Фронтовые разведчики. "Я ходил за линию фронта" - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 12

Передний край проходил по неглубокой реке Средний Берман шириной до 8–10 метров. С наступлением ночи подошли к устью реки. По бревнам потихоньку перешли на противоположный берег. Один из разведчиков, рядовой Рыбин, поскользнулся и свалился в воду. Вначале я решил вернуть его обратно, но он очень просился идти с нами. Пришлось уступить. После небольшой задержки мы ползком преодолели передний край обороны и пошли в тыл. Чтобы никто не потерялся в ночи, двигались очень медленно и не цепочкой, как днем, а все вместе, компактно, чтобы всем были слышны мои команды, подаваемые вполголоса. Пройдя от переднего края метров 500–600, внезапно наткнулись на проволочный забор, послышался грохот железных консервных банок, навешанных на проволоку, и тут же в нашем направлении прогремела пулеметная очередь. Пламя от работающего пулемета на мгновение осветило нас. Вся группа мгновенно отскочила в сторону, и, к счастью, никто не потерялся и не был ранен. Опасаясь преследования, мы быстро отошли в более безопасное место. Я начал размышлять, как же поступить дальше, так как мы уже обнаружены и обстреляны. Противник, естественно, повысил свою бдительность. О возвращении обратно не могло быть и речи. Единственный был выход — оставаться в расположении противника до утра и путем наблюдения и скрытного проникновения в его глубину отыскать и определить объект для нападения, а с наступлением следующей ночи внезапно напасть и захватить «языка». Мое решение все разведчики поддержали.

Утро выдалось тихое и солнечное, на переднем крае слышны были короткие пулеметные очереди и одиночные выстрелы. Все мы замаскировались в небольшом кустарнике на холмике. В глубине на расстоянии 200–300 метров слышен был стук топора и даже отрывочные голоса работающих там немцев. Расположившись поудобнее, я начал ориентироваться и показал на местности, где мы шли после преодоления переднего края, определил направление, где должны искать объект для нападения, и пытался повернуть направо, чтобы определить направление отхода после выполнения задачи. В этот момент среди редколесья в 30–40 метрах мы увидели группу немцев в 12–15 человек. Немцы резко остановились и повернулись лицом к нам, даже начали снимать с плеч автоматы. Я на мгновение оцепенел, но тут же сообразил — не реагировать, не проявлять никаких признаков тревоги. Смотрю на них спокойно и вроде бы продолжаю рукой показывать направление отхода. Разведчики, находившиеся рядом, разгадали мою мысль и тоже проявили выдержку. Это спасло нас. Конечно, можно было вступить с немцами в бой, но как потом выйти на свою территорию, особенно как преодолеть обороняемый передний край и минные поля, которые прикрываются огнем противника?! Противник, видя наше внешнее спокойствие, вероятно, принял нас за своих. Немцы молча повернулись налево и проследовали в сторону переднего края. Они просто не могли представить, чтобы в такое время у них в тылу были русские разведчики. Помогло то, что мы были в маскировочных костюмах, по цвету таких же, как у немцев, и все были без головного убора.

После ухода немцев мы переместились поближе к району, где производились строительные работы. Стали более осторожными, двигались медленно, просматривая каждый кусочек местности.

Наконец наступила вторая ночь. В течение полутора-двух часов мы приближались к расположению противника и, наконец, нашли землянку. Нападение должно было осуществиться бесшумно, чтобы потом спокойно отойти и преодолеть передний край в известном нам месте. Для нападения и захвата «языка» я назначил трех разведчиков, которые были физически наиболее крепкими и сильными, — это были рядовые Рыбин, Ройтман и еще один, фамилию которого уже не помню. Остальные разместились вблизи, чтобы при необходимости поддержать группу захвата огнем. Эти трое ползком двинулись к землянке. Напряжение было предельным, с секунды на секунду чего-то ожидали, и все были в тревожном состоянии. И вдруг в ночной тишине прозвучало два одиночных выстрела. Наше напряжение еще больше усилилось. Вслед за этим послышались шум, крик и сильная стрельба. Я хотел было броситься вслед за ушедшими разведчиками, но тут же они появились вместе с захваченным пленным. Оказывается, войдя в землянку, они наткнулись на двоих спящих немцев, которые, испугавшись, подняли крик. Разведчики попытались их тащить, но они оказали яростное сопротивление. Одного фашиста разведчики пристрелили, а второго захватили в плен. Рядом располагавшиеся немцы, услышав крики и выстрелы, в панике подняли шум, и началась беспорядочная автоматная стрельба. Все это произошло в считаные секунды. Тут же вся группа без потерь была в сборе. Используя замешательство противника, мы начали спешно отходить. Идти было трудно, так как шли, не разбирая дороги, в основном по камням. При подходе к переднему краю начался рассвет. Немцы не преследовали, но когда стали переправляться, по нам открыли артиллерийский огонь. Несколько разведчиков было ранено, а пленный был убит. Я доложил начальнику штаба о результатах разведки. По захваченным документам противника была установлена нумерация и принадлежность его подразделения, а также место командного пункта обороняющегося батальона, так как случайно объектом нападения оказался командный пункт батальона противника.

Несмотря на наши действия, к наградам никто не был представлен. Начальник штаба полка сказал мне, что если бы пленного притащили живым, то получили бы такой же орден, как у него на груди. А у него был орден Красного Знамени.

Честно сказать, я никогда ни за званиями, ни за наградами не гонялся. Один раз вызвали в штаб дивизии. Я тогда был старшим лейтенантом. Приезжаю, а мне офицер штаба говорит:

— Ты чего не по форме одет?

— А что?

— Да ты же капитан! — Снимает две шпалы со своей формы и мне надевает.

Мне было 21 год, когда я стал капитаном. С наградами тоже не везло — в самые жаркие моменты начала войны, как правило, не представляли. Вообще у нас в Заполярье представляли только за конкретно выполненную задачу, а не так, как на Западе, — по разнарядке. Поэтому у меня есть только орден Красной Звезды за удачную засаду.

Дело было так. В конце 1941-го я был легко ранен и в полк вернулся в январе 1942 года. Там я был назначен командиром полковой разведки (взводы пешей и конной разведки). Вскоре была получена задача — выйти в район северо-западнее озера Толванд и захватить «языка». Указанный район находился на правом фланге противника за озером, где его подразделения оборонялись в отдельных опорных пунктах. Все подходы были заминированы. Через месяц я там подорвался на мине и был тяжело ранен…

После небольшой подготовки, проведенной накануне выхода, во второй половине ночи я проверил каждого из тридцати отобранных разведчиков и спросил, нет ли больных или не желающих идти на задание. Оказалось, что все чувствовали себя хорошо и настроены были по-боевому. Группа выходила на задание пешком без лыж, хотя снег был глубоким и рыхлым.

В момент нашего выхода стояла тихая и морозная ночь, небо было чистым и звездным. Ярко светила луна. Только на переднем крае слышны были короткие пулеметные очереди, вспыхивали и гасли ракеты. Пройдя через боевое охранение батальона, мы скрылись за небольшой высотой.

Идти было тяжело, так как снег был рыхлый и разведчики быстро уставали, особенно идущие впереди.