И Жилет, заливаясь слезами, упала в кресло.
– Главарь нищих! И я люблю его!.. И горе мое пришло от того, кто не любит меня! Если бы вы только видели его, отец! Если бы только слышали, как он говорил с королем! Словно сам был коронованной особой! Король Франции показался мне таким ничтожным по сравнению с ним! Какая мне разница, что его зовут бандитом, если душа у него благородная… Ах, отец! Если бы вы знали, как крепка его рука, как нежен взгляд!
Теперь она говорила отрывистыми фразами, словно это выплескивались наружу осколки любви, разрывавшей ей сердце.
Мы должны рассказать читателю, что ни на мгновение тень отцовской ревности, появляющейся порой у мужчин, не омрачила лица Трибуле. Известие о любви, поселившейся в сердце его дочери, не доставило ему страдания. Его не смутило даже то, что Жилет полюбила человека, объявленного вне закона.
Испугала же это чистое и возвышенное существо мысль о том, что человек, которого полюбила Жилет, подвергается смертельной опасности. В течение восьми последних дней Трибуле не раз слышал разговоры о Манфреде. Он знал, какие приказы отданы относительно этого человека.
– Ты говоришь, что он тебя не любит! – машинально продолжил Трибуле.
– Я в этом уверена, отец, – ответила отчаявшаяся Жилет.
Почувствовав необходимость еще говорить о своем возлюбленном, она подробно рассказала всю историю их безмолвной любви, о своих ожиданиях, о радости, с которой она встречала его появление, о слезах, набегавших на глаза, если Манфред не проходил… Она рассказала всё, вплоть до сцены похищения, которому помешал Манфред, поведения Этьена Доле, отъезда в Лувр и появления молодого человека на празднике, рассказала про его отвагу, про вызывающие речи. Трибуле слушал очень внимательно. А когда она закончила, сказал:
– Ты говоришь, что он тебя не любит?
– Увы, папа…
– И я говорю тебе, что он обожает тебя… Только любовь может быть причиной таких приступов безумства… Готовься, дитя мое – завтра, в это же время, я приду за тобой… Позволь мне действовать… Мы убежим… Ты будешь счастливой… Клянусь тебе самым дорогим в мире – твоей обожаемой головой.
– Он меня любит! Он меня любит! Возможно ли такое?
XXVI. Герцогиня д’Этамп
В тот же самый вечер, около девяти часов, из потайной двери Лувра вышли две женщины.
За ними, на почтительном расстоянии, следовали трое вооруженных до зубов кавалеров в кирасах из оленьей шкуры, они внимательно озирались по сторонам, и каждый держал правую руку на рукояти своей шпаги.
Этими кавалерами были Ги де Шабо де Жарнак, Лезиньян и Сен-Трай, трое верных поклонников герцогини д’Этамп, официальной любовницы короля Франциска I.
Одной из упомянутых женщин была герцогиня д’Этамп собственной персоной. Ее сопровождала одна из фрейлин.
Герцогиня шла, опираясь на руку своей спутницы; у нее было испуганное выражение лица, она то и дело вздрагивала от страха, что было вполне извинительно для сумеречного Парижа тех времен, когда на улицах появлялись всевозможные головорезы, грабители и прочие бандиты.
Анне де Писселё, герцогине д’Этамп, было в то время под пятьдесят.
Диана, ее соперница, еще сохраняла мраморную красоту, благодаря которой ее сравнивали с античной Дианой-охотницей. Она каждый день подвергала испытаниям свое тело, по три-четыре часа скакала на лошади, любила охоту, купалась в ледяной воде, побеждая близящуюся старость неутомимой активностью. Анна де Писселё, напротив, была склонна к женским хитростям. Она боялась дуновения свежего воздуха, как морового поветрия, ко сну она отходила, натянув маску и перчатки, умащенные благоуханным настоем. Закончим ее характеристику сообщением о том, что она искала совершенное искусство «восстанавливать с годами невозместимый ущерб».
Диана вызывала восхищение. Анна очаровывала своими манерами.
Впрочем, обе, хотя и различным способом, сохранили до самой смерти красоту, о которой поэты-современники отзывались с умеренным энтузиазмом.
Обе женщины смертельно ненавидели друг друга.
Диана, возможно, была любовницей Франциска, но она очень старалась овладеть сердцем и чувствами дофина Генриха, слабоумного принца, проводившего время в мечтаниях об эпических деяниях давнего рыцарства.
В то время Генрих сердцем и душой принадлежал Диане де Пуатье, перед которой Екатерина Медичи склонялась или делала вид, что склонялась, в ожидании блистательного реванша.
Ведь Генрих был наследником престола, восходящим солнцем. За ним было будущее. Когда Франциск умрет, Диана станет фактической королевой Франции. Поэтому-то вокруг нее кружилась целая толпа честолюбивой молодежи: Гизы, Монморанси и еще много других, сгорающих от желания занять видное место в государственной иерархии, а пока что спекулирующих на предполагаемой слабости Генриха.
Герцогиня д’Этамп, остававшаяся верной королю, видела, как с каждым днем падает его влияние. У нее не было реальных оснований оставаться при королевском дворе или занимать прежнее место в королевском сердце. К тому же Франциск был крайне непостоянен: он перелетал от блондинки к брюнетке. Анна прощала ему всё, поставив условием сохранение за собой места официальной любовницы. Скажем больше: она даже стала необходимой королю, помогая ему устанавливать многочисленные мимолетные связи и не давая возможности влюбиться надолго.
Остановимся несколько дольше на этом персонаже. Анна де Писселё, очень боявшаяся состариться, жила в постоянном страхе перед простудой, которая могла привести к воспалениям и даже изуродовать ее… Можно представить ее состояние при каждом известии о новой амурной победе короля… Она ненавидела Диану и свое окончательное падение сочла бы триумфом соперницы…
Теперь наши читатели легко поймут, каким ударом для этой женщины стало появление при дворе Жилет, какой страх ее обуял… Она, чтобы избавиться от новой соперницы, готова была пойти даже на преступление.
Можно ли было допустить, чтобы эта смазливая девчонка одним своим появлением перевернула всю иерархию королевского двора, при котором все особы мужского пола были влюблены, а все женщины ревнивы?
Откуда появилась эта девчонка? Ее прошлое окружала тайна.
Одно только несколько успокаивало герцогиню д’Этамп: по всей видимости, у новенькой было плохо с разумом. Наглядным доказательством этого была странная сцена, во время которой Жилет назвала своим отцом шута Трибуле.
Да, но король возвел ее в ранг герцогини. Король отдал ей во владение земли из своего домена, а вдобавок – дворец. Король объявил, что новоявленная герцогиня де Фонтенбло имеет право входить к нему в любое время.
Поражаемая раз за разом ударами судьбы, Анна де Писселё в течение нескольких дней изучала загадочное лицо маленькой герцогини и пришла к выводу, что безумие ее ложно, а за ним скрываются опасные амбиции.
Вот о чем рассуждала герцогиня д’Этамп, когда шла по темным парижским улочкам; передвигалась она так быстро, как только позволяла ей ночная темнота.