— Откуда ты все это узнал? — тихо спросил Сол.
— Я поговорил с секретаршей Френсиса — она тоже работает у него время от времени. Потом как-то вечером я навестил его офис.
— Беру свои слова назад, Модди. В тебе действительно есть нечто от Джеймса Бонда.
— Ага, — согласился Арон. Обеденное время в ресторане закончилось, за столами почти никого не осталось, кроме нескольких человек, не торопившихся с едой. Сол и Арон не сильно бросались в глаза, но метрах в пяти от них уже никого не было. Где-то в подвальном помещении за дверью ресторана заплакал ребенок — голос у него был, как у автомобильного клаксона. — Но эт-то еще далеко не все, дядя Сол, — протянул Арон, совсем как киношный ковбой.
— Ну, продолжай.
— Секретарша сказала, что Харрингтону часто звонил человек, который никогда не называл своей фамилии, — сообщил Арон. — Полиция интересовалась, кто бы это мог быть, но она сказала, что не знает... Харрингтон же не вел никаких записей по этому делу, кроме заметок насчет расходов на дорогу и прочего. Как бы там ни было, этот новый клиент настолько загрузил Френсиса работой, что тот попросил своих старых товарищей по колледжу помочь ему.
— Понятно, — кивнул Сол. Арон глотнул кофе из чашки.
— Ты сказал, что Харрингтон был твоим студентом, дядя Сол. Но в Колумбии на этот счет нет никаких записей.
— Он прослушал у меня два курса, — пояснил Сол. — «Война и человеческое поведение» и «Психология агрессии». Френсис ушел из Принстона не потому, что плохо учился. Наоборот, он был блестящим студентом, но ему было скучно. Правда, на моих лекциях ему скучать не приходилось... Продолжай, Модди.
Арон сжал губы, и это немного напомнило Солу, какое упрямое выражение лица было у Давида Эшколя, когда они на ферме неподалеку от Тель-Авива до рассвета спорили о моральной стороне партизанской войны.
— Секретарша сказала полицейским, что клиент Харрингтона говорил с еврейским акцентом. Она заверила меня, что всегда может отличить еврея по манере говорить. У этого был иностранный акцент. Возможно, немецкий или венгерский.
— Ну и?..
— Так ты наконец скажешь, в чем тут дело, дядя Сол?
— Не сейчас, Модди. Я сам толком ничего не знаю. Рот Арона был все так же упрямо сжат. Он постучал пальцем по двум другим папкам. Они выглядели потолще, чем первая.
— У меня тут еще кое-что есть. Кое-что похлеще, чем тупик с Харрингтоном. Мне кажется, обмен может получиться равноценным.
Сол слегка поднял брови.
— Значит, речь идет уже об обмене, а не о доброй услуге?
Арон вздохнул и открыл вторую папку.
— Борден, Уильям Д. Предположительно родился восьмого августа тысяча девятьсот шестого года в Хаббарде, штат Огайо, но в деле нет совершенно никаких документов между свидетельством о рождении в девятьсот шестом году и внезапным изобилием разных бумаг: карточек программ соцобеспечения, водительских прав и так далее — в сорок шестом. Обычно компьютеры ФБР обращают внимание на такие вещи, но в данном случае, похоже, всем было наплевать. Я так думаю, что если поискать на кладбищах вокруг Хаббарда, штат Огайо, или как там эта дыра называется, мы найдем ма-аленький надгробный камень над могилой малютки Билла Бордена, упокой Господи его невинную душу. А вот взрослый мистер Борден, похоже, выскочил на свет Божий в Ньюарке, штат Нью-Джерси, где-то в начале сорок шестого года. В следующем году он уже переехал в Нью-Йорк. Кем бы он ни был, деньги у него имелись. В сорок восьмом и сорок девятом он был среди невидимых спонсоров пьес на Бродвее. Он купил свою долю у заправил шоу-бизнеса, но, похоже, не очень-то общался с ними. Во всяком случае, я не могу найти каких-либо следов в светской хронике тех лет, и никто из стариков, работавших тогда на продюсеров и агентов, ничего о нем не помнит. Как бы там ни было, в пятидесятом Борден перебрался в Лос-Анджелес, в том же году вложил деньги в какой-то фильм и с тех пор стал там крупной и заметной фигурой, особенно в шестидесятых. Те, кто знают всю подноготную жизни в Голливуде, звали его Фриц, или Большой Билл Борден. Иногда он закатывал вечеринки, но никогда ничего по-крупному, всегда обходилось без участия полиции. Этот парень был просто святой — не нарушал правил дорожного движения, не болтался по улицам пьяным, в общем, ничего такого... А если и случалось, то у него имелось достаточно денег и связей, чтобы от его прегрешений и правонарушений в официальных бумагах не оставалось ни следа. Что ты на это скажешь, дядя Сол?
— Что еще у тебя есть?
— Ничего. Ничего, кроме кое-каких сплетен с киностудии, фото входа в поместье герра Бордена в Бел-Эйр — самого дома не видно — и вырезок из "Лос-Анджелес Таимо и «Вэрайети» о его гибели в авиакатастрофе в прошлую субботу.
— Можно мне взглянуть на все это? Когда Сол кончил читать заметки, Арон тихо спросил:
— Это он, дядя Сол? Твой оберет?
— Возможно, — кивнул Сол. — Я хотел выяснить.
— И ты послал Френсиса Харрингтона выяснять это в ту самую неделю, когда Борден погиб в авиакатастрофе.
— Да.
— А твой бывший студент и оба его помощника погибли в те же самые три дня.
— Я не знал про Дениса и Селби, пока ты мне не сказал, — промолвил Сол. — Мне и в голову не приходило, что им может угрожать реальная опасность.
— Опасность со стороны кого? — настаивал Арон.
— Честно, не знаю. Пока, — сказал Сол.
— Расскажи мне все, что знаешь, дядя Сол. Возможно, мы сможем тебе помочь.
— Мы?
— Леви. Дэн. Джек Коуэн и мистер Бергман.
— Они из посольства?
— Джек — мой начальник, но он еще и друг, — заверил Арон. — Расскажи нам, в чем тут дело, и мы поможем тебе.
— Нет.
— Что «нет»? Не можешь мне рассказать или не хочешь?
Сол оглянулся через плечо.
— Ресторан через несколько минут закроется. Пойдем куда-нибудь в другое место.
Мышцы в уголках рта Арона напряглись.
— Трое из этих людей — вон та пара около входа и молодой парень поблизости от тебя — это наши. Они будут сидеть, пока нам нужно присутствие других людей.
— Значит, ты им уже все сказал?
— Нет, только Леви. Да он в любом случае был нужен — делать снимки.
— Какие снимки?
Арон достал фото из последней, самой толстой папки. На нем был изображен небольшого роста человек с темными волосами, в рубашке с открытым воротом и кожаной куртке. Глаза чуть полуприкрыты набрякшими веками, жесткий рот. Он пересекал узкую улицу; куртка расстегнута, полы разлетались.
— Кто это? — спросил Сол.
— Хэрод, — ответил Арон. — Тони Хэрод.
— Компаньон Уильяма Бордена. Ею имя упоминается в заметке в «Вэрайети».