Женщина по-прежнему молчала, но пистолет опустила. Сол увидел, как дрогнули ее плечи, и подумал — не плачет ли она.
— Ну что ж. — Он слегка коснулся ее руки, — возможно, я и смогу вам помочь. Может, вдвоем нам удастся как-то разумно истолковать это безумие. Пойдемте отсюда, из этого дома. В нем пахнет смертью.
* * *
Дождь прекратился. В саду пахло мокрыми листьями и землей. Девушка провела Сола к дальней стене каретного сарая, к дыре, прорезанной между старой чугунной решеткой и новой стальной сеткой. Он протиснулся в эту дыру вслед за ней. Сол заметил, что она сунула пистолет в карман своего белого плаща. Они пошли по переулку; гаревая дорожка тихонько похрустывала у них под ногами. Вечер был прохладный.
— Откуда вы узнали? — спросила она.
— Догадался.
Они дошли до улицы и некоторое время стояли молча.
— Моя машина там, у парадного входа.
— Да? А как же вы меня увидели?
— Я заметила вас, когда вы проезжали мимо. Вы очень пристально вглядывались и почти остановились перед домом. Когда вы завернули за угол, я пошла сюда, чтобы проверить.
— Гмм... Из меня получился бы паршивый шпион.
— Вы действительно психиатр?
— Да.
— Но вы не из здешних мест.
— Нет, из Нью-Йорка. Я иногда работаю в клинике Колумбийского университета.
— Вы — американский гражданин?
— Да.
— А ваш акцент, он что... немецкий?
— Нет, не немецкий. Я родился в Польше. Как вас зовут?
— Натали. Натали Престон. Мой отец был... Ну, вы все это знаете.
— Нет, я очень мало знаю. Вот в данный момент я знаю только одно с полной уверенностью.
— Что? — Лицо молодой женщины казалось очень напряженным.
— Что я умираю с голоду. Ничего не ел с самого утра. Только выпил чашку жуткого кофе в кабинете , шерифа. Если вы согласитесь поужинать со мной где-нибудь, мы могли бы продолжить беседу.
— Да. Но только при двух условиях, — кивнула Натали Престон.
— Каких?
— Во-первых, вы мне расскажете все, что знаете по поводу гибели моего отца. Все, что может ее как-то объяснить.
— А еще?
— А во-вторых, если вы снимете эту вашу промокшую шапочку, когда мы будем есть.
— Согласен.
* * *
Ресторан назывался «У Генри» и располагался совсем недалеко, возле старого рынка. Снаружи он выглядел не очень-то респектабельно: побеленные стены без окон и каких-либо украшений с единственной светящейся вывеской над узкой дверью. Внутри помещение было старым, темным и напоминало Солу гостиницу около Лодзи, где его семья иногда обедала, когда он был еще мальчиком. Между столами бесшумно сновали высокие негры в чистых белых куртках. В воздухе стоял терпкий возбуждающий запах вина, пива и даров моря.
— Чудно, — обрадовался Сол. — Если тут еда такая же вкусная, как запахи, это будет что-то незабываемое.
Их надежды вполне оправдались. Натали заказала салат с креветками, а Сол съел несколько кусков меч-рыбы, поджаренных на вертеле, с овощами и с картофелем. Оба пили холодное белое вино и разговаривали обо всем на свете, кроме того, зачем пришли сюда. Натали узнала, что Сол живет один, хотя и обременен экономкой, оказавшейся наполовину ведьмой, наполовину терапевтом. Он объяснил Натали, что ему никогда не придется обращаться за профессиональной помощью к своим коллегам, пока рядом есть Тима: она не переставала растолковывать ему его же неврозы и искать способы их излечения.
— Значит, у вас нет семьи? — спросила Натали.
— Только племянник — в Штатах. — Сол кивнул официанту, убиравшему тарелки с их стола. — В Израиле у меня кузина и множество более дальних родственников.
Сол узнал, что мать Натали умерла несколько лет назад и что сама девушка сейчас учится в аспирантуре.
— Так вы учитесь в университете на севере? — спросил он.
— Ну, не совсем на севере. В Сент-Луисе. Вашингтонский университет.
— А почему так далеко от дома? В Чарлстоне ведь есть колледж. Один мой приятель некоторое время преподавал в университете Южной Каролины в... кажется, в Колумбии?
— Да.
— Потом есть еще Уоффордский колледж. Это в Южной Каролине, так?
— Правильно, — кивнула Натали. — Есть еще и Университет Боба Джонса в Гринвилле; но отец хотел, чтобы я уехала подальше от Зоны Бедных Белых Хулиганов, как он ее называл. В Вашингтонском университете в Сент-Луисе прекрасная аспирантура по педагогике. Пожалуй, это одно из лучших заведений для человека с дипломом по искусству. Во всяком случае, там мне даже удалось стать стипендиатом.
— Вы — художница?
— Фотограф. Немного занималась кино. Немного рисовала и писала маслом. Вторая специальность у меня — английский. Я училась в Оберлине, Огайо. Приходилось слышать?
— Да.
— В общем, одна моя подруга — она пишет акварелью, и очень хорошо, кстати, зовут ее Диана Гольд, — в прошлом году убедила меня, что мне понравится преподавать. А почему я вам все это рассказываю?
Сол улыбнулся. Официант принес счет; Сол настоял на том, что оплатит его сам, и щедро дал на чай.
— Вы мне так ничего и не скажете? — спросила Натали. В голосе ее прозвучала боль.
— Напротив, — заверил Сол. — Возможно, расскажу вам больше, чем когда-либо кому-то рассказывал. Вопрос только — почему?
— Что почему?
— Почему мы доверяем друг другу? Вы видите, как незнакомый человек вламывается в чужой дом, а два часа спустя мы вот так мило болтаем, славно поужинав. Я встречаюсь с молодой женщиной, которая первым делом наставляет на меня пистолет, а через пару часов я готов поделиться с ней чем-то таким, что оставалось невысказанным много лет. Почему так, мисс Престон?
— Зовите меня Натали. И я могу объяснить только то, что сама чувствую.
— Объясните, пожалуйста.
— У вас честное лицо, доктор Ласки. Возможно, «честное» — это не то слово. Неравнодушное лицо. В вашей жизни было много печали... — Натали остановилась.
— У всех в жизни много печали, — тихо сказал Сол.
Темнокожая девушка кивнула.
— Но некоторых людей это ничему не учит. Вас, мне кажется, жизнь многому научила. Это... Это видно по вашим глазам. Я не знаю, как яснее выразиться.
— Значит, на этом мы основываем свои суждения и само наше будущее? — спросил Сол. — Судим по глазам человека?
Натали взглянула на него.
— А почему нет? У вас есть лучший способ? — Это не был вызов, просто серьезный вопрос. Ласки медленно покачал головой.