Запах пороха исчез, в Дели приехал Генри Киссинджер, «который заявил, что считает Индию одной из самых важных сил в развивающемся мире». Лестные слова эти пришлись индийцам по душе. Киссинджеру удалось смягчить обстановку, противоамериканские настроения в Индии пошли на спад.
Но столкновения советской резидентуры с американской продолжались.
Один из американских разведчиков взял под колпак нашего гражданина, решив его завербовать. Вместо этого сам угодил под колпак: его решили взять в оборот и так же завербовать. Для этого из Москвы прилетел молодой, но уже опытный, обладающий и полномочиями, и талантом, и возможностями, и безукоризненным знанием нескольких языков сотрудник — один из ведущих специалистов американской линии.
Встреча нашего сотрудника с разведчиком из США продолжалась несколько часов и, как показалось многоопытному советскому специалисту, закончилась более чем успешно: посланец Москвы громогласно заявил, что он завербовал американца.
Усталый, довольный собою, он готов был уже выпить виски с содовой и льдом в честь победы…
Утром оказалось, что никакой победы не было, скорее, наоборот — к советскому послу явился американский посол с нотой протеста. Это была настоящая оплеуха, которую перенести было трудно, но перенести пришлось.
Американец еще долго возникал перед взорами наших разведчиков, он словно бы дразнил их и делал это, кажется, специально; появлялся то в Азии, то в Африке, то в Индии, то в Гане, то еще где-нибудь, — дразнил, но в контакт не входил: боялся, что на этот раз его обведут вокруг пальца и он попадет в ловушку.
В конце концов он прекратил свои психологические манипуляции и исчез.
Соперничество советской и американской разведок продолжалось.
Ну, а Шебаршин с Медяником не изменяли народившейся традиции — раз в месяц обязательно ходили в ресторан поесть вкусного мяса, приготовленного на решетках. По-аргентински. У одних это называется «барбекю», у других — «асадо».
К мясу по-аргентински хорошо шло красное вино, вообще с вином этим любая закуска превращалась в деликатес, настоящее объедение, можно было, извините, проглотить язык. Мясо обильно сдабривалось перцем, курятина — карри. И это было понятно: жара в Индии стоит невыносимая, на городской улице свариться можно в десять-пятнадцать минут (после этого «блюдо» можно подавать с соусом на стол, прямо, пардон, в ботинках), продукты прокисают мгновенно, и только перец и карри способны этому воспрепятствовать.
Жжет потом во рту нещадно (зато никаких отравлений), погасить пожар можно только хорошим вином. Что Шебаршин с Медяником и делали.
— Как прошло сегодняшнее утро, Леонид Владимирович? — озабоченно, где-нибудь в середине обеда, спрашивал Медяник у Шебаршина.
— Почти никак.
— А именно?
— Позвонил помощник Мишры, попросил срочно приехать. Мишра — старый человек, бывший главный министр штата, вы знаете, — естественно, Медяник знал Мишру, хотя и не был с ним в таких близких отношениях, как Шебаршин.
— Хороший человек, — Медяник одобрительно наклонял голову, — информированный.
— Я приехал к нему, а у Мишры на поляне перед домом человек семьдесят гостей, не меньше, — Шебаршин налил шефу темного красного вина из бутылки, из графина пить было нельзя, можно вместо нормального вина получить старую забродившую колу, — сидят по-буддистски, слушают. А Мишра говорит…
В тихом, чуть скрипучем голосе Мишры всегда было сокрыто что-то завораживающее, колдовское, его, как песню, можно было слушать часами, Мишра мог толковать на любую тему, неведомых тем, где он ничего не знал, для Мишры не существовало, знал все — и почему день сменяется ночью, и отчего в Индии никогда не бывает снега, и сколько стоит квадратный метр пространства на Луне, и что нужно делать верблюду, чтобы проскочить в ушко иголки…
Был Мишра невелик ростом, сух, как старый, выжаренный на солнце гриб, нетороплив в движениях, рассудителен, приметлив — выцветшие глаза его замечали абсолютно все, не пропускали мимо ни одной детали.
…Мишра продолжал говорить. Увидев Шебаршина, он, не останавливая своей монотонной речи, приподнял одну руку, поприветствовал его. Собравшиеся сидели неподвижно, внимательно слушали речь.
На голове у старичка красовалась фирменная шапочка, так называемая конгрессистская — головной убор члена ведущей политической партии Индии, возглавляемой Индирой Ганди, — Национального конгресса.
А дальше произошло нечто совершенно необычное, завораживающее, по-настоящему приравнивающее Мишру к повелителям природы, способное вызвать трепет у взрослого, повидавшего всякие виды человека: откуда-то, совершенно непонятно откуда, выбрался маленький, трогательно беззащитный, чистенький мышонок, вскарабкался по рукаву на плечо Мишры и встал там столбиком, начал щекотать своими усами ухо.
— Мишра — это волшебник, маг, джинн, я даже не знаю, кто он, — проговорил Шебаршин задумчиво, — люди просто немеют благоговейно перед такими фокусами, смотрят на Мишру влюбленно. Хотя в прошлом старик, говорят, был беспощаден к своим политическим противникам, умел совершать такие шахматные ходы, которые никто не мог предугадать, и вообще был крут на руку.
— Что верно, то верно, — заметил Медяник, — это было. Я знаю Мишру давно, хотя общаюсь с ним крайне редко. Интересное что-нибудь в его речи было?
— Детали. Те самые детали, которые способны привести к нормализации индийско-пакистанских отношений.
— Любопытно, любопытно… На шифровку в Центр тянет?
— Вполне.
— Сегодня же шифровку и надо отправить.
Время было далеко не позднее, им еще предстояло работать, много работать. И кто знает — может быть, и ночь, как в прошлый раз, предстоит провести без сна. Все зависит от того, что произойдет в Индии, в Дели, в городах океанского побережья через десять минут, через полчаса, через час… Жизнь — штука непредсказуемая, она способна преподносить такие сюрпризы, что остается только диву даваться да хвататься руками за голову. А в остальном все в порядке, прекрасная маркиза, все хорошо…
Долго потом вспоминались Шебаршину те добрые содержательные «бдения» с Медяником за ресторанным столиком у пышущей жаром печки барбекю.
Короткая война с Пакистаном закончилась победой Индии — война эта была рассчитана индийскими генералами очень точно, вплоть до дня, когда пакистанские войска сложат оружие, — так оно и получилось. Тютелька в тютельку, день в день, час в час…
Солнечный, яркий день с бездонным небом, почти летним, хотя на дворе стояла зима, семнадцатое декабря, был в Дели шумным. Народ праздновал победу.
На улицу высыпали толпы людей, радостное движение их было хаотичным, кое-где в Дели были даже перекрыты улицы.
В этой неразберихе, в толчее Шебаршин задел своей машиной крыло автомобиля какого-то молодого индуса в яркой чалме, тот выскочил из-за руля, будто пружина, начал размахивать руками, Шебаршину даже показалось, что сейчас этот парень полезет драться…