Полюс капитана Скотта - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 53

— Совершенно с вами согласен, сэр, — поддержал его Бауэрс.

— Зато я с вами решительно не согласен, джентльмены, — повысил голос ротмистр. — Лично я отправлялся в Антарктиду, зная, что у экспедиции есть совершенно конкретная цель — Южный полюс! Вспомните мое слово: когда в Лондоне и во всех прочих столицах мира узнают, что в этом соревновании с норвежцами проиграли англичане, которые высадились на Антарктиде значительно раньше прытких, но безнравственных скандинавов, им всем будет наплевать на то, какие там камушки мы таскали в ящиках к полюсу и обратно к судну. На нас будут смотреть как на неудачников, а к неудачникам, как вы знаете, человечество всегда оставалось немилосердным.

— А ведь он прав, — даже не заметил Скотт, что пробормотал эти слова вслух. — К неудачникам мир всегда оставался равнодушным и немилосердным.

— Мы — первооткрыватели, — все больше возбуждался Отс, хотя лейтенант попросил его говорить тише или хотя бы отойти подальше от палатки. — У нас — своя цель, свой крест. Собиратели камней, гляциологи, географы, метеорологи и все прочие придут сюда после нас. Они не будут подвержены азарту гонки, над ними не станет зависать страх перед упущенным лидерством. Но беда в том, что Норвежец это понимал, поэтому, отметая все условности, устремился к полюсу, а наш капитан-камнесобиратель понять этого не способен.

Судя по всему, Бауэрсу с трудом удалось увлечь своих спутников подальше от палатки. Теперь их голоса долетали откуда-то из-за саней, поэтому Скотт мог слышать лишь невнятные отрывки фраз, и только тогда, когда слово вновь и вновь брал ротмистр Отс, всегда поражавший его своим кавалерийским басом.

«Твое счастье, — сказал себе капитан, — что разговор этот проходит без тебя», — и решил не вмешиваться; пусть выговорятся. Точно так же, как выговаривается сейчас он, сидя над полярным дневником.

«Вся история, словно на ладони, — как можно старательнее выводил он, чувствуя, что пальцы его немеют на тридцатиградусном морозе, — норвежцы нас опередили и первыми достигли полюса. Страшное разочарование, и мне больно за своих товарищей. Мы многое передумали и о многом переговорили. Завтра нужно идти дальше, к полюсу, а затем с максимальной скоростью поторопиться с возвращением домой. Конец всем нашим мечтам; возвращение будет печальным. Очевидно, мы спускаемся (с горного плато. — Б. С.) и очевидно также, что норвежцы избрали более легкий путь».

Скотт несколько раз пытался продолжить описание, но всякий раз обессиленно и опустошенно отступал. Он вдруг почувствовал, что все, что он мог сказать, уже сказано словами той скупой исповеди, на которую он решился, полулежа в нескольких шагах от победного черного флага соперников-норвежцев. Он чувствовал себя так, словно раненым оказался в стане врага, где его уложили у ненавистного ему флага. Конечно, никакой особой неприязни к Амундсену он не испытывал, или по крайней мере пытался не испытывать. Тем не менее горечь утерянной возможности все явственнее проявлялась у него вместе с неукротимой завистью, и капитан пока что не мог ничего с собой поделать.

Улегшись в спальный мешок, он закрыл глаза и попытался возродить в памяти лицо Кетлин, ее ослепительно белозубую улыбку, её голубые, с какой-то подростковой хитринкой, глаза…

Она — с двухмесячным сынишкой на руках; она — лежащая в призывной позе на высокой кровати в каком-то лондонском отеле, названия которого он теперь почему-то не мог вспомнить; она — на небольшом утесе, на фоне умопомрачительно зеленых новозеландских холмов в окрестностях Литтелтона.

После первых ностальгических приступов тоски по жене капитан дал себе слово как можно меньше тревожить ее дух своими воспоминаниями, а теперь раскаивался в том, как непростительно редко обращался к ее образу, ко всему тому, что их сближало и роднило.

«Стоит ли эта безжизненная ледяная пустыня того, чтобы на целые годы лишать себя общения с женой и сыном, общения со всем тем прекрасным миром, который простирается за последними скоплениями пакового льда и потерявшимися посреди океана айсбергами?» — вот тот мучительный вопрос, который уже не раз возникал в его «полуотмороженном» и воспаленном сознании. И который теперь, после поражения у вершины полюса — Скотт прекрасно понимал это, — с каждым днем будет становиться все более навязчивым.

Единственное, что могло его хоть как-то умиротворять, так это то, что путь к полюсу, путь к мечте и славе, он избрал сам, не подчиняясь ничьей злой воле, не стыдясь прошлого и не страшась будущего. «Поэтому теперь ты сам себе судья, — огласил Скотт безжалостный вердикт судьбы. — И даже Господь не сподобится быть с тобой более жестким и суровым, чем способен быть по отношению к своим решениям и поступкам ты сам!»

Вырвавшись из потока сумбурных мыслей, капитан приказал всем полярным странникам зайти в палатку и предаться сну, а затем из-под прикрытых ресниц проследил за тем, как его спутники, один за другим, молчаливо протискиваются в их обшитую шкурами хижину и опускаются каждый на свое привычное место.

«Очень скоро и ты и все они так навеки и останетесь в этой палатке, — неожиданно ожил его внутренний голос, возможно, подчинявшийся некоему духу этой ледовой империи. — Вы так и дойдете до грядущих поколений вечно молодыми, не поддающимися телесному и душевному тлену. Этот спящий подо льдами веков континент уже никогда не отпустит вас».

За все время странствия к полюсу Роберт ни разу не допускал мысли о возможной гибели экспедиции, и вдруг она каким-то образом ворвалась в его сознание. Причем произошло это в самой благоприятной ситуации, когда никто и ничто не угрожало ни ему, ни его товарищам. Как это понимать? Неужели голос судьбы?

«Скорее всего, ты так и погибнешь здесь», — теперь уже вполне осознанно сказал себе капитан Скотт, явственно осознавая, что мрачная перспектива почему-то ничуть не страшит его. Да, теперь уже не страшит.

Мало того, Роберт неожиданно поймал себя на мысли, что возможно, теперь, в создавшейся ситуации, его мученическая гибель в снегах была бы лучшим из всех возможных исходов этой полярной авантюры. «Видимо, все то главное, что ты мог сказать о себе миру, — размышлял Скотт, — ты сказал своей первой экспедицией в Антарктиду, увенчавшейся выходом книги „Путешествие на „Дискавери“».

Именно тогда тебя заметил король, именно тогда ты познал цену славы, любви и… зависти. Впрочем, о зависти сейчас не стоит… Иное дело — специально по случаю успеха экспедиции на «Дискавери» отлитая по приказу короля Антарктическая медаль, которой были награждены все участники этого похода; или избрание тебя почетным доктором наук Кембриджского университета [37] . Затем были золотые медали Королевского географического общества, а также географических обществ Дании, Швеции, Шотландии, США.

Даже Императорское географическое общество России неожиданно откликнулось избранием своим почетным членом. И, наконец, объявление тебя кавалером ордена Виктории, вслед за которым последовало назначение, уже в чине капитана первого ранга, на должность командира линейного корабля «Виктория», а затем — самого современного, прекрасно вооруженного линкора «Балоук», в кают-компании которого тебе, морскому полковнику, уже пророчили чин контр-адмирала Королевского флота.