Куда Кейнс зовет Россию? - читать онлайн книгу. Автор: Солтан Дзарасов cтр.№ 30

Для подтверждения приведем типичный пример. В свое время в Советском Союзе решался вопрос о строительстве нового авиационного завода, на который претендовали 5 городов, среди которых был также Ташкент. Расчеты показали, что выгоднее построить завод в Харькове, Минске, Свердловске или Ростове, где имеются более подходящие площадки с подведенными коммуникациями. Что касается Ташкента, то там ничего подобного не было, и строительство коммуникаций, жилья, больниц и поликлиник, школ и детских учреждений для детей рабочих, профессионально-технического училища для завода удорожали стоимость строительства более чем в два раза. Опираясь на плановые расчеты и проектировки, власти других городов и Госплан указывали на целесообразность строительства завода именно у них. Споры хозяйственных органов (Корнаи называет такие нормальные обсуждения «торгом») дошли до высшего органа власти – Политбюро ЦК КПСС, которое должно было принять окончательное решение. Выслушав все «за» и «против» на его заседании, тогдашний руководитель Узбекской республики Рашидов поставил вопрос следующим образом: о какой выгоде идет речь? Если о выгоде государства, то завод надо строить в одном из названных городов, но если нам дороже выгода людей, то его надо строить у нас. В Ферганском регионе нашей республики, продолжал он, самая высокая плотность населения и уровень рождаемости, и если заблаговременно не будут созданы рабочие места, то завтра возникнет безработица, которая несовместима с нашим общественным строем. Мы ведь построим дороги, школы, детские сады, поликлиники и больницы не для марсиан, а для наших людей. «Это потери или прибретения?» – спросил он. Рашидов был писателем по профессии и едва ли был знаком с политической экономией социализма. Не более в ней разбирались Брежнев и другие члены Политбюро. Зато они знали советскую традицию и практику, и угроза безработицы решила вопрос в пользу строительства завода в Ташкенте. Ясно, что так мог решиться вопрос только там, где к проблеме эффективности подходят не столько с экономической (получения прибыли), сколько с социальной (обеспечения занятости и заработка) точки зрения.

Что приведенный пример не был единичным, видно на сегодняшней судьбе множества моногородов в России. Это те города, куда инвестиции для строительства промышленных предприятий и учреждений социально-культурного характера (поликлиник, больниц, родильных домов, детских садов, спортивных клубов, стадионов и т. д.) приходили в плановом порядке исключительно по соображениям обеспечения людей работой и заработком. Однако после приватизации новые хозяева все перевернули вверх дном. Они позакрывали многие из этих производств и социальных учреждений, которые раньше финансировались этими предприятиями. В результате люди лишились не только заработка, но и медицинской помощи. Например, чтобы родить ребенка, женщине в таких городах теперь нередко приходится уезжать в какое-то другое отдаленное место. Рыночные преобразования создали множество подобных проблем в малых городах, в которых в прежние времена были нормальные по нашим критериям условия для жизни людей.

Эти негативные явления не проходят бесследно. Протесты против осуществленных преобразований давно приняли массовый характер. Наибольшую известность из них получили события в малом городе Пикалево Ленинградской области, очевидно потому, что активное участие в решении возникших там проблем принял тогдашний председатель правительства В. Путин. Предприятия этого города по переработке глинозема и производству цемента были приватизированы одним из членов ельцинской «семьи» [2] – Олегом Дерипаско, который стал крупнейшим российским олигархом с многомиллиардным состоянием. В целях увеличения своих прибылей он преобразовал одни предприятия, а другие и вовсе закрыл, уволив множество людей. В тех же целях прекратил финансирование местной поликлиники и больницы, от чего их существование оказалось под вопросом. Месяцами не выплачивал заработную плату рабочим, которым задолжал 41 млн. рублей. Рабочие стали бастовать, устраивать митинги, где требовали национализации приватизированных предприятий. Но никто на них не обращал внимания. Тогда забастовщики решились на отчаянный шаг: они перекрыли проходившие через город железную дорогу и автомобильную трассу. После этого забастовка прогремела по всей стране, туда приехал В. Путин в сопровождении множества высокопоставленных чиновников из Москвы. На место был вызван Дерипаско и вместе с критикой в свой адрес получил от правительства финансовую помощь в размере 150 млн. долл. («Аргументы и факты», № 24, 2009; «Новая газета», 08. 06. 2009; Максимов, 2010). Под градом критики В. Путина олигарх выплатил зарплату рабочим, обещал и другие уступки и в какой-то мере снял возникшее напряжение. Но надолго ли?

Ко всему сказанному добавим, что бастовавшие хорошо помнили советскую практику, когда право на зарплату было святым и никто не смел его нарушать. Все были обеспечены работой, а задержка заработной платы больше чем на три дня считалась преступлением, за которое виновные подвергались административному наказанию. Теперь мы имеем конфликт между экономической целесообразностью и социальной необходимостью. Его легче всего осуждать. Но, наверное, лучше всего его непредвзято оценить, нежели стремиться к предвзятому осуждению того, что по тем или иным причинам вызывает идеологическое неприятие.

Другим тяжким последствием рыночных реформ явилось резкое усиление имущественного и социального неравенства между людьми. Здесь также контраст по сравнению с советским периодом стал разительным. Определенные социальные различия, разумеется, были и тогда, но ничтожные по с равнению с тем, к чему привел переход к рыночно-капиталистической модели. Самой высокооплачиваемой категорией рабочих были члены Академии наук (академики), зарплата которых достигала около 10 тыс., а за ними шли шахтеры и металлурги с зарплатой 600-700 рублей в месяц при средней величине 180 рублей, что означает разницу в 4-5 раз. Что касается привилегий бюрократии, то они касались не столько зарплаты (в этом большой разницы не было), сколько бесплатных услуг более высокого качества. Бюрократия лечилась в лучших больницах, отдыхала в лучших санаториях, пользовалась персональной машиной за государственный счет, имела более свободный доступ к дефицитным товарам. Но все это ничтожные привилегии по сравнению с византийской роскошью, в которой зажили нынешние олигархи и нынешнее коррумпированное чиновничество.

Как уже отмечалось, в результате приватизации государственной собственности лакомые куски народной собственности за бесценок присваивались теми, кто оказался у власти, и их приближенными. Известный исследователь российской экономики С. Меньшиков по этому поводу пишет: «К концу 1997 года негосударственные основные фонды оценивались в 7307 млрд. руб. Между тем получено было государством от приватизации лишь 34,8 млрд. руб., т. е. меньше 5 процентов стоимости этого имущества. Даже если учесть эффект последующей переоценки фондов с учетом инфляции, выручка государства не превышала 11 процентов. Таким образом, частный капитал получил прежние государственные активы либо в собственность, либо под контроль практически бесплатно» (Меньшиков, 2008, с. 60-61).