Графиня Гизела - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Марлитт cтр.№ 43

Госпожа фон Гербек глубоко, с облегчением, вздохнула, когда молодая графиня церемонным поклоном простилась с мачехой. Ее прощание с баронессой, наоборот, было очень словообильно.

– Кстати, еще словечко, малютка! – вскричала ее превосходительство, когда Гизела была уже у дверей.

Девушка остановилась, нисколько не желая, по-видимому, вторично преодолевать мишурные препятствия, разбросанные на полу. Свет из углового окна падал прямо на нее и освещал эту юную, полную решимости и смелости женскую фигуру.

– Зная, что ты ездишь верхом, я не буду иметь ни минуты покоя, когда тебя не будет здесь, – сказала баронесса. – Не правда ли, ты дашь мне слово не садиться на лошадь все время, пока будешь в Грейнсфельде?

– Нет, мама, я не могу этого обещать, ибо не могу исполнить.

Баронесса закусила губу.

– Ах, дитя, как ты жестока! – пожаловалась она. – Таким образом, при всех беспокойствах, которые мне предстоят, я буду еще постоянно мучиться, что ты в один прекрасный день сломаешь себе шею, скача по горам и долинам!

– Я езжу совсем не так дико и необузданно, мама, и Сара очень доброе животное!

– Я бы охотно этому поверила, но это может успокоить меня лишь ненадолго. Как только подумаю о неровной дороге между Аренсбергом и Грейнсфельдом, так меня мороз по коже пробирает! Что касается лично меня, я всегда отказывалась сопровождать верхом папа куда бы то ни было.

На жирном лице гувернантки появилась двусмысленная улыбка.

– Успокойтесь, ваше превосходительство, – сказала она, выразительно взглянув на баронессу. – Наша милая графиня, без всякого сомнения, будет избирать другое место для своих поездок – я не думаю, чтобы она особенно стала настаивать на этой местности между Аренсбергом и Грейнсфельдом, ибо действительно, как вы изволили сказать, ваше превосходительство, дорога эта очень ухабиста.

Баронесса благосклонно поблагодарила ее кивком.

– Ну, хоть это по крайней мере утешение! – проговорила она со вздохом. – Хоть это дает мне надежду не встретить тебя когда-нибудь мчащуюся по этой ужасной дороге, недобрая, маленькая упрямица! Так ты обещаешь мне это, моя дорогая Гизела?

Девушка согласилась с видимым нетерпением.

Эта нежность, не вызывавшая с ее стороны ни искры сочувствия, была для нее невыносима.

– Ну, так с Богом, мое дитя! – проговорила баронесса, обращая снова лицо свое к зеркалу.

Гизела вышла. За ней последовала гувернантка, еще раз почтительно склонившись пред ее превосходительством.

Дверь затворилась, и баронесса, как бы в утомлении, опустилась на кресло и закрыла глаза рукой. При этом элегантной парижской куафюре грозила опасность быть окончательно смятой, что, казалось, нисколько не заботило в эту минуту ее превосходительство.

Камеристка с отчаянием сложила руки, причем взор ее со злобой остановился на госпоже.

Баронесса оставалась в прежней позе. Два года тому назад ее обворожительное немецкое превосходительство, буквально осыпанное бриллиантами, появилось впервые на одном парижском балу и с той незабвенной минуты прозвано было в высшем свете «бриллиантовой феей».

Какие триумфы, сколько небесно прекрасных часов связано с этими ослепительными сокровищами! С их помощью красота ее совершала такие победы. Блеск их так напоминал пылкие взгляды побежденных, которых очаровательная бриллиантовая сирена заставляла испытывать все мучения страсти для того, чтобы потом оттолкнуть с высокомерной улыбкой.

И теперь ей предстояло расстаться с этой блистающей броней кокетства, расстаться для того, чтобы отдать ее другому существу, обладающему молодостью.

Между тем графиня Штурм оставила Белый замок. Все эти приготовления к празднествам, которые она оставила за собой, нимало не интересовали ее, – покидая замок, она не чувствовала никакого сожаления. Какое значение могло иметь для нее лицезрение князя? Она, разумеется, питала безграничное уважение к его высокому положению; уважение это, как она себя помнила, старались в ней развить чуть ли не заботливее, чем самое почитание Бога, но тем не менее она была далека от той ребяческой веры большинства, которая позволяла в коронованной особе видеть печать чего-то божественного. Она выразила желание быть представленной князю, это правда, но этого она желала из уважения к традициям древнего рода Штурм и Фельдерн. Ее предки в продолжение столетий появлялись при дворе, окружали престол, занимали высокое общественное положение, на которое давало им право как их происхождение, так и отличие государей. И этот блеск, и эти права должна была поддерживать и последняя Штурм до последнего издыхания – это была ее священная обязанность.

Не эта ли мысль о долге побудила ее сегодня выразить свое желание?

Яркий румянец разлился по лицу девушки – в глубине души ее лежала тайна, открыть которую она не желала бы никому на свете.

Экипаж медленно продвигался вперед.

Между позолоченными солнцем листьями буков виднелся Лесной дом, на террасе стояла величественная фигура португальца. Тут же был и старый солдат, и обезьянка, приютившаяся на плече одного из каменных юношей, и попугай, раскачивающийся на своем кольце.

…Человек этот будет в Белом замке. Его представят князю, он будет окружен придворными дамами, с ним будет говорить ее красавица мачеха в своем нарядном парижском туалете…

Руки девушки бессильно опустились на колени, и голова ее поникла на грудь…

Три дня уже гостил светлейший гость в Белом замке. Сюда снова возвратились прежние роскошь и блеск, которыми принц Генрих окружал обожаемую им графиню Фельдерн. Князь прибыл в сопровождении многих кавалеров и дам. Все обладающее молодостью и красотой при дворе в А. было приглашено сюда; больная княгиня, не будучи в состоянии сопровождать своего супруга, как особое доказательство своей благосклонности и милости к владетелю Белого замка, отпустила сюда свою любимую фрейлину, известную красавицу, «чтобы придать больший блеск собравшемуся обществу».

На второй день своего приезда князь уже посетил нейнфельдский завод. Со своими могучими дымящимися трубами, вновь выстроенными домами, массой рабочих, заведение это представляло слишком импозантный вид и пользовалось такой славой, что высокий гость не мог не обратить на него своего внимания.

При этом случае был представлен князю новый владелец завода Оливейра. Он сам водил высокого гостя по всему заведению, и его светлость был очарован красивым, изящным мужчиной, «который так счастливо сумел соединить в себе интересную строгость с элегантными манерами светского человека». Само собой разумелось, что Оливейра должен был представиться его светлости и в Белом замке; сам князь назначил ему для этого следующий день.

Было два часа пополудни. Лучи солнца обливали нейнфельдскую долину, но под тенью вязов аренсбергского сада было свежо и прохладно. Благоуханный воздух так и манил в широкие тенистые аллеи.