Знаменитые шпионы XX века - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Уайтон, Ральф де Толедано, Рихард Зорге cтр.№ 119

На заседании кабинета было решено принять modus vivendi. Но прежде, чем сделать это официально, следовало, как все понимали, информировать Чан Кайши об условиях мирного соглашения и тех замечательных выгодах, которые разбитый и ослабленный Китай может из него извлечь. Деликатная миссия разъяснения modus vivendi была поручена Оуэну Латтимору как личному представителю президента в Чунцине.

Казалось, не было причин, по которым Чан мог бы не согласиться на заключение временного перемирия, которое пусть на время, но освободило бы Китай от тяжкого бремени войны и, возможно, привело бы в конечном итоге к умеренно-справедливому миру. Мир никогда не узнает доподлинно, как происходило разъяснение сути соглашения генералиссимусу. Однако то, что Чан так и не понял положений modus vivendi, — факт общеизвестный. Халл жаловался Гиттерли, что Чан «не представляет себе реально, каковы факты».

Более того, 25 ноября Лачлин Курье получил в Белом доме радиограмму от Латтимора: «...Я полагаю, вам следует непременно сообщить [президенту] о сильной реакции генералиссимуса. . . Любые modus vivendi, принятые в обход Китая и без учета его интересов, оказали бы разрушительное воздействие на веру китайцев в Америку. . . Сомнительно, в состоянии ли прошлая помощь или увеличение нынешней помощи компенсировать это чувство покинутости... в такой час... Должен предупредить вас, что остается под вопросом способность генералиссимуса удержать ситуацию, если доверие китайского народа к Америке будет подорвано сообщением о том, что японцам удалось избежать военного поражения с помощью дипломатической победы». Телеграмма подписана — «Латтимор».

А в это время в Вашингтоне помощник министра финансов Гарри Декстер Уайт был занят «разжиганием огня» под госсекре-

тарем Халлом, с тем, чтобы заставить его отказаться от modus vivendi. Член двух советских шпионских организаций, Уайт несколько лет назад продемонстрировал свою любовь к Китаю, передав России доклад о состоянии китайских финансов, достаточно подробный, чтобы позволить враждебной державе разрушить китайскую национальную экономику. Подрезав на корню мирное соглашение, Уайт вызвал Эдварда Картера и других лидеров Института тихоокеанских отношений в Вашингтон и призвал их оказать воздействие на друзей в правительстве с целью убедить их в том, что подобное решение китайского инцидента было бы не чем иным, как предательством. Письмо Картера, написанное 29 ноября 1941 года, само по себе поразительно разоблачительное .

«Могу предположить, что прошедшая неделя была у Курье ужасно беспокойной, — пишет Картер другу. — В течение нескольких дней казалось, что Халлу угрожает опасность отправить и Китай, и Америку, и Англию «вниз по реке» (т. е. в рабство на юг. Амер. идиома. — Ред.) . Курье ничего не говорил мне об этом, но я узнал из других высоких источников». (Источники — это официальные документы Госдепартамента, воспоминания людей, документы Конгресса, книга Джорджа Моргенштерна «Пёрл-Харбор: история тайной войны», Нью-Йорк, 1947 год. — Автор) .

В показаниях под присягой, данных перед сенатской подкомиссией по международной безопасности, Картер признал, что он ездил в Вашингтон по настоянию Уайта, чтобы «посмотреть, есть ли какие-нибудь частные граждане или правительственные служащие, которые могли бы гарантировать, что дело с modus vivendi не будет доведено до конца». «Ходили слухи, — добавил он, — что во время игры в гольф, я полагаю, с адмиралом Номурой, японцы убеждали мистера Халла в своем праве на захват Китая, мотивируя это тем, что Япония, как более цивилизованная страна, выполняет в Китае ту же миссию, что Англия в Индии». Однако Картер продолжал настаивать, что он никогда не оказывал какого-либо давления на Халла, поскольку modus vivendi и так был уже отвергнут. Это несколько не совпадало с рассказом Лачлина Курье об «ужасно тревожном времени», но подкомиссия не настаивала.

Если даже Картер и не беседовал с Халлом лично, в Институте тихоокеанских отношений, однако было достаточно друзей и помощников в его деятельности. Был, например, Гарри Уайт, постоянно работавший через министра финансов Генри Морген-тау. Был Лачлин Курье, вооруженный телеграммой Латтимора. Госсекретарь Халл неожиданно изменил свое мнение. 26 ноября, не поставив в известность министра обороны Стимсона, но с одобрения президента, он выдал японцам свое знаменитое «вон

из Китая, а иначе. . . «Нельзя сказать, что этот ультиматум был столь же грубым и бесцеремонным, как некоторые другие, но в качестве основы для переговоров — это была дверь, захлопнутая перед носом у японцев. «У нас не было серьезных оснований полагать, что Япония примет наше предложение», — писал Халл четыре года спустя. 27 ноября 1941 года — на следующий день после ультиматума — агентство Юнайтед Пресс сообщило, что «Соединенные Штаты передали Японии резкое политическое заявление, которое, как сообщили в информированных кругах, фактически покончило со всеми шансами на соглашение». Это была честно сформулированная суть дела.

Поскольку в ультиматуме Халла выдвигалось требование, чтобы Япония фактически ушла со всего азиатского материка — за исключением Кореи — и вернулась к status quo, существовавшему для японской империи двумя десятилетиями ранее, нота Халла, оформленная в программу из 10 пунктов, была унизительной до степени, беспрецедентной в дипломатических отношениях двух стран. Комитет по делам армии— один из нескольких официальных органов, определявший степень вины каждого за разгром в Пёрл-Харборе, в осторожной манере привлек внимание к критической важности этого поступка госсекретаря Халла:

«Ответственность, которую взял на себя госсекретарь, была обусловлена тупиком, в который зашли переговоры между Соединенными Штатами и Японией... Несомненно, что 26-го утром мистер Халл принял решение согласиться с предложениями, показанными за день до этого министру обороны [Стимсону] , в которых содержался план трехмесячного перемирия... На деле решение «опрокинуть все пинком ноги» сопровождалось выставлением японцам контрпредложений из десяти пунктов, который они восприняли как ультиматум... Ударные японские соединения покинули бухту Танкан в ночь с 27 на 28 ноября. . .»

То, что Соединенные Штаты рассматривали заявление Халла как ультиматум. становится ясным и из военного предупреждения, посланного 27 ноября всем американским сторожевым аванпостам. Это было подчеркнуто еще раз и заявлением президента Рузвельта во время обсуждения ноты Халла, что «мы предполагаем атаковать, вероятно, в следующий понедельник». Рузвельт оказался неправ, но лишь в отношении даты.

Японское правительство условилось 19 ноября 1941 года передать сообщение «ветер с дождем с востока» в середине сводок регулярных новостей, передававшихся в коротковолновом радиодиапазоне, в качестве предупреждения японскому дипломатическому персоналу о том, что решение о начале войны принято. Американская разведка, дешифровавшая японский код, знала,

что три слова в этом коротком сообщении означали три предложения: «Война с Англией. Война с Америкой. Мир с Россией». Комитет по делам армии, проводивший расследование обстоятельств нападения на Пёрл-Харбор, сообщил, что «подобная информация [«ветровое» сообщение] была перехвачена станцией слежения. Эта информация была получена 3 декабря, переведена и предоставлена в распоряжение высоких властей». Однако само «ветровое» послание исчезло из архивов ВМФ. Все остальные копии, по словам Комитета по делам армии, также исчезли вскоре после нападения на Пёрл-Харбор. Офицеры ВМФ признавали существование радиоперехвата до 1944 года, а потом вдруг стали страдать прогрессирующей потерей памяти. «Высокое руководство» в армии, ВМФ и Белом доме опровергло, что оно когда-либо видело это сообщение. Может, оно пропало в дороге? Или заблудилось? Или было изъято кем-то более или менее высокопоставленным?