— Сеньор капитан, надеюсь, вы составите мне компанию, — с надеждой молвил Антонио де Фариа. — Очень хочу сходить на экскурсию в этот замечательный район. Ваша любезность будет щедро оплачена.
— К вашим услугам, сеньор… — Альфонсо Диас поклонился и вернулся к своим обязанностям.
Каравелла «Ла Маделена» причалила. К судну сразу же кинулась толпа, в которой легко было угадать кряжистых портовых грузчиков, намеревавшихся немедленно приступить к своим обязанностям, извозчиков, подряжавшихся за умеренную плату доставить груз по назначению, перекупщиков-евреев, готовых весьма убедительно растолковать купцу, что товары, которые он привез, дрянные и никто их у него не купит, потому как в Амстердаме такого добра полно, но они готовы в убыток себе явить бедолаге милость и приобрести все оптом, естественно, за полцены. А еще там были сводники, зазывавшие матросов в район красных фонарей Де Валлен, мелкие воришки, мошенники, калеки-попрошайки, побывавшие в застенках инквизиции, отставные солдаты и бывалые морские волки без монеты в кармане, которые надеялись на дармовое угощение — давно не видевшие берега матросы были щедры… Пристани Амстердама были котлом, в котором варились все человеческие страсти и пороки, густо замешанные на наживе и приправленные кровью.
Альфонсо Диас в один момент разрушил надежды встречавших «Ла Маделену» амстердамцев. Он приказал вывесить на корме белый вымпел. Людям сведущим этот клочок материи подсказывал, что товара для продажи на судне нет и что каравелла зашла в порт для того, чтобы пополнить припасы. Толпа значительно поредела; остались лишь те, кто надеялся на кружку пива от щедрот команды «Ла Маделены», и упрямые евреи перекупщики. Они подметили, что судно загружено под завязку, и им очень хотелось побеседовать с владельцем груза.
Но тут раздались воинские команды, и на причале появился небольшой отряд испанцев, сопровождавший плешивого монаха-доминиканца. Подхватив полы своих длинных одежд, — чтобы не мешали бежать — евреи бросились врассыпную. За ними последовали и калеки, в памяти которых еще были свежи воспоминания о застенках инквизиции. Лишь солдаты-ветераны и матросы, большей частью бывшие пираты, не торопились очистить причал. Они глухо роптали, а во взглядах, обращенных на испанцев, плескалась ненависть.
Монах поднялся на палубу каравеллы и, смиренно опустив голову, сказал, обращаясь к Альфонсо Диасу, в котором сразу угадал капитана:
— Я рад, что вы благополучно добрались до Амстердама. Господь милостив… Меня зовут отец Игнасио. Если у вас появятся какие-то пожелания или возникнут трудности, обращайтесь ко мне. Мне предписано помогать вам во всех вопросах, которые могут возникнуть в связи с вашей миссией.
Фернан Пинто, стоявший немного поодаль, невольно поразился: каким образом святая инквизиция сумела опередить каравеллу и подготовиться к прибытию «Ла Маделены» в Амстердам?! Он переглянулся с Антонио де Фариа; бывший пират в недоумении поднял брови. Ему тоже показалось невероятной такая прыть отцов-инквизиторов. Мало кто в мире знал, что святая инквизиция (как и Общество) нередко прибегает к голубиной почте. Для этого в монастырях были построены большие голубятни, и крылатые гонцы доставляли донесения тайных агентов, а также разносили приказы Великого инквизитора и генерала Общества Иисуса по всей Европе.
Пожелание пока было лишь одно: встретиться с человеком, который может составить миссии протекцию в Московии. Фернан Пинто уже знал, что иноземцам торговать с Москвой не так-то просто. Увы, Филипп II совершил большую ошибку, когда состоял в браке с английской королевой Марией Тюдор. Своим королевским указом они освятили в 1555 году существование Московской торговой компании, которая захватила почти всю торговлю с Московией.
Великий князь московитов дон Хуан даровал английским купцам право свободного въезда, передвижения и беспошлинной торговли в русских землях, а также подарил им дом в Москве, где они организовали Гостиный двор. Англичане всеми силами препятствовали появлению в Москве купцов из других стран, не гнушаясь подкупом великокняжеских дьяков и подьячих, возводивших на конкурентов-иноземцев напраслину.
Среди купечества бытовала поговорка: «Поехал в Московию по шерсть, а вернулся стриженным». Оболганных купцов нередко обвиняли как иноземных шпионов и, отобрав товары, выгоняли из Московии взашей. Хорошо хоть головы не рубили — дон Хуан понимал важность торговли с другими странами. Поэтому торговать в Москве решались немногие смельчаки. Зато прибыль у них была весьма существенной — не в пример тем, кто боялся иметь дела с Московией и за бесценок отдавал свои товары англичанам…
Фернан Пинто ушел вместе с отцом Игнасио, а де Фариа стал терпеливо дожидаться, пока Альфонсо Диас исполнит все то, что предписано морскими законами капитану судна по прибытии в порт. Он непременно хотел посетить район Де Валлен, чтобы выпить там кружку-другую дженевера
[45]
, о котором был немало наслышан, и пообщаться с местными красотками.
Тем временем Фернан Пинто вышагивал в сопровождении испанских солдат по улицам Амстердама. Видимо, его приняли за очередную жертву инквизиции, потому что со всех сторон он ощущал на себе сочувственные взгляды. А в одной улочке на солдат обрушился град камней, но догнать инсургентов и наказать их испанцы даже не пытались — это были подростки, которые мигом, как горох, рассыпались среди домов, проскальзывая в немыслимо узкие щели, через которые только коты могли пролезть.
Наконец небольшая кавалькада остановилась возле трехэтажного дома с двором, окруженным высоким забором. Судя по внушительному фасаду с фигурами наяд и лепнине, здесь жил богатый негоциант. Их встретил привратник — вооруженный до зубов детина, и отца Игнасио вместе с Фернаном Пинто пропустили во двор; солдаты остались за воротами.
— Отец Игнасио! Какая честь! — воскликнул дородный купчина; в его грубом голосе слышалась явная фальшь, смешанная с душевным трепетом. — Я рад приветствовать вас в моем скромном жилище!
Купец встретил инквизитора и фидалго на пороге, что указывало на великое почтение к гостям.
— Мир дому сему, — вежливо ответствовал монах. — Герр Ламберт! Я привел к вам друга, которому нужно оказать посильную помощь. Церковь будет вам очень признательна, мин герр.
— Всенепременно, святой отец! — с воодушевлением воскликнул голландец; похоже, он мысленно прочитал благодарственную молитву святому покровителю своей семьи — визит инквизитора обычно не сулил богатому негоцианту ничего хорошего. — Сделаю все, что в моих силах! Прошу вас в дом, у меня как раз накрыт стол, отобедаем.
— Премного благодарны, — постным голосом ответил доминиканец. — Однако прошу извинить меня, мин герр, — дела. Мне пора к мессе. Я оставляю вам этого достойного господина. Надеюсь, вы найдете общий язык.
С этими словами монах поклонился и выплыл за ворота. Герр Ламберт облегченно вздохнул и украдкой смахнул пот со лба; слуга широко распахнул дверь, и Фернан Пинто оказался в просторной зале с большим изразцовым камином, стены которой были сплошь увешаны картинами и златоткаными гобеленами.