И как близкие виды большевизм и нацизм очень остро конкурировали друг с другом. Сталин воспитывал свой народ в духе антифашизма. Его пропагандисты и он сам абсолютно справедливо считали фашизм совершенно аморальным и античеловеческим явлением. В этом с товарищем Сталиным невозможно не согласиться!.. И Гитлер воспитывал свой народ в духе антибольшевизма. Он и его пропагандисты абсолютно справедливо считали сталинизм общественным строем «с аморальным внутренним ядром». В книге «Моя борьба» Гитлер писал: «Нельзя забывать и того факта, что правители современной России — это запятнавшие себя кровью низкие преступники, это накипь человеческая, которая воспользовалась благоприятным для нее стечением обстоятельств, захватила врасплох громадное государство, произвела дикую расправу над миллионами передовых интеллигентных людей, фактически истребила интеллигенцию и теперь вот уже скоро десять лет осуществляет самую жестокую тиранию, какую когда-либо знала история». В этом с господином Гитлером невозможно не согласиться!..
А вот Сталин был вполне согласен с Лениным, отменившим старую мораль и заменившим ее новой: «Морально все, что идет на пользу делу пролетариата». И Гитлер освободил свой народ от «химеры старой морали».
Гитлера немецкий народ любил. Его называли гениальным и сравнивали с солнцем. А Сталина даже и сравнить было не с чем! Солнце с товарищем Сталиным рядом даже срать не садилось.
Ни с чем не сравним
Великий Сталин,
Выше всех высот, глубже всех глубин
Великий Сталин.
Гений его
Выше горных цепей,
Гений его
Ярче солнца лучей.
Солнечный луч
Скован с вечера сном, —
Гений его
Светит ночью и днем.
Зелень лугов
Увядает к зиме,
гений его
Вечно молод и свеж.
Реки текут
И мелеют в пути, —
Гений его
Полноводен и чист.
Темное море
Дно имеет свое, —
Сталинский гений
Глубже северных вод.
Есть конец и граница
В самом дальнем пути,
Только сталинский гений
Не имеет границ».
Перевод с эвенкийского, 1938 г.
Так что если бы эти двое вождей двух лучших народов планеты начали меряться своими гениями, я еще не знаю, кто бы выиграл!..
В 1940 году переводчик Сталина Валентин Бережков оказался в Берлине. Он вспоминает:
«Пал Париж… в Берлине парад войск, возвращающихся из похода на Запад. Сам Гитлер его принимает. Я стою неподалеку от трибуны, на Аллее Победы, вижу, как к фюреру тянутся руки из толпы, когда он медленно проезжает в открытой машине. Какое массовое безумие! Наконец Гитлер на трибуне, в скромном кителе с железным крестом, а вокруг фельдмаршалы, генералы, адмиралы, высшие чины СС.
Гитлер поднимает руку в фашистском приветствии, как бы благословляя войска, проходящие мимо него безукоризненными рядами. Картина внушительная, страшная.
Торгпредство получило пригласительные билеты в дипломатическую ложу в «Кроль-опер» — бывший оперный театр, где после пожара в рейхстаге заседают назначенные Гитлером «парламентарии». Мы пришли заранее и наблюдали, как заполняется зал. Большинство в форме — армейской, морской, СС и СА. Штатских очень немного. На сцене, в президиуме, Геринг в серебристой, специально для него придуманной форме рейхсмаршала. Вся грудь в орденах и медалях. Рядом с ним Гесс, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп, другие нацистские бонзы. Гитлера все нет. Зал притих в ожидании. И вдруг — оглушительный шквал аплодисментов и выкриков. Где-то, под нашей ложей, появился Гитлер. Он медленно, ни на кого не глядя, движется по проходу к сцене. Правая рука поднята в фашистском приветствии, левая лежит на ремне гимнастерки. Он как бы не слышит буйства в зале, выкриков «зиг хайль!», «хайль Гитлер!», «хайль фюрер!»…
Наблюдая все это, думаю и, признаюсь, пугаюсь этой мысли, как много схожего тут с нашими съездами и конференциями, когда в зале появляется Сталин. Те же бурные аплодисменты, переходящие в нескончаемую овацию, так же все встают. И почти такие же, близкие к истерике, выкрики: «Слава Сталину!», «слава вождю!»
…после полугодичного пребывания за границей я возвращался из Берлина в Москву. Внезапный вызов на Родину у советского человека обычно порождал чувство тревоги: не написал ли на тебя кто-то донос, не ждет ли дома какая-либо неприятность. И хотя в телеграмме, присланной в торгпредство, мне предписывалось явиться в секретариат наркома внешней торговли, тут нельзя было исключать некой уловки — не спугнуть «провинившегося»… Те, кто ведал у нас загранкадрами, выработали немало подобных уловок».
Гитлер и Сталин, как верно отмечает Суворов, оба любили монументализм в архитектуре. А я дополню Суворова: не просто монументализм! А римский императорский стиль. Оба наших императора тяготели к античности.
Рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс так и сказал однажды: «фюрер — это человек, настроенный на античность». А предложение Сталина поставить на гигантском Дворце Советов огромную статую Ленина было вольным или невольным воспроизведением одного из вариантов реконструкции древнегреческого Парфенона. По этому варианту Парфенон служил гигантским постаментом для статуи божества.
А что такое монумент «Рабочий и колхозница» как не новоязовская реплика античной статуи «Тираноборцы»?.. Мухинская скульптура впервые была выставлена на Парижской международной выставке в 1937 году у советского павильона. А советский павильон находился аккурат напротив немецкого. И потрясенным посетителям выставки открылась их поразительная схожесть. Схожесть духа и стиля, схожесть устремлений и дерзновенного напора, несокрушимой мощи и атакующей направленности друг на друга.
Со стороны немецкого павильона прямо в нержавеющие бельма рабочего и колхозницы уставились неживые глаза трех гигантских обнаженных немецких товарищей работы талантливого германского скульптора Тораха (композиция «Товарищество»).
Гитлер строил мировую империю, и столица этой империи — Берлин — вся была пропитана духом Рима и римской символикой.
И Сталин строил мировую империю. И столица этой империи вся была пропитана имперским стилем и духом всем известной формулы «Москва — третий Рим, а четвертому — не бывать!»
Глава 2
Зачем Сталин хотел напасть на Германию?
«Россия ничего не забывает,
Все помнит наша древняя земля,
Лишь век за веком ветер выдувает
Песчинки из зубчатых стен Кремля.
Тут каждый камень памятен и дорог,
Тут след времен минувших не исчез.
Есть под брусчаткою земля, которой
Ивана Грозного касался жезл…
Когда вся площадь, флагами аллея,
Кипела человеческой рекой,