Он не мог быть прав! Да, Аннитум знала о способностях эбихов и кое-кого еще. Но… Асаг не может быть прав, иначе у нее действительно остается один выход — бежать, бежать… Так будет мудрее. Царству не нужна ее гибель. Души людей содрогаются, когда бывает пролита кровь царского рода. Но она никогда, ни за что не позволит себе отступить… Это значит — оказаться недостойной отца и слабее мужчин. Невозможно. Да и о чем разговор? Эбих Асаг никак не может быть прав.
— Ты! Был бы ты прав… и то я не оставила бы город и солдат. Не ты, эбих, а прежде всего я сама. Но ты не можешь быть прав… не можешь! И я способна доказать это.
Асаг смотрел на нее с прищуром. Задиристо. Почти нагло. Как сильный и драчливый мальчишка на сильную и драчливую девчонку. Быть не может! Эбих и правительница! Младший класс эдуббы! Но угадал верно, помет онагрий. Да. Будем драться. И ты получишь свое. И получишь как следует. За все эти дни. И за последнюю беседу — отдельно.
— Эбих… Ты и обычный воин из гутиев — кто сильнее?
— В хорошей настоящей драке я перережу глотку одному-двум. Если повезет.
— Мои девочки — вроде меня. Чуть послабее, чуть посильнее… Не важно. А я справлюсь с тобой, эбих. Хочешь на мечах? Или на копьях? Она чуть было не предложила кулачный бой, но вовремя опомнилась: да, какова была бы забава всему Баб-Алларуаду, когда двое старших людей города разобьют друг другу носы! Надо быть взрослее. А приятно было бы сойтись… с этим…
— Нет, Аннитум, с тобой драться я не буду.
— Чего ты боишься?
— Я не боюсь ни боли от тебя, ни смерти. Но я клялся еще Донату Барсу, а потом твоим братьям, что никогда не посмею поднять оружие на кого-нибудь из их семьи. Ты можешь зарезать меня, но не можешь биться со мной.
— Ты будешь драться!
— Нет.
Тут она дала себе волю — съездила как следует по этой упрямой роже. О! Какое наслаждение! Давно правительница не испытывала такого простого, сильного и… и… правильного наслаждения. Пальцы и впрямь заныли. Хорошо, значит, съездила. Эбих утер кровь.
— Будешь.
— Нет.
Теперь весь двор смотрел на них.
Аннитум ткнула мечом в Асагову плоть — как раз в том месте, где ключица проходит у самого горла. Темная, почти черная капля скользнула вниз.
— Будешь.
Эбих медленно поднял руку, взялся тремя пальцами за лезвие и потянул его на себя. Металл углубился в его мясо, кровь брызнула на белую тунику. Асаг потащил острие ниже, делая им разрез в собственной плоти.
— Нет.
— Будет шрам.
— Мне все равно.
Она почувствовала, что совершается нечто непотребное. Мужчина и женщина, обезумевшие от страсти… или, может 6ьть, от безделья, могут предаваться таким играм. И женщина в ней хотела продолжения. А вот правительница — нет.
Аннитум выдернула меч до его пальцев.
— Хорошо. А с моими девочками клятва тебе не запрещает состязаться?
— Если прикажешь.
— Прикажу.
И она позвала Шанну — высокую, сухощавую, лучшую на мечах — лучше даже ее самой, хотя в этом Аннитум не признается никогда и скорее всего убьет человека, который посмеет произнести такое. Мысленно же правительница со вздохом добавила: еще, пожалуй, лучшая лучница… и плавает лучше всех… Довольно.
— Бой на мечах, эбих. До первого пореза. Шанну, выйди с ним на середину двора и научи вежливости. И помни: мне совсем не нужно, чтобы ты убила или покалечила его.
Поединщица склонила голову.
— Нет. Так не пойдет.
Аннитум изумленно воззрилась на Асага. Капризный как… как… баба!
— Выставь против меня двух. Для ровного счета.
Она не желала спорить. Хочет эбих горшего позора — получит желаемое.
— Хаггэрат! Ты вторая.
Называя это имя, правительница почувствовала себя так, как, наверное, должен чувствовать себя могучий я злобный машмаашу, вызвавший из Мира Теней чудовище — вдвое более сильное и злобное, чем он сам. У Хаггэрат фигура кузнеца, руки рыбака, лицо разбойника и рост матерого медведя, поднявшегося на задние лапы… Если добавить природную хваткость и необъяснимую в таком теле звериную какую-то легкость, то как раз и выйдет… чудовище. Достаточно ловкое для боя на мечах и достаточно страшное, чтобы без меча к нему никто подойти не посмел бы.
Нет, обе они, и Шанну, и Хагтэрат, уважали своего противника. Им некуда было торопиться. Им незачем было бросаться очертя голову на человека, которого, говорят, черные обучили многому сверх положенного каждому реддэм. Они собирались разведать его ухватки и приемы, оценить его силу, отыскать слабости, утомить боем на две стороны, а уж потом в нужный момент разделаться с наглецом. Они знали, как вести правильный бой.
Но Асаг не уважил их правильным боем… Он даже не прикоснулся к собственному мечу. Вместо этого эбих поднял заостренную палку, обтесанную наподобие клинка. Единственное дерево, невысоко ценящееся в земле Алларуад, — ни на что не годный тополь. По иронии Творца только тополь да финиковая пальма растут здесь в изобилии, других настоящих высоких деревьев очень мало… И вот Асаг вышел с дешевой деревяшкой против двух бронзовых мечей; мог ли эбих яснее показать свое пренебрежение?
Он криво ухмыльнулся, и тут его шатнуло в сторону, на протяжении двух или трех вдохов каждому во дворе казалось, что это хмель заплел ноги эбиху… Асаг сделал несколько неуклюжих движений, размахивая деревяшкой самым нелепым образом, и завершил пьяный танец каким-то дурацким подскоком. «А считался чуть ли не лучшим бойцом на всей полночной границе!» — закусив губу, подумала Аннитум. Творец знает отчего, ей было неприятно видеть, как Асаг проявляет слабость…
Но тут она заметила, что Хаггэрат медленно опускается на землю, схватившись за коленку. Вроде бы она даже не успела приблизиться к эбиху, стояла чуть ли не в четырех шагах! А Шанну, конфузливо поджав губы, поднимает выбитый меч… Как это? Быть не может!
Какая-то глупость…
— Еще раз! — потребовала Аннитум. — Ты в состоянии драться, Хаггэрат?
— Я в состоянии раздавить его, как земляную муху! О, мать и царица, я…
— Никаких смертей! Никаких увечий, Хагтэ! Ваши жизни понадобятся для более важных дел.
Аннитум огляделась: многие ли заметили, как ее только что назвали царицей, многие ли сообразили? По лицам не поймешь… Рано. Сейчас — рано. А там посмотрим.
Пока она не царица даже в Баб-Алларуаде. Чуть больше, чем лугаль, чуть меньше, чем государыня. Высокое и ненадежное положение. Впрочем, она никогда не надеялась на большее в ущерб родным братьям и против их воли. Царство велико, троим хватит с избытком. А пока… О! Нет.
Во второй раз схватка длилась дольше. На три или даже четыре вдоха… Но Хаггэрат больше подняться не могла Эбих с участием в голосе сказал ей: «Скоро боль пройдет, и ты сумеешь встать. Приложи козий помет, быстрей рассосется». В ответ Хаггэрат пробурчала сквозь зубы: «Горшок…» Асаг непонимающе поднял брови. «…С протухшими помоями», — завершила фразу поверженная женщина. Шанну молча поклонилась Асагу и бросила на правительницу извиняющийся взгляд. «Чуда не будет», — читалось в нем.