СМЕРШ. Битвы под грифом секретно - читать онлайн книгу. Автор: Александр Север cтр.№ 45

Прибыли в Псков 23–24 августа. Здесь нас переодели в немецкое желтое обмундирование и заполнили на вновь прибывших анкеты (фамилия, имя, отчество, год рождения, специальность, служба в Красной Армии). Написали автобиографию. В г. Пскове я встретил мл. сержанта Хомякова Алексея, который служил в моей роте и вместе с группой красноармейцев перешел 15 июня 1943 г. на сторону немцев. О причине перехода он мне рассказал следующее. В то время происходило отчисление лиц, бывших в плену и проживавших на оккупированной территории, и поэтому как проживавший на оккупированной территории (во время отступления Красной Армии он остался дома) при немцах был каким-то образом связан с полицией. И вот, боясь разоблачения, он организовал переход. Уложив перед рассветом, как помощник командира взвода, всех командиров отделений и оставшись дежурным по обороне взвода, вместе с Аникановым, Сергеевым (дезертирами) и Бондаревым забрали пулеметные расчеты и повели якобы на другую огневую позицию. Войдя в укрытие, остальные стали возражать. Хомяков пригрозил автоматом и повел дальше. Аниканов был убит перед передним краем немецкой обороны.

Примерно 26–27 августа я в составе команды в 100 человек был направлен в Германию в г. Зандберг.

1 сентября прибыли в Зандберг — это специальный лагерь СД, расположенный в 60 км юго-восточнее г. Крейцбург и в 2 км восточнее ст. Брайтенмаркт. Бараки в этом лагере хорошие. Питание плохое, варили картофельный или брюквенный суп, иногда давали рыбу и 400–500 г хлеба. Занятия 8 часов в день, из них 6 часов строевой подготовки. Требования во время этих занятий необычайно большие, люди устают. За малейшее нарушение в строю наказывают весь строй, меры наказания: «Встать», «Бегом», «Гусиный шаг», гауптвахта. За более крупные нарушения — концлагерь. По политической подготовке читали масонство, гитлеровское учение о новой Европе и историю России.

После занятия иногда полковник Шмидт читал лекцию по текущим вопросам, например: «Резервы Германии 1914–1918 гг. и сейчас».

Цель этого лагеря — проверить людей, воспитать кадры для РОА и отрядов по борьбе с партизанами.

В сентябре 1943 года в этом лагере было около 800 человек (по данным строевой записки).

Мои выводы о методах проверки немцами лиц, находящихся в этом лагере: немцы считают людей, пришедших сюда, как представителей русского народа, которым Германия создала условия для борьбы с большевизмом. Немцы создали хорошие условия, которыми должны быть довольны все. Те, которые недовольны этими условиями, — это уже люди не ихние.

Лица, не имеющие желания переносить трудности на занятиях, — это тоже не их люди.

Лица, ведущие разговоры против Германии, — это агенты НКВД. Таким людям один конец — расстрел. Представители командования в газетах и другой литературе часто упоминают, что причиной «нездоровых» явлений в РОА являются агенты НКВД, которые есть и с которыми им необходимо вести беспощадную борьбу.

Начальники кричат, что система подслушивания чужда им, что это разлагает их ряды, а так ли это? Нет, не так. Система подслушивания есть, она поощряется и организуется, но более хитро и скрыто. Как это делается? Там не говорят, что вот ты, Петров, наш человек, помогай-ка нам разоблачать агентов НКВД. Петров, конечно, гитлеровец, в прошлом в чем-либо «обиженный» советской властью, чтобы больше заслужить доверия перед начальством, доносит, что вот Иванов играл в очко, ходил в самовольную отлучку или говорил то-то. Начальник его замечает, всячески выделяет его, награждает то за «хорошую» дисциплину, то за «хорошую» службу. Этот «молодчик» автоматически как бы становится секретным агентом СД и гробит самых лучших организаторов. Таких агентов я знаю двух, о них я напишу ниже.

Кого еще немцы считают своими, пригодными для них? В этом лагере я убедился, что тот, кто безукоризненно выполняет все порядки и правила в немецком вкусе: четкость, быстрота, опрятность, веселый вид. Такого человека немцы называют открытым человеком, довольным новыми порядками и, следовательно, готовым выполнить их задание. В Зандбергском лагере я пробыл до 20 сентября т.г.

Как только я прибыл в Зандберг, через несколько минут полковник Шмидт называет мою фамилию.

Думаю, что что-то не так, что кто-то «стукнул». Кто это мог сделать, я догадывался. Подхожу к полковнику по всем правилам строевого устава Красной Армии. Он посмотрел на меня с головы до ног и говорит, что «ладно, после».

Дело складывалось довольно незавидно. Я начинаю избирать способы защиты. Я решил, что эту защиту можно найти у людей, с которыми я ехал.

По дороге из Пскова я познакомился со старшим лейтенантом Яковлевым, лейтенантом Ивановым Б. С, ст. лейтенантом Гончаровым, лейтенантом Степановым. Эти люди и ряд других ненавидят немцев. От них я узнал, что Хомяков сомневается во мне, он меня хорошо знает и не верит мне, чтобы я решил перейти на сторону немцев. Он говорит, что я был жестоким командиром, плохо относился к подчиненным, много ругал немцев и т. д. Мне стало ясно, что вопрос очень сложный и моя судьба будет зависеть от моего умения защищаться. Эти люди были готовы, но их мало, надо было сделать так, чтобы никто не мог сказать против меня, а все за меня.

Работать с людьми мне помог табак, которого у меня было килограмма 3. Когда я в составе команды 16 человек направлялся из Конотопского лагеря в Псков, то на ст. Конотоп из тюков, приготовленных к погрузке, набросал целый рукав от маскировочного халата табачных листьев. В это время в лагере давали 3 сигаретки в день. Я этот табак раздавал всем. Такая мелочь, как табак, помогла мне кое-что сделать. Через 2–3 дня меня вызвал полковник. Настроение не из приятных. Прихожу к полковнику Шмидту, там были Хомяков, Афонин и еще один. Все земляки. Теперь мне ясно все.

Полковник спрашивает: «Вы занимались в дороге агитацией?» Нет, не занимался. «Вы говорили эстонцам, латышам и т. д., что в Советском Союзе плохо жить?» Нет, господин полковник, не говорил. Ни эстонского, ни латышского, ни литовского, ни польского языков я не знаю. Пленные работали под конвоем очень далеко, а эвакуированные работали за проволокой, и к ним никто не подходил. «Вы говорили перечисленным народам в дороге, что войну Германия проиграла, что Германия стремится к мировому господству и т. д.?» Нет, не говорил. Не настолько я уж глуп, чтобы открыто говорить такие вещи, да к тому же я вообще ни с кем не говорил и из вагона даже не выходил. Об этом могут сказать все, с кем я ехал. Полковник спросил у Хомякова и других. Они сказали, что занимался агитацией, перечислили, какой. После моего последнего рассказа полковник подумал и говорит: «Хорошо, идите, я приду». Приходил полковник, выстраивал роту и перед ротой меня и их троих.

Полковник спрашивает: «Вы знаете лейтенанта Черепова?» Все хором: «Знаем. Занимался он в дороге агитацией, говорил он пленным, эвакуированным и т. д., что вот Германия, и т. д.». Все хором: «Нет, он из вагона не выходил! Он с нами ехал в одном вагоне». Полковник говорит: «Вот видите, оклеветать хотели человека. Помощники нашлись». Полковник приказал командиру роты посадить их в бункер. Дня через два-три они были отправлены в концлагерь как разлагатели дисциплины и компрометирующие немецкую политику. С меня свалилась гора.