– А еще были гарнизонные невесты и жены, – подхватила его мысль «диверсантка», – и даже «гарнизонные вдовы». Как видите, все знакомо, майор Гродов, я ведь тоже в свое время считалась «гарнизонной невестой». Подозреваю, что и вы слыли завидным «гарнизонным женихом». Давно женились?
– Пока не женат.
«Гарнизонная невеста» недоверчиво заглянула ему в глаза, и при этом ее собственные округлились от восторженного удивления.
– В такое, конечно, трудно поверить…
– Разве от вас это требуется? Главное, чтобы я поверил, что вы не завербованы вражеской разведкой, не диверсантка.
– Хватит говорить глупости, майор Гродов. Вы же прекрасно знаете, что это чепуха.
– Считайте, что пошутил, – сдержанно осадил ее Гродов. – Тема исчерпана. О чем еще вы хотели мне поведать?
– О том, что выйти за военного у меня не получилось, – сказала пленница без какого-либо огорчения в голосе. – Лейтенант этот, который гарнизонным женихом моим числился, погиб вместе со своим будущим тестем, причем в одном бою. Насколько я поняла, вы тоже из семьи военных? – тут же ушла она от скорбных воспоминаний.
– Почему бы не предположить и такое? – решил Гродов, что не обязан откровенничать с этой задержанной. Мало ли что ей захочется насочинять!
– Тогда вы все поймете, – не догадывалась о его сомнениях «диверсантка». – Поскольку своего жилья у нас не было, всё по гарнизонным общежитиям скитались, то в конце концов мать переехала в деревню, где купила у своих родственников дом, еще отцом присмотренный. Кстати, в этой же деревне я когда-то и родилась. Отец тогда служил в части, которая располагалась в Чабанке.
– В Котовских казармах?
– Точно, – трогательно обрадовалась «диверсантка» такому познанию. – У одной из них в самом деле был застрелен комбриг Котовский. Правда, по поводу того, как именно это произошло, ходит много слухов…
– Стоп, не будем уточнять! Пройдемся-ка лучше вдоль берега, – первым ступил комбат на хорошо утоптанную тропу, ведущую к полевому стану. – Как вас зовут?
– Давай уже на «ты». В нашем селе все женщины – Любы да Марии. Ну, еще Анны встречаются. А меня зовут Магдаленой, как и мою бабку-польку. Или просто, по-уличному, Магда.
– Прекрасное имя. Непонятно какое, явно неславянское, почти библейское, но… красивое.
– Тоже не жалуюсь. И фамилия подходящая – Ковач, потому как муж – из чехов, колония которых располагалась недалеко отсюда. Вот и предстаю перед тобой, майор, такой себе… почти иностранкой Магдой Ковач.
– А муж, как у всех прочих, на фронте?
– И даже успел погибнуть, – ни малейшего намека на жалость или тоску в ее словах Дмитрий не уловил. Что ж, сказал он себе: «Такое тоже случается». – Так уж распорядилась судьба, товарищ майор: погиб мой Ковач.
Комбат сочувственно вздохнул. Прирожденный солдат, он очень быстро и цепко постигал многие науки войны. Кроме одной – так и не научился словесно выражать хоть какое-то сочувствие всем тем, кому, потеряв близких, все еще выпадало жить.
– И как же распоряжалась судьба дальше?
– А что дальше? – пожала плечами.
– Рассказывай, Магда, рассказывай. Ты ведь не у румын на допросе, чтобы по слову из тебя вытягивать! И в особый отдел передавать тебя тоже не хочется, сама понимаешь, как трогательно там «любят» неразговорчивых женщин, да к тому же заподозренных в диверсиях.
– Догадываюсь, как там «любят».
– Тогда в чем дело? Давай, откровенничай.
Только теперь майор внимательно присмотрелся к ее лицу – открытому, полнощекому, с высоким лбом и четко очерченными, выразительными губами. Даже при свете луны бросались в глаза естественные завитки ее золотистых волос. Это была настоящая сельская львица, прирожденную красоту которой не могло умалить даже то странное, явно неженское одеяние, в котором она сейчас представала перед Дмитрием.
– А что тут рассказывать? Работал мой Ковач ветеринарным врачом в соседнем совхозе, я же числилась у него в санитарках да помощницах, а заодно училась тоже на ветеринарного фельдшера. Заочно, конечно. С поступлением он помог, давние связи. Вот только с учебой не получилось; не успела, война. Ковач мой готовился защищать кандидатскую диссертацию, но… судьба есть судьба. За три месяца до начала войны поженились, однако пожить по-людски опять не получилось… Даже забеременеть – и то не успела.
– Но-но, таких подробностей нам лучше избегать, – заметил Гродов, недовольно, стыдливо покряхтев.
– Почему же? Говорить так говорить, – спокойно возразила Магда. – Не спешили обзаводиться детьми, потому как оба в науку ударились. А поскольку уже на пятый день войны, то есть на второй день после мобилизации, Ковач мой погиб под бомбами, так и не дойдя до фронта, то выходит, что и повоевать у него тоже «не получилось». Жизни у меня не получилось – вот, что я тебе скажу, майор Гродов, – надрывно повысила голос женщина.
– Случается. Война не только твою жизнь огненно перепахала. И не только твоему Ковачу, – комбат обратил внимание, что Магда так ни разу и не назвала своего ветеринара мужем, только «мой Ковач». Но никак не мог понять: от любви это определение исходило или от холодной отстраненности?
– Однако же у тебя, Черный Комиссар, воевать вроде как получается. Даже враги признают, что воюешь, что надо. Страшно, то есть… воюешь.
– Наверное, потому, что нежно воевать пока еще никому не удавалось, – пресек Гродов ее дальнейшие рассуждения по этому поводу.
– А мой Ковач и в мирной жизни ни для чего, кроме как для конспектов своих ветеринарских, не годился. Даже с виду – хлипкий, неказистый. По теории ветеринарии у него вроде бы все складно получалось, а когда нужно было браться за скальпель или за нож-резак, чтобы скотину от мучений избавить, меня просил, сам только подсказывал. От крови его мутило, подступиться к скотине боялся. Ясное дело, что на людях порой и сам оперировал, но я видела: руки дрожат, в глазах – брезгливость. Кастрировать и то мне в большинстве случаев приходилось.
– Почему же замуж за него выходила? Профессоршей стать хотелось?
– С профессоршей тоже не получилось. Выходила за него, когда уже твердо знала, что ни профессором, ни хотя бы обычным преподавателем института или техникума ему не стать. Сын заведующего кафедрой, которого объявили врагом народа и расстреляли… на что он мог рассчитывать? Впрочем, Ковач мой все же надеялся, что в ветеринарной науке на это внимания обращать не станут, потому как политикой там не пахнет, скорее пахнет навозом.
«В политике порой тоже навозом попахивает», – мрачно ухмыльнулся про себя Дмитрий, однако промолчал.
– Но и тут, – продолжала свою исповедь «диверсантка», – мой Ковач жестоко ошибся: не получилось. В общем и дома, и в институте его к науке готовили, а случилось так, что пришлось на ферму идти.
– Ты с Терезией где познакомилась?