлось. Меня тоже один раз сбили, пришлось садиться на вынужденную, едва перетянув линию фронта.

– Как относились к войне?

– На аэродром шли, как на работу. Просто работа у нас такая, опасная.

– О существовании женского полка во время войны знали?

– Конечно, знали. Ну к ним другое отношение было…

– Когда нервное напряжение больше всего проявлялось?

– Когда бьют. Когда держат прожектора. Самое сильное напряжение. Когда задание получаем? Нет. Там как бригадир назначает на работу.

– Между вылетами вы сидите в кабине?

– Нет. Обязательно выйдем, покурим. Оружейники ленты пулеметные заправляют, бомбы подвешивает. Каждый занимается своим делом.

– С парашютом летали?

– Нет. Никаких парашютов. Спасайся как можешь.

– Какое было денежное довольствие?

– Оклад был 950 рублей. К ним прибавляли за каждый вылет, подъемные, ночные и т. д. Получали по три с лишним тысячи в месяц. У меня на книжке к концу войны скопилось что-то порядка 50 тысяч. Когда домой после войны приехал, это было большим подспорьем – родня голодала.

Кстати, моего брата, с 1926 года, немцы несколько раз пытались отправить на работы в Германию, но он бежал. После освобождения Одесской области его призвали в армию зенитчиком. Когда война шла к концу, мы с ним списались. Он мне написал, где примерно находится, и я к нему приехал на мотоцикле. Мы там все мотоциклами запаслись.

Вернулся в полк, рассказал, что у меня брат рядом. Командир говорит: «Давай мы его сделаем оружейником или кем-то еще». Написали запрос, и его отпустили. Я его привез в свою часть. Мы после войны тренировались, летали. Предложили ему полетать. Он с неудовольствием пошел. Сделал кружок. «Ну что?» – «Пусть брат летает, я не могу».

– К немцам какое было отношение?

– Военных я их не видел. А с мирными… Когда в Германию прилетели, аэродромы приходилось очень часто менять – наступление шло быстро. Посылали на поиски обычно звено или пару самолетов. Выбирали такое расположение, чтобы был лес, где прятать самолеты, и недалеко деревня, в которой мог расположиться личный состав. С воздуха посмотришь, садишься. Идем осматривать площадку. Вот как-то мы идем, подошли к деревне – не то что наши деревни, где дома с соломенными крышами. Тут все под черепицей. Скот ревет, свиньи визжат, куры кудахчут, никого в деревне нет. В один дом зашли с Пашкой. Женщина и девушка, видимо, дочка, увидели нас, все дрожат. Мы немецкий язык немного изучали. Она говорит: «Меня, только дочку не трогайте». Мы говорим: «Да что вы? Мы же не за этим пришли, мы пришли посмотреть, как вы живете». Она рассказала, что немцы перед отступлением ходили по домам, говорили, чтобы уходили в леса, потому что придут русские, будут грабить, насиловать… Конечно, пехота хулиганила, было дело. Голодные солдаты…

В 1944 году у меня страшно болел желудок. Оказалось, что у меня язва 12-перстной кишки. Меня комиссовали, летать нельзя, но война-то идет, летать надо. Так я до конца войны и летал. Война закончилась 9-го числа. Шел сильный дождь, мы не летали, спали в казарме. Прибегает дежурный: «Ребята, война закончилась! Германия капитулировала!» Выскочили на улицу кто в чем: кто в трусах, кто в штанах – война кончилась! Представляешь, что это такое?! Война кончилась! Постреляли в воздух и пошли спать. На следующий день собрались ехать в Берлин, а нам задание – помочь Праге. И вот три ночи – на 10, 11 и 12-е – мы работали. Закончили войну 12-го, без потерь.

После войны меня списали с летной работы. Думаю: «Раз не летать – домой!» Командир полка говорит: «Оставайся! Я тебя поставлю комендантом аэродрома. Куда ты поедешь? Ты знаешь, что сейчас творится на Украине?! Там же страшно!» Но я поехал домой.

Я родился в конце первой четверти прошлого века, 15 февраля 1923 года. В 1940 году окончил московскую среднюю школу № 612, находившуюся в Потаповском переулке. В то же время я окончил аэроклуб Свердловского района, который находился около театра Ленинского комсомола. Почему пошел в авиацию? Я еще в школу не ходил, мне лет семь было, когда я увидел: над деревней, в которой родился, летит самолет, и вдруг от него оторвался какой-то предмет и падает, а самолет снизился и пошел на посадку. Думаю: «Что-то случилось, надо бежать, посмотреть». Все бегут, и я бегу, а бежать надо было километров шесть. Добежали. У самолета оторвался винт, и он сел на вынужденную. Рядом стоит симпатичный лейтенант с двумя кубарями. Мне так это понравилось! Я говорю: «Дядя лейтенант, можно кабину посмотреть?» – «Кто хочет быть летчиком?» Все молчат. «Я хочу быть летчиком». – «Тогда давай, полезай». На крыло посадил, открыл дверку кабины: «Смотри». Я стал его расспрашивать, что там и как. Он мне все рассказал, показал приборы, объяснил, что такое ручка. Я говорю: «Можно посидеть?» – «Ух как много хочешь! Ну посиди, только ничего не трогай». И вот я впервые ощутил себя в кабине самолета. А потом, когда учился в школе, с огромным интересом прочитал книжку об американском летчике-испытателе Джиме Колинзе. Тут уже было спасение «челюскинцев», первые герои, дальние перелеты. В старших классах к нам в школу пришел летчик-истребитель майор Сорокин, который воевал в Испании. Он тоже нам рассказывал о войне. Историчка у нас была Дита Мейеровна Лесник, работавшая в Швейцарии секретарем у Ленина. Очень образованная женщина, патриотического склада. Она нам рассказывала так о декабристах, их подвигах. Это так нас тогда волновало! Думаешь: «Бог ты мой! Вот это жизнь, духовная красота. Вот к чему надо стремиться!» Нам сказали: хочешь быть летчиком, занимайся спортом. У нас преподавателем по физкультуре был Андрей Старостин, знаменитый футболист. Мы все были членами спортивного общества «Спартак», носили значки и спортивный берет. Задача стояла – сдать нормативы на четыре значка. Первый – Ворошиловский стрелок, для этого нужно было выбить 45 очков из 50. Второй – ПВХО (подготовка к противовоздушной и химической обороне). Третий – ГСО (готов к санитарной обороне), надо было уметь оказывать первую медицинскую помощь, делать искусственное дыхание. И последний – ГТО, первой или второй ступени. Этот значок на цепочке. Помню, нужно было прыгнуть вверх на 1 метр 40 сантиметров, а я мог только на 1 метр 30 сантиметров. Потом мне один друг рассказал, что можно прыгать через голову, и я сдал этот норматив, и Старостин дал мне ГТО второй степени. Четыре значка, как ордена, елки зеленые! Все это вместе формировало стремление к реализации собственных сил. Хотелось быть лидером, впереди, лучше других выглядеть. Поэтому, когда учился в 8-м классе и к нам пришел сотрудник райкома комсомола, призывавший комсомольцев идти в авиацию, я пошел первым. За мной потом еще два парня из моего класса поступили. Они тоже стали летчиками. Оба прошли войну. Однако сначала меня не взяли – мал был ростом и годами не вышел. На следующий год меня приняли, и то условно.