Это справедливо в отношении создания картин, но когда дело заходит до более волнующих процессов, как, например, превращения эмбриона в человека, многим все же хочется провести черту. И закон побуждает нас думать лишь о белом и черном, без оттенков серого. Но мир устроен иначе. И наука явно появилась по-другому.
Чтобы запутать все еще сильнее, некоторые важные слова меняли свои значения. Так, в одном старинном тексте, датируемом 1340 годом, есть фраза: «Бог наук есть властелин», но слово
[66]
«наук» здесь означает «знание», а вся фраза имеет смысл: «Бог есть властелин знаний». В течение долгого времени наукой называли «естественную философию», но к 1725 году это слово стало использоваться в нынешнем значении. Однако слово «ученый» было введено лишь в 1840-м Уильямом Уэвеллом в труде «Философия индуктивных наук» для обозначения практика науки. Хотя ученые существовали и до того, как Уэвелл придумал для них название – иначе ему бы не понадобилось его придумывать, – но когда Бог был властелином знаний, никакой науки не было. Поэтому мы не можем ориентироваться на используемые слова – это было бы допустимо лишь при условии, что их значения никогда бы не менялись, а вещи существовали бы только тогда, когда у них было название.
Но наука, разумеется, имеет давнюю историю, да? Архимед же был ученым, правильно? А это уж как посмотреть. Да, сейчас нам кажется, что он и вправду занимался наукой. Только на самом деле мы просто посмотрели в прошлое, выбрали некоторые из его работ (закон плавучести, например) и заявили, что это наука. Но в его время это не наукой не считалось, потому что контекст был иным, а сам он не обладал «научным» складом ума. Мы смотрим на него из будущего и находим что-то знакомое для себя – однако ему все виделось иначе.
Архимед сделал блестящее открытие, но он не проверял свою догадку, как это делают современные ученые, и не пытался решить задачу сугубо научным путем. Его открытие стало важным шагом на пути к науке, но один шаг – это далеко не весь путь. А одна мысль – далеко не образ мышления.
Но как быть с Архимедовым винтом? Было ли это наукой? Это чудо-изобретение представляет собой спираль, плотно зажатую внутри цилиндра. Ставите цилиндр под углом, опустив нижний конец в воду, вращаете спираль, и через некоторое время вода выливается сверху. Считается, что Висячие сады в Вавилоне орошались с помощью огромных винтов Архимеда. Но вообще принцип его работы тоньше, чем предполагал Чудакулли: если наклонить его под слишком большим углом, винт перестает работать. Ринсвинд оказался прав: Архимедов винт похож на линию подвижных ведер или отдельных полостей с водой. Они изолированы друг от друга, а значит, непрерывного канала, по которому вода стекала бы вниз, внутри него нет. Винт вращается, полости поднимаются вверх по цилиндру, и вода перемещается вместе с ними. Если вы наклоните цилиндр слишком сильно, все «ведра» сольются и вода не сможет подняться.
Архимедов винт считается показательным примером древнегреческих технологий, иллюстрирующим развитие инженерного дела того времени. Мы склонны считать древних греков «истинными мыслителями», но это объясняется лишь тем, что наши знания о нем весьма выборочны. Да, греки прославились своими (истинными) достижениями в области математики, живописи, скульптуры, поэзии, драмы и философии, но этим их способности не ограничивались. Также у них были хорошо развиты технологии. Это прекрасно иллюстрирует пример Антикитерского механизма, который был обнаружен рыбаками в виде кучи ржавого металла на дне Средиземного моря в 1900 году близ острова Антикитера
[67]
. Никто не придавал находке особого значения до 1972-го, когда Дерек Джон де Солла Прайс обследовал его с помощью рентгеновских лучей. Оказалось, что это механическая модель Солнечной системы – вычислительное устройство, рассчитывающее движение планет и состоящее из тридцати двух удивительно точных шестеренок. В нем имелась даже дифференциальная передача. До его обнаружения мы просто не знали, что у греков были такие технические возможности.
Нам до сих пор совершенно неизвестно, ни в каком контексте древние разрабатывали это устройство, ни как у них появилась подобная технология. Вероятно, ремесленники передавали ее из уст в уста – привычным средством распространения технологического экстеллекта, при котором идеи должны храниться в тайне и сообщаться потомкам. Так возникли тайные общества ремесленников, наибольшую известность среди которых получили франкмасоны.
Антикитерский механизм, бесспорно, являлся серьезным достижением древнегреческих инженеров. Но его нельзя отнести к науке, и этому есть две причины. Первая банальна: технологии и наука – это разные вещи, хотя и близко связаны. Технологии способствуют развитию науки. Технологии заставляют вещи работать, не заботясь об их понимании, а наука стремится их понять, не заставляя работать.
Наука – это общий метод решения проблем. Вы занимаетесь наукой лишь в том случае, если знаете, что используемый вами метод имеет гораздо более широкое применение. Судя по письменным трудам Архимеда, дошедшим до наших дней, в основе его метода, с помощью которого он изобретал технологии, лежала математика. Он изложил ряд базовых принципов (например, закон рычага), а затем, подобно современному инженеру, думал, как их применить, но его выводы из этих принципов были основаны скорее на логике, чем на экспериментах. Настоящая наука появилась лишь тогда, когда люди стали осознавать, что теория и эксперимент должны идти рука об руку, а их комбинация – это эффективный способ решения многих проблем и обнаружения других, не менее интересных задач.
Ньютон был ученым во всех приемлемых смыслах этого слова. Но так было не всегда. Процитированный нами загадочный абзац с алхимическими символами
[68]
и непонятными терминами написан им в 1690-х годах после более чем двадцати лет занятий алхимией. Тогда ему было около пятидесяти лет. А лучшие его работы по механике, оптике, гравитации, дифференциальному и интегральному исчислению приходятся на промежуток между двадцатью тремя и двадцатью пятью годами, хотя значительная их часть была опубликована лишь спустя десятилетия.
Многие пожилые ученые проходят через состояние, именуемое «филопаузой». Они бросают занятия наукой и начинают заниматься сомнительной философией. Ньютон действительно изучал алхимию, причем делал это довольно скрупулезно. Однако ничего в ней не добился, потому что, сказать по правде, добиваться там было нечего – и мы не можем отделаться от мысли, что если бы там что-то было, он обязательно это обнаружил.