Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - читать онлайн книгу. Автор: Тьерри Коэн cтр.№ 45

Габриэль услышал, что открылась входная дверь.

Кевин вошел и застыл на пороге.

Габриэль под впечатлением рассказа своей собеседницы смотрел на паренька с особым чувством, потом встал и протянул ему руку.

— Я хороший знакомый Клары, — представился он.

Парень не пожелал пожать протянутую руку.

— Пришел сказать, что тревожится за Клару, — объяснила сыну мать. — Но я не знаю, чего уж он так боится. Я ему объяснила, что сестра у тебя крепкая.

— Могу я с тобой поговорить? — спросил Габриэль.

Кевин нехотя кивнул и мотнул головой, приглашая выйти с ним за дверь.

На лестнице он помчался через три ступеньки вниз, а на первом этаже внезапно обернулся, схватил обеими руками Габриэля за воротник и с неожиданной силой прижал к стене. Габриэль не успел и глазом моргнуть, как почувствовал у своего горла нож, и Кевин, трясясь от ненависти, глядя бешеными глазами, прошипел:

— Что тебе у нас понадобилось, мразь поганая?

— Я… Я не понимаю…

— Я же знаю тебя, гада! Из-за тебя моя сестра лежит на больничной койке! Мне в полиции показали твою фотку. Хотели узнать, может, я тебя знаю.

И тут Габриэль вспомнил, как он выглядит.

— Я пришел, чтобы…

— Мы тебя простили?

Подросток был неузнаваем. Перед Габриэлем стоял молодой бандит с безумным взглядом и улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Кожей он чувствовал лезвие ножа.

— Погоди, успокойся. Дай слово сказать…

— Откуда узнал наш адрес? — прошипел Кевин.

— Не важно. Важно, что жизнь твоей сестры в опасности. Вот из-за чего я к вам пришел!

Паренек от неожиданности ослабил хватку, его шокировало услышанное. Он попытался понять смысл, но не мог его уловить и разъярился еще больше.

— Нашел дурака басни рассказывать? Ты ее едва не укокошил, а теперь о здоровье волнуешься? Сбрендил, что ли? Из сумасшедшего дома сбежал?

— Выслушай меня, очень тебя прошу, — спокойно произнес Габриэль. — Я пришел, чтобы с твоей сестрой не стряслось плохого. Она может наделать глупостей.

Подросток убрал нож и отступил назад.

— Каких еще глупостей?

— Я слышал, как врачи говорили, что она может покончить с собой.

Кевин уставился в пол.

— Быть не может. Клара такого никогда не сделает.

— Ты уверен?

— Уверен. Клара, она не слабачка.

— При чем тут слабачка? Она угнетена, перенесла тяжелый удар. У нее депрессия. Под влиянием болезни люди меняются.

— Конечно, ей сейчас тяжело. Но меня она ни за что не бросит.

— Возможно. Но сейчас она никого не видит от горя, забыла обо всех. А в тот день, когда отключат аппарат, и ее жених…

— Хлыщ-то этот, — пренебрежительно отозвался подросток, не скрывая, что эту причину для беспокойства считает и вовсе не серьезной.

Габриэля не порадовало столь пренебрежительное мнение Кевина на его счет. Насчет человека, уже погибшего или находящегося при смерти.

— Она его любит.

— Знаю.

— А ты? Ты ненавидишь?

— Тебе-то какое дело?

— Хочу… понять.

— Ты с ним одного поля ягода, вам не понять, как мы живем. Она для него была забавой. Он ее охмурил.

— Ты думаешь, он не любил ее? — возмутился глубоко задетый Габриэль.

— Любил. Как свою машину, свои часы. Трофей. Красивая женщина, почему не побахвалиться?

— Она была с ним счастлива.

— Имела возможность помечтать. А про себя всегда знала…

— Что знала? — распсиховался Габриэль.

— Что в один прекрасный день он ее бросит.

— Она говорила тебе это?

— Да. На свой лад, конечно.

— И когда?

— За несколько дней до аварии. Они тогда здорово поссорились.

Кевин опомнился, и лицо его снова окаменело.

— Да чего ты меня потрошишь? Хочешь все свалить на сестру? Мол, чувствовала себя несчастной, потеряла над машиной контроль? Или сама в дерево втюхалась? Это ты задумал?

— Да ничего подобного. Я виноват в аварии. И уже признал свою вину.

Кевин пытался понять, что привело к ним этого человека, чьи слова и манера себя вести мешали выплеснуться его агрессии. А ему так хотелось ее выплеснуть…

— Что бы ты ни задумал, — заявил Кевин, жалея, что не получается говорить более жестко, — я тебе не советую трогать мою сестру!

Габриэль, погрузившись в свои мысли, был настолько подавлен, что ничего не ответил.

Кевин, видя тоскливую печаль, в которую погрузился странный посетитель, отпустил его.

— Давай мотай отсюда, — приказал он.

— Следи за сестрой. Не оставляй ее. Будь с ней рядом, когда врачи отключат аппарат Габриэля.

— Мотай, я сказал.

Габриэль повернулся и побрел по улице. Светило солнце, но тепла не было. Он едва волочил ноги, такими они стали тяжелыми. Добравшись до машины, рухнул на сиденье и закрыл глаза. Ему нужно было набраться сил, чтобы продолжить свою миссию. А что, собственно, продолжить? Все его попытки выглядели смехотворно по сравнению с тем, чего он хотел бы добиться…

— А вот и мой ангел-хранитель, — прошептал Жозеф, увидев у себя в боксе Габриэля.

Габриэль взял стул и сел возле больного старика. Он показался ему еще более слабым.

— Знаете, Александр, мне почему-то нравится думать, что вы не совсем из здешнего мира. Да, вы кто-то вроде ангела, которого мне послали, чтобы он добрыми словами облегчил мне уход. Вот до чего можно додуматься, когда ты один как перст, когда все твои привычные представления, нажитые жизненным опытом, работой, размышлениями, вдруг рассыпались перед неотвратимой явью конца.

Габриэль — ангел… проводник. Он не мог не улыбнуться очередной насмешке судьбы.

Он взял Жозефа за руку и ощутил слабое биение его жизни. Болезнь одолела тело, но остаток жизненной энергии еще светился в глазах.

— Я был бы рад познакомиться с вами пораньше, — прошептал Жозеф, растроганный дружеским жестом Габриэля. — Мне кажется, мы бы многому друг друга научили.

— Вы бы меня научили, без всякого сомнения. А я? Чем я мог бы быть вам полезен? — пожал плечами Габриэль.

— Возможностью поделиться, — улыбнулся старик. — Раньше я всегда считал, что желание поделиться продиктовано самовлюбленностью. С какой радости считать свой опыт ценностью, которую нужно передавать? Чему такому особенному ты научился? Тем более что твои познания и умения хороши в первую очередь для тебя. Каждый человек в особицу, и нечего лезть со своим к другим. Но с тех пор как я болею, я о многом начал думать иначе. По-другому стал смотреть на вещи. Невозможная гордыня — считать себя особенным. Верить, что распоряжаешься своей жизнью, — тоже большая ошибка. Воображать, что жизнь начинается и кончается тобой, — тут уж и не знаю…