– Помилуй, Дмитрий Иванович! – обомлел Булыцкий. – Какие дела? Ему от меня бумага, как тебе порох потребна!
– Ну, гляди у меня, – все также насупившись, продолжал правитель. – Владыка хоть и от Бога человек, а все одно и его иной раз в грех тянет, или забыл уже, а?
– Помню, – мрачно отозвался преподаватель.
– Порох на что опять переводить собрался? На что сдался он тебе? – уже без агрессии, а скорее, устало поинтересовался Донской.
– Ты, князь, и меня пойми, – учитель, также успокоившись, поспешил дать обратную. – Я-то за что сейчас речь держу? Душ чтобы православных в осаде если сохранить поболе. Вон ворог пока у стен, расстреливать да раны сеять, да так, чтобы ни один заряд попусту не ушел. А для того пристреляться бомбардирам надобно хоть чуть.
– А как мы у стен чужих? – метнув горящий взгляд, живо поинтересовался князь.
– А какая разница-то? Мы у стен, так камнями да ядрами стены – в щепу, – разгорячившись, он разошелся, да так, что Великий князь Московский не смог сдержаться да улыбнулся. Впрочем, пенсионер за суетою своей и не заметил того. – Я тебе еще в первые встречи говаривал: росичи завсегда волею, удалью да духом самим ворогов переламывать будут! А к удали той – диковины, да навыки, да орудия грозные, так и никто поперек ничего не посмеет.
– Будь по-твоему, Никола, – кивнул в ответ Дмитрий Донской. – Не чугунки бы твои, так и отказал бы! Шибко хорошо идут и в соседние княжества, и в земли заморские. Получишь ты пороху. Но и спрошу я с тебя за него! Ох, как спрошу!
– Благодарю тебя, князь, – склонился перед правителем пожилой человек, мысленно проклиная вновь невесть с чего зазвеневшую в башке мелодию пресловутой «Самары-городка».
В общем, князь поверил Николе и дал «добро» на испытания да три недели сроку, две из которых уже истекли. Впрочем, в этот раз пенсионеру переживать было не о чем: недалеко от домны, укрытые от посторонних глаз, были собраны три горки. Одна – из камней, канатами туго обтянутыми, другая – из десятка вымученных за все время ядер, третья – со зловещими мешочками, туго набитыми чугунными фрагментами. И все – для учений, на которых будущим бомбардирам должно было осваивать премудрости дела артиллерийского.
У горки с мешочками маялся Милован, который, едва завидев товарища, поспешил поприветствовать Булыцкого.
– И что, Никола, – завидев товарища, поспешил поинтересоваться бывший лихой, – говорят, супротив диковин твоих никаким кольчугам не устоять. Верно ли это?
– Верно, – усмехнувшись, отвечал трудовик.
– И что? Эти, ты сказывал, в твоем грядущем смерть сеять будут? – кивнув на ядра, осторожно поинтересовался бородач.
– Эти? Нет. В грядущем ядра такие смехом покажутся. Да и не забивай голову. Все одно, ни мне, ни тебе до грядущего того не дотянуть.
– И что, чугуном всех? – не унимался Милован.
– Выходит, так.
– А как мешок твой порохом начинить? – кивнув в сторону горки с картечью, осторожно поинтересовался бывший лихой.
– Ствол разорвет, – о чем-то своем думая, рассеянно отвечал учитель. – Да всех, кто рядом, покалечит. Кого – огнем, кого – черепками, а кого и оглушит. Порохом, оно, вишь, разнесет все по сторонам.
– Так выходит, – продолжал бывший лихой, – из пушки не можно… А ведь, – взяв один из мешков в руки, задумчиво проговорил муж, и так и сяк прикидывая вес и прилаживая мешочек в ладони, – и так закинуть… Разнесет – раз. В темя такая угодит, так и уже – беда! Два. И ворогу – страх. Три.
– Можно, – не подумавший о таком применении своего изделия, согласился учитель.
– А ежели замешкал? Ежели в руках такая?..
– Тогда – беда. Да и нечего мешкать.
– Добрые вещички выходят, – усмехнулся Милован.
– Стволы бы кованые так выходили, – проворчал в ответ пенсионер. – Хоть тресни, а не выходят ручные пищали.
– Выйдет, Никола! Выйдет! – горячо принялся убеждать бывший лихой.
Удовлетворив свое любопытство, Милован оставил Булыцкого в покое, а тот, проверив да поспрошав у мастеровых, что да как, довольный направился к огородам, где хозяйничал Ждан.
Здоровый клок земли был отдан под опыты гостя из грядущего, и тот уже вовсю принялся экспериментировать, вспоминая теорию трехпольного земледелия, попутно занимаясь доступной на его уровне селекцией и разведением невиданных ранее культур. Верный Ждан, прибившийся еще в Троицком монастыре, быстро овладев новыми для себя умениями, теперь уже и других мало-помалу поучать начинал. Ковыряясь в земле, он с важным видом что-то там разъяснял сбившимся вокруг смердам. И хоть те слушали поучения юного землепашца, видно было, что скучают они.
– Вот вы, – не замечая или же не считая необходимым реагировать на кислые мины слушателей, – зерна какие земле-матери отдаете? Малые или великие?
– Малые, вестимо, – загудели в ответ те.
– А вот и дадоны! – оскалившись, с вызовом отвечал тот.
– Ты со словесами-то!!! Бока намнем и не поглядим, что неуклюж!
– А вот дадоны! – упрямо повторил парень.
Николай Сергеевич, подошедши поближе, принялся наблюдать за происходящим, готовый в любой момент броситься на помощь. Уж больно вызывающе вел себя молодой человек.
– Слабое семя и дитя худое породит! – подняв кверху палец, юный землепашец нравоучительно повторил слова Булыцкого. – Как мелкую сошку земле отдашь, так то же и соберешь. Как сильное семя взрастить надумаешь, так и урожай добрый будет!
– А жрать чего? Шелухой, что ли, давиться? – отвечал коренастый крестьянин.
– А ты годок и подавись! Ничего худого с тобою и не сделается. А потом уже и шелухи той не станет! Забудешь как и выглядит! – Булыцкий мысленно поаплодировал товарищу, настолько преданному ему, что даже и не видя результатов такой селекции, уже был готов доказывать другим ее преимущества.
– Так ты сначала сделай! Дай пшеницы крупной!
– Так и сделаю! А как сделаю, так кукиш вам, а не зерно, Фомы Неверующие! – дерзко прикрикнул тот. Мужики ответили недовольным гулом, но разойтись не решились. А потому так и остались стоять группой, лишь от нечего делать время от времени поправляя головные уборы. Рядом, повиснув на черенке лопаты и изо всех сил пытаясь не заснуть, торчал и Матвейка.
– Все, шабаш, мужики! Айда по домам! – прикрикнул пенсионер.
– Так ведь не закончили еще, Никола, – оторвался от занятия своего Ждан. – Начали же только!
– Ступайте, ступайте, – раздраженно отвечал тот, разгоняя мужиков. – Толку, если все как с-под палки! Все одно зевают, что челюсти, глядишь, своротят. А ты чего?! – тут же прикрикнул он на Матвейку. – Спать удумал?
– Уморился, – тупо глядя перед собой, отвечал тот.
– Поди! Еще раз увижу – ухи повыворачиваю!