Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - читать онлайн книгу. Автор: Петр Андреев cтр.№ 92

– Но не все же есть картофельный суп с салом, наверное, и повкуснее чего-нибудь хочется? И выпить, наверное, хочется? – спросил я.

– Нет, ничего такого и не хочется, да и купить тут ничего нельзя. В магазине ничего нет. Но иногда, особенно в праздники, и масло на стол попадает, и яйца. А выпить у меня и сейчас есть. В магазине у нас не купишь, у нас своя. Я и забыл, я вас сейчас угощу.

Федотыч отдернул тряпичную занавеску закутка между печью и стеной, взял алюминиевую кружку и зачерпнул из бадьи какую-то жидкость. Причем кружка снаружи вся оказалась покрыта белой плесенью, как и поверхность жидкости.

– Попробуй, – сказал Федотыч. – Это бражка. Тут ничего плохого нет, – добавил он, заметив, что меня при виде предложенного пойла передернуло. – Это бражка. Тут сахар, вода и дрожжи. Правда, она немножко заплеснела, но это не страшно. Говорят, что плесень даже полезна. Ну, если не хочешь, тогда за твое здоровье. – И, сдунув плесень к противоположному краю кружки, с аппетитом выпил похожее на помои содержимое кружки, причмокнул от удовольствия и отряхнул оставшуюся на кружке плесень на пол.

Я сделал это отступление для того, чтобы на этом примере показать, что способен выдержать человек, когда его с пеленок приучают жить и выживать в нечеловеческих условиях. Жизнь Максима Федотыча Прохорова ничуть не отличается от жизни очень многих, может быть, всех, лишь за малым исключением, жителей русских деревень.

Я уже касался этого вопроса, рассказывая о нашем марше 1941 года по тылам противника в Брянской области. Но ведь быт крестьян и других областей России ничем не отличался тогда, да и сейчас мало отличается от быта жителей Брянщины. Да и в городах в те довоенные годы жизнь мало чем отличалась от деревенской. Тот же голод, те же грязь, вши, отсутствие нормального жилья, одежды и обуви. Если Бог даст сил, я расскажу о той «счастливой» жизни наших людей – строителей коммунизма в городах в довоенные тридцатые и послевоенные сороковые и пятидесятые годы.

* * *

А сейчас вернемся в Нойруппин. Дискуссия была в самом разгаре, когда появился дежурный по дивизиону и сообщил, что в полку объявлено построение по боевой тревоге.

Полк построился подивизионно в походном порядке на прекрасном огромном плацу бывшего танкового военного училища. Командиры дивизионов рапортуют командиру полка о готовности дивизионов к маршу, подается команда «По машинам!», распахиваются ворота, и колонна покидает территорию училища. Стоит солнечная, теплая погода. Кончилось то время, когда не только полк, а одно орудие можно было перемещать только ночью или в нелетную погоду. Движемся по городу. Людей на улицах нет. Но город живет. Люди к нам еще не привыкли, они сейчас сидят по домам, и мы видим, как они с любопытством тайком смотрят из-за занавесок. Мы же в полном неведении, куда едем.

Город остается позади. Направление на юг. Остановка в поле, обед. Раньше, на марше, при больших переходах мы получали сухой паек. Старшины с кухнями на лошадях далеко отставали от батарей. Теперь у нас все на машинах. Кухни тоже буксируются трофейными автомашинами. Проходит час. Команда: «По машинам!» Основательно укрепилось мнение – едем в Берлин. Наступила ночь. Колонна и днем двигалась медленно, а теперь, ночью, скорость еще больше уменьшилась, а остановки участились. Спим сидя.

На рассвете въехали в город. Все зашевелись. «Куда приехали?» Разобрались – Бранденбург. Стало ясно, что Берлин остался слева и уже сзади. Людей не видно. Из всего увиденного в Бранденбурге запомнился памятник Карлу Марксу в маленьком садике в центре города. Долго гадали, как в фашистской Германии мог быть установлен памятник первому коммунисту. До истины, конечно, не дошли. Уже позже, через несколько лет, я где-то прочитал, что этот памятник был вывезен из Советского Союза. На заводе его то ли не успели переплавить, то ли припрятали, и когда наши войска подошли или уже вошли в Берлин, рабочие его установили в городе.

От Бранденбурга резко поворачиваем направо и едем на запад. Движемся по автостраде. Солнце уже высоко. Теперь никто не спит. На запад движется почти непрерывная цепочка людей. Мужчины, женщины, все молодые. Несут рюкзаки, в руках сумки. Многие везут вещички на детских колясках. Пропуская колонну, сходят с дороги. Многие выходят за канавы и ложатся отдыхать. Наши солдаты расплываются в улыбках, кричат приветствия, спрашивают, кто такие. Нам тоже отвечают приветствиями, отвечают, что они французы. Возвращаются домой.

Впереди, навстречу нам, движется большая колонна «Студебеккеров». На передней американский флаг. Как только поравнялись головные машины встречных колонн, американцы остановились. Наша же прибавила скорость. Американские солдаты и офицеры машут руками, кричат приветствия, некоторые бегут рядом с машинами, а мы торопимся быстрее уйти. Как будто нас преследуют. И все-таки некоторые из наших на ходу успели получить подарки от американцев – это были часы. Правда, говорили, что это были не подарки, а обмен часами на память. Когда между замыкающими машинами колонн было уже метров триста, наша колонна тоже остановилась. Увидев это, американцы бросились бежать к нам, но наше командование было начеку, и колонна рванула вперед. Так и оставили американцев в недоумении – чего боятся русские? И можно предположить, как они оценили поступок своего союзника.

В этот день на нашем маршруте еще дважды встречались военные колонны американских частей, перебазировавшихся в Берлин, и оба раза они при встрече останавливались, а нам приходилось приветствовать их на ходу.

На всем маршруте движения у нас не было ни одной остановки в населенных пунктах. Проехали город Галле, затем Зондерхаузен и остановились в 4 километрах от Зондерхаузена, в поселке, а скорее просто на территории калийной шахты.

Слева, в 100 метрах от хорошей асфальтированной дороги, возвышался террикон пустой породы выработки калийной шахты. За терриконом замер шахтный копер. Вдоль железнодорожной ветки, проложенной параллельно шоссе, расположилось несколько складских помещений. За ними и чуть в отдалении стояло размерами метров 100 на 100 одноэтажное здание. За ним был виден железнодорожный мост через реку с полотном по нижнему поясу высоченных металлических ферм. Вдоль дороги по левой ее стороне выстроились 10–12 добротных особняков в два-три этажа, обнесенных невысокими оградами и цветниками. А за ними расположилось несколько щитовых бараков.

По колонне передается команда: «Командиры дивизионов и батарей – к командиру полка!» Несколько минут проводится рекогносцировка. Дивизионы и батареи получают команды, и работа закипела. Артиллерийский парк и автопарк разместились на площадке у подножия террикона. В одном из особняков разместился штаб полка. Другие особняки отданы под жилье офицеров и штабы дивизионов. Бараки распределены по дивизионам и батареям под казармы солдат. Здание неопределенного назначения очень подошло под полковую столовую.

До наступления ночи все было готово для жизни личного состава. Работу по устройству быта нам очень облегчило то, что бараки были наполнены двухъярусными деревянными кроватями.